Диссертация (1145159), страница 77
Текст из файла (страница 77)
Подобным образом мы угадываем за видимой поверхностью вещейневидимую глубину не потому, что помним о скрытых сторонах, а потому, чтовидение оказывается также и тем, что видится в скрещении других чувств,рождается под взглядом невидимой глубины, и только потому и различается какакт, в котором утверждение настоящего полагается на собственное прошлое.Собирание тела в единстве стоит сопоставить с бергсоновским пониманиемглубины прошлого как виртуальной ткани образов, пребывающих один в другом,поскольку именно эта ткань и обусловливает восприятие длительности,проживание самой утраты и угасания явления в качестве нового восприятия.
Вэтом смысле завершенность восприятия не тускнеет как след прошедшего, а,наоборот, сохраняется как насыщенность и полнота явления, раскрытаятелесность присутствия, тело мира, проживающее собственное Прошлое. Вкаждом восприятии мы различаем это молчаливое Прошлое, и, однако, полнотаего кажется совершенно невозможной, несхватываемой для отдельного акта, аЮнгер Эрнст. Сердце искателя приключений.
Фигуры и каприччо. Пер. с нем. А. Михайловского. AdMarginem, 2004. С. 37.650354потому как будто несуществующей, всего лишь примысливаемой благодаряпривычке к припоминанию. В противоположность этому взгляду, мы считаем, чтовоспоминание только потому и возможно, что в непосредственном опыте нам ужеизвестно прошлое как собранность собственного тела и объемлющего его теламира, как длительность, в которой утрата служит условием выявления нового, и,прежде всего, таким условием является для нас каждый отдельный актвосприятия, поскольку он утверждается, растрачивая себя в воспринятом, и,угасая, возвращается к полноте целого, позволяя, таким образом, проявиться ей впереживании прошлого.По-видимому, мы должны говорить не столько о модификации или угасанииакта сознания, сколько о такой растрате акта, которая является условием егоосуществления.
Этим исключается первичность настоящего, наоборот, любоеутверждение протекает на фоне некой избыточности и растраты, на фонепредваряющей глубины прошлого, переживаемой в каждой черте, в каждойустойчивой определенности настоящего. Растрата означает не потерю, а, скорее,присущую акту восприятия возможность встречи, а также возможность новоговосприятия из уже увиденного, из самих вещей, из предшествующего отражения вматерии мира. Это – единственная возможность обретения и признания себяблагодаря отражению в другом, первичный аффект, наделяющий насчувствительностью одновременно к себе и другому, можно сказать и иначе, это –мера присутствия, опрокинутая в бытие, и потому абсолютная закрытая длякакой-либо внешней интерпретации, хотя и открывающая каждый опыт сознанияпростому факту предшествования бытия, не выводимой из настоящеговозможности воспоминания, возвращения утраченного.
Прошлое утраченноговремени возвращает в воспоминании то, что только в растрате каждогопереживания и может быть приоткрыто, потому что составляет завершенность исовершенство целого, связь вещей, уходящую вглубь времени сквозь отдельныемоменты настоящего.Опустошение настоящего в своеобразной растрате сознания, уверенного в себеакта восприятия или утверждения чего бы то ни было, можно назвать355первоначальным воспоминанием, протовоспоминанием, каковым является посути платоновский анамнесис. Речь идет о припоминании тождественного, вотношении которого душа остается иной, но припоминание является также имимесисом, подражанием и отражением в тождественном как в своем Другом,встречей с тем, что превосходит ее, но при этом открывается в переживаниитождества с превосходящим.
Что же значит это столь важное для воспоминанияпереживание тождества в смысле возвращения того же самого? Что значитпотерять нечто и вернуться к нему как тому же, пускай уже прошлому? Каксохраняется чувство «того же»? Например, запах мыла напоминает мне ушедшеевремя, утраченное ощущение себя и других людей, потому что это тот же запах,точно такой же, что и тогда. Но не потому ли он узнается как тот же самый, чтоуже тогда он был больше себя, вместил в себя нечто другое, все те ощущения,которые теперь пробуждаются вместе с ним? Мыло пахнет одинаково, теперь итогда, но возвращается даже не запах (тот же, такой же, схожий), а возможностьвместить одно в другом, присутствовать в другом, быть в тождественном как вместе встречи. Тождество – это только место, и не в смысле физических границ иразделений, а в смысле встречи, которая совершилось в на-стоящем, и неотделима от него как привычная связь моментов в последовательности ощущений,в неразличимом, но различающем взгляде иного настоящему: прошлого.Прошедшее не воспроизводимо, однако прошлое всегда здесь – в повторенииформы или структуры, фрагмента, эмблемы, символа.
Нас не удивляет, чтоверность утраченному времени осуществляется в форме подобных разметок испособов освоения места: внешней территории или мнемонической топографии,организации текста или пространства речи. По сути, точность воспроизведенияпредполагает не повторение того же сущего, а лишь отступление к месту, вкотором это сущее могло бы состояться вновь, ибо, совершившись однажды, оностало собственной мерой встречи, местом непреходящего прошлого. Ведь речьидет не об абстрактном месте, о некой впускающей пустоте, безразличной киндивидуальности заполняющих ее вещей; наоборот, только индивидуальность иможет предоставить место в себе, стать местом для другого и тем самым войти в356пространство взаимной причастности сущего.
Избыточность настоящего связанаименно с пространством, поскольку сверх непосредственно данного, какпредполагается, вмещает в себя бесконечность всего существующего в каждыймомент. Стоит пройтись по улице, чтобы поток машин и прохожих сталреальностью настоящего и оставался ею, когда прогулка уже в прошлом и шумулицы затих за стенами дома. Таким образом, прошлое как бы снимаетпространственную границу настоящего, позволяя «видеть» обращенные прочь отнас стороны вещей, граничащие с невидимыми и неизвестными вещами,уводящими в даль пространства, в одинаковой мере – настоящую, прошлую ибудущую.Мы можем сказать, что растрата акта в протовоспоминании и есть не что иное,как первичное размещение и распределение опыта в пространстве, которое, какпоказал Кант, образует чистую форму предшествования, соединяющую данностивнешних чувств.
Здесь, впрочем, важно не упустить понимание темпоральнойструктуры воспоминания. Мы воспринимаем пространство лишь в движении идействии, и это освоение границ и маршрутов приучает взгляду со стороны,видению себя видящим, в буквальном смысле – наследованию себя внутри места,которое присваивается как необходимое условие этого наследства. По сути, такимпродвижением вдоль границ места является уже и акт восприятия.
Что мычувствуем, когда проводим рукой по поверхности вещи? Прежде всего сама рукапревращается в поверхность, на которую своим воздействием указывает вещь, илишь в этом указании распознаются ее формы и качества. Таким образом, телоявляется не только местом регистрации внешних воздействий, но и способомразличения до и после, пред-установленных границ тела и подвижных границпространства. Это не значит, что время вытекает из пространства, как и то, чтопространство в своем предшествовании выводится из времени, но это значит, чтоместо позволяет времени стать формой внутреннего чувства, как и то, что времяпревращает пространство в карту воспоминания651.Усилие двойной расшифровки пространственных и временных координат, образующее память тела, а точнеепамять боков, колен, плеч, лучше всего описано в знаменитом пассаже Марселя Пруста: «Всякий раз, когда я при651357Прошлое не существует в ином пространстве, нежели пространствонастоящего, напротив, само пространство и есть та граница, где настоящеерождается и выявляется в том, что случилось до всякого настоящего – какполнота завершенного и сбывшегося.
Делез пишет по поводу знаменитогобисквитного пирожного у Пруста, что оно открывает незапамятный мир Комбрэ вего не прожитом великолепии, как «чистое прошлое», «никогда не бывшеенастоящим: в-себе Комбрэ»652. В известной мере, Делез вторит здесь словамСартра:Прошлое именно и есть в-себе, которым я являюсь в качестве пройденного, устарелого…Если я не могу возвратиться в прошлое, то это не из-за какого-то магического свойства, котороеего делает недосягаемым, но просто потому, что оно в-себе, а я для-себя; значит прошлое естьто, чем я являюсь, не имея возможности им существовать 653.Однако в этом понятии завершенного в-себе улавливается лишь самоеабстрактное значение прошлого, не позволяющее понять, как мы проникаем в этов-себе в воспоминании, почему хотим помнить то, что завершилось и устарело,что недосягаемо бытию для-себя.
Мир Комбрэ возникает в памяти весь сразу, какесли бы атом прошлого раскрылся вдруг в бесконечное множество событий ипереживаний, продолжающих совершаться одно в другом, удерживающих одно вдругом в полноте, не доступной настоящему, но открытой случайному моментупогружения в прошлое.
Свободе для-себя воспоминание преграждает путь,обнаруживая необратимость его бытия в-другом, его присутствия среди вещей имест, впечатлений и голосов, огибающих это для-себя и набрасывающихочертания его тела, положение рук и ног, направленность взгляда и характертаких условиях просыпался, мой разум тщетно пытался установить, где я, а вокруг меня все кружилось впотьмах:предметы, страны, годы. Мое одервеневшее тело по характеру усталости стремилось установить свое положение,сделать отсюда вывод, куда идет стена, как расставлены предметы, и на основании этого представить себе жилищев целом и найти для него наименованье.
Память – память боков, колен, плеч – показывала ему комнату закомнатой, где ему приходилось спать, а в это время незримые стены, вертясь в темноте, передвигались взависимости от того, какую форму имела воображаемая комната. И прежде чем сознание, остановившееся внерешительности на пороге форм и времен, сопоставив обстоятельства, узнавало обиталище, тело припоминало,какая в том или ином помещении кровать, где двери, куда выходят окна, есть ли коридор, а заодно припоминало темысли, с которыми я и заснул, и проснулся». Пруст М. В поисках утраченного времени: По направлению к Свану.Перевод с французского Н. М.