Диссертация (1145159), страница 67

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 67)

Этои есть первый синтез памяти, или первый вид памяти, хотя в большинстве случаевмы совершенно не осознаем подобные привычки и заученные уроки каксвидетельства памяти, потому что само действие удержания прошлого, синтез538539Бергсон А. Цит. изд. С. 206.Там же. С. 207.305повторяющихся действий, чаще всего забыты в автоматизме наших навыков ипривычности знаний. Стоит отметить важное различие в понимании привычки уБергсона и Гегеля.

У Гегеля в привычке дух обретает равновесие единичного ивсеобщего в самом себе и вместе с этим получает гарантию дальнейшегопродвижения в самосознании и подчинении единичности чувственноговсеобщности понятия; напротив, Бергсон видит в привычке не толькопробуждение памяти, но и возможность ее угасания и забвения, растворения духав материи и угасания его творческого порыва. Именно поэтому под вопросомоказывается то, что должно оставаться незабвенным в действии, что сохраняется вустоявшихся привычках и замерших складках материи как память различения исвидетельство непрерывно возобновляющейся деятельности духа.

С этимвопросом мы переходим к исследованию второго вида памяти – чистогопредставления, или воспоминания.Трудность этого исследования состоит в том, что в воспоминании обычнопытаются увидеть разновидность восприятия, ослабленный, помутневший образчувств, сохранившийся где-то на периферии текущего настоящего.

Тем самым,как полагает Бергсон, мы закрываем для себя путь к пониманию бессознательнойприроды памяти в ее существенном своеобразии. Действительно, сознание всегдаориентировано на настоящее и действие в настоящем, оно, как и само настоящее,идеомоторно, тогда как память принадлежит прошлому, которое уже недействует, и, следовательно, существует лишь в качестве идеи 540. Однако мы ужевидели, что этому прошлому удается вносить в настоящее значимые различения,определять выбор, разводить ряды повторяющихся действий. Вот почему помимообретенной привычки, которой завершается заучивание урока, мы можемсохранить также и «воспоминание об одном отдельном чтении», которое есть ужене действие, а «представление и только представление; оно заключается вразумной интуиции, которую я могу по желанию продлить или сократить; япридаю ему произвольную длительность, и ничего не мешает мне охватить его540Там же.

С. 199.306сразу, как картину» 541. Эта духовная память прорывается спонтанно, в обходпрагматичной озабоченности привычки, как избыток свободы, которая позволяетпренебречь настоящим ради уникальных моментов прошлого, с ихнеповторимыми местами и датами 542, и пусть эти образы прошлого подобныгрезам, существует, как убеждает нас Бергсон, вполне определенное усилие,«позволяющее удержать образ как таковой на ограниченное время в поле зрениянашего сознания»543.

По сути, именно в этом усилии нам и необходимо искатьключ к вопросу об отношении двух видов памяти, отношении прошлого инастоящего, длительности и протяженности, души и тела, однако, чтобыприблизиться к пониманию этого усилия, стоит сначала внимательнееприсмотреться к той средней, промежуточной зоне, которая, являясь лишьсмешением и взаимодействием двух видов памяти, по большей мере и известнанам как память, а именно к образам воспоминания.До сих пор об образах речь шла как о простых данностях нашего восприятиямира, как об образах материи, которые составляют всю действительностьвзаимодействия тел, и, наконец, как о привычных образах тела, более сложных ивнутренне артикулированных механизмах, которые определяют поведение живыхсуществ, отбор ими значимых внешних воздействий и навык в обращении с ними.Разработанной формой подобных двигательных привычек Бергсон считает,например, артикуляцию речи, которая также воспринимается сперва как слитныйобраз, затем анализируется в серии попыток повторения и подражанияуслышанному и постепенно присваивается как образ внутреннейпоследовательности наших мышечных усилий и движений артикуляции 544.Очевидно, что сама возможность формирования такого образа как целогоопределяется сжатием множества моментов, плотностью, с которой одно усилиекак бы прилегает к другому, опирается на другое и определяется им, не допускаянеопределенности и колебания, не оставляя места для какого-либо иного образа,Там же.

С. 207.Там же. С. 209.543Там же. С. 210.544Там же. С. 211.541542307не включенного в работу механизмов привычки. Тем не менее Бергсон находитпример, который не только демонстрирует, как память прошлого определяетсямоторным образом и получает в нем свое выражение, но и позволяет показать, чтомоторный образ скрывает от нашего взгляда образ совершенно иного типа,ускользающий, подобный фантому, но обладающий также своейспецифичностью, особой целостностью, незнакомой образам телесной механики.Бергсон рассказывает об опытах, в ходе которых испытуемым в течениенескольких секунд показывали ряд букв, которые нужно было запомнить, но приэтом,чтобы не дать возможности выделить воспринятые буквы соответствующими движениямиартикуляции, от испытуемых требовалось, чтобы они, глядя на буквы, постоянно повторялиопределенный слог.

В результате возникало особое психологическое состояние, когдаиспытуемые чувствовали, что они вполне овладели зрительным образом, «не будучи в то жевремя в состоянии воспроизвести в требуемый момент ни одной самой простой его части: к ихвеликому изумлению, строчка исчезала». По словам одного из участников эксперимента, «воснове этого феномена было наличие представление о совокупности в целом – своего родасложной всеобъемлющей идеи, в которой части обрели невыразимо ощутимое единство 545.Итак, мы видим, что помимо моторных и чувственных образов, составляющихплотность нашего опыта настоящего, и, боле того, в самих этих образах каксовокупностях и целостностях пробуждаются сумеречные образы чистогопрошлого, забытого синтеза, которые обращают нас к целостности духа,присущей ему деятельности сжатия моментов настоящего и собирания себя впротяженности материи.

Эти образы появляются как медиаторы на путидвижения от чистого воспоминания как виртуальности к чистому восприятию,погруженному в материю, и только по этому движению («прогрессии»),посредством которого прошлое развивается в образ настоящего, выступая «изсумерек на яркий свет», мы и можем судить о чистом воспоминании и еговиртуальном содержимом. Это движение – в основе всей нашей деятельности, так545Там же.

С. 212.308же как прошлое – в основе нашего опыта настоящего: «мы никогда не достиглибы прошлого, если бы сразу не были в нем расположены»546.Движение, связывающее чистое воспоминание с одной стороны и образывосприятия и схемы действия с другой, распознается в особом акте, в которомсобственно и выражается синтетическая природа памяти, ее значимость для духа,реализующего себя в теле, в материи.

В этом акте два вида памяти приходят ксоединению и дополняют друг друга, возможно, так же, как образ артикуляциисоединяется со значением, чтобы быть опознанным как слово. Речь идет об актеузнавания, хотя и здесь Бергсон говорит скорее об анализе «прогрессии»,непрерывности и множественности переходов от одного состояния к другому, ипоэтому представляет узнавание не столько единым и неделимым актом (такимактом является в конечном итоге только сам жизненный порыв), сколькообластью промежуточных состояний памяти – от чисто механического узнаванияпривычных восприятий и действий 547 и вплоть до мгновенного узнаванияединственного в своем роде образа, которое как бы прорывается из-за спинымоторных привычек и возвращает к неповторимому моменту прошлого548.Узнавание лежит в основе всех прочих актов сознания и постижения, потомучто мы узнаем прежде, чем осмысливаем 549.

Хотя в действительности, самоузнавание уже является достаточно сложным механизмом настраивания навосприятие, анализа и распознавания его элементов, поиска подходящей схемыдля собирания выделенных элементов в единство, выдвижения гипотез и попытокотгадывания того, что последует за выделенным моментом. В этом сложномпроцессе как раз и достигается идеальное взаимодействие двух видов памяти,поскольку память повторения позволяет уравнивать и находить общее, тогда какпамять уникальных моментов прошлого устремляется в настоящее как орудиеразличения и анализа, как условие сжатия однородного под знаком различающегопризнака, как отточенное «лезвие, раскраивающее тот опыт, в который оноТам же.

С. 244.Там же. С. 216.548Там же. С. 218.549Там же. С. 217.546547309проникает»550. Таким образом, виртуальное множество единичных образоввоспоминания, или «туманность идеи», как его еще называет Бергсон,конденсируется в различаемые образы настоящего, а само прошлое в узнавании,пусть и в почти не опознаваемом обличии, становится неотъемлемойсоставляющей практической жизни, основой интеллекта, внешне совершенноглухого к грезам и фантомам прошлого, направленного целиком на достижениежизненных целей551.Чистые воспоминания развиваются в образы-воспоминания, постепенноприспосабливаясь к требованиям двигательной схемы, пока не сливаются свосприятием и обретают как бы тело действительного сознания, в ответ наделяясамо это сознание формой различения и синтеза 552. Действительность материисостоит в разделении на однородные моменты и повторении их в виде потокавнешних воздействий, которые первоначально воспринимаются и присваиваютсяживым существом в синтезе привычки.

Таким образом, привычка распознаетобщее, напротив, единичные образы воспоминания знакомят нас с отличным.Соединение двух видов памяти в узнавании позволяет образовать общую идею 553;Бергсон полагает, что ошибка реалистов и номиналистов состояла в том, что ониготовы были принять лишь одну сторону вопроса, настаивая на исключительнойзначимости общего либо единичного, если же мы оттолкнемся не отпредположений о реальном и истинном, а от непосредственного опыта узнаваниякак ключевого действия памяти, то сразу окажемся в позиции, примиряющей обекрайности.

В опыте исходным для нас являются не индивиды или формы общего,а нечто среднее, более или менее ясное «чувство характерного качества, илиТам же. С. 225.Жорж Пуле следующим образом определяет это отношение прошлого и настоящего у Бергсона: «действие неотменяет прошлое, поскольку оно его использует. Но это использование выборочно. Кажущаяся полнота прошлогоесть бесполезная и непонятная роскошь. Все, что есть в нас избыточного, глубинного, оттесняется на перифериюнашей души и прочно скрыто от наблюдения. Все выглядит так, как будто по преимуществу положительный актнашей жизни – действие, посредством которого мы изобретаем будущее, - в то же время характеризуетсязначительной долей негативности.

Характеристики

Список файлов диссертации