Диссертация (1145159), страница 66
Текст из файла (страница 66)
Материя рисовалась как пространство света и совершеннойпрозрачности, поскольку любое воздействие здесь без промедления продолжалосьв ответной реакции, однако теперь именно отражение воздействия, образующеесветовое пятно, мыслится как эффект непрозрачности среды, ее инородностивнешним образам, спонтанной активности в отношении этих образов. Очевидно,отражение, о котором идет речь, отличается от обычной реакции, но в таком532533Там же. С.
181.Там же. С. 180.300случае оно не только является результатом отсечения избыточного света иоттенения контура, но и привносит тень внутрь самого светящегося образа,придавая ему не свойственную изначально множественность модуляций,виртуальную плотность качеств, открывающихся как разные грани единогообраза. Эта плотность как раз и соответствует возможности отсрочки реакции,промедлению тела в самом себе, которое поэтому есть не только спонтанностьдействия, но и восприятие самого этого действия, его осуществление в теле вкачестве аффекта, предваряющего и пронизывающего собой представление.Поскольку тело является образом среди прочих образов материи, оно пребываетвне себя, в пространстве внешних воздействий и непосредственных реакций: таконо реагирует на изменения температуры, давления, освещения и пр.
– всего того,что определяет в значительной мере чувство реальности материи и мира. Приэтом есть и те воздействия, которые мы можем выделить и как бы присвоить себев восприятии, поскольку нам до известной степени удается этим воздействиямсопротивляться: так, организм сопротивляется тенденции к повышению илипонижению температуры тела. Мы опознаем эти тенденции и тем самымустанавливаем также порог безразличия, в соответствии с которым различаем нетолько тепло и холод, но и оцениваем нечто как источник тела и холода, каквозможность согревания или охлаждения.
Так формируется сознательный уровеньвосприятия, который всегда в той или иной мере аффективен, при этом, чембольше отдален объект, тем более нейтрально его восприятие, а чем он ближе вкачестве источника страдания или удовольствия, тем больше его воздействиеоказывается сопряжено с торможением множества вызываемых им реакций, а,следовательно, тем больше требует усилия, направленного на самовоспринимающее тело.Двусмысленность предложенной Бергсоном картины представления напрямуюсвязана с центральным вопросом о сопротивлении, которое оказывает внешнимвоздействиям живое существо, о торможении и отсрочивании реакций, которыеотчасти являются следствием, отчасти – условием спонтанности действия,определяющим саму новизну представления в отношении чисто материального301образа. Лишь при первом очерке того, что понимается им под восприятием,Бергсон говорит о воздействиях, которые проходят незаметно, проваливаясь какбудто в некую пустоту безразличия; на следующем шаге разъяснения мы ужевстречаем совершенно иную картину, согласно которой сама эта пустота обладаетопределенной конфигурацией сопротивления, и образ восприятия возникает некак простое отбрасывание лишних моментов, а, наоборот, как насыщение егоновыми качествами, своего рода ощупывание его множеством преломленных иотраженных воздействий, отсроченных реакций, отслеживание действий, которыене состоялись, но вполне могли бы состояться и потому присутствуют в самомвосприятии как виртуальная ткань, возможность новых различений и выявленияновых качеств.
Очевидно, что живое существо только потому и остаетсяневосприимчивым ко многим воздействиям, что оно может их не воспринимать,отсрочивать реакции и бездействовать, и действительно Бергсон часто говорит об«индетерминации» как свободе, однако мы видели уже прежде, что сама свободаявляется не чем иным, как собиранием в целое множества различий,возникающих в длительности как непрерывном потоке изменений. Это значит,что и здесь мы должны спрашивать не столько о свободе, сколько о различении,которое позволяет живому существу совершать отбор, выделяя значимое иотбрасывая или откладывая на время безразличное.Сопротивление и отсрочивание реакции отмечают собой переходаффективности восприятия в сознательное представление, но их истоки стоитискать гораздо глубже, поскольку сами аффекты уже предполагают подобноесопротивление и отсрочивание. Селекция, которую осуществляет живоесущество, уже опирается на определенную организацию этого существа, на отбор,осуществленный природой для того, чтобы вообще стало возможным появлениеэтого существа.
Это значит, что аффективность, пронизывающая собой любоевосприятие, является для нас не столько непосредственным следствиемспонтанности действия, определенным моментом отсрочки и сопротивления,обусловленным существованием «центров интерминации», сколько отсылкой, аточнее, началом бесконечного множества отсылок к предшествующим моментам302сопротивления и торможения действия. Эти отсылки позволяют разглядеть уже всамом элементарном представлении виртуальную глубину памяти, которая и естьсобственно обратная сторона различения, его плотность, определенностьпроложенной им границы и выделенного этой границей качества. Это различениеБергсон иначе называет сжатием в памяти множества однородныхвоздействий534, которые, таким образом, не проваливаются бесследно в темныйфон представления, а напротив, насыщают это представление настоящейплотностью, или плотью, воспринимаемых качеств.
Как нет восприятия безаффекта535, так же точно нет даже мгновенного восприятия, которое не было быдополнено сжатием памяти, и вот почему чистое восприятие, с рассуждения окотором начинает Бергсон, должно быть признано лишь неким идеальным фоном,принципом и схемой, или, можно было бы сказать, некой грезой материи, ноотнюдь не той ее реальностью, в которой мы действительно существуем, и вкоторой пространство образов всегда уже перенасыщено длительностью памяти ипредставления536.Этот переход к памяти предшествует анализу ее привычных форм, таких каквоспоминание или узнавание, и потому о памяти здесь говорится не совсем вобычном смысле слова.
Очевидно, здесь не идет речь о силе, способнойудерживать прошлое, или форме, позволяющей сознавать прошлое ивоспроизводить его в настоящем. Память представляется как сжатие однородныхвоздействий, но невозможно сказать, что память и есть та сила, или способность,которая осуществляет это сжимание неделимых мгновений в длительность опыта.Зато именно память позволяет приоткрыть усилие сопротивления и торможения,всю ту непрерывную работу сжатия, которая происходит в глубине духа; в этомсмысле память –найденное в складке представления и аффекта парадоксальноесознание длительности, возможность обращения к целостности духа, посколькуон собирается в целое именно в теле, в мгновенности телесного восприятия иТам же.
С. 200.Там же. С. 193.536Там же. С. 200.534535303действия. В этом и состоит ее методологическая ценность как свидетельства:память прослеживает путь собирания и субъективации духа в материи; какпишет Бергсон, «если дух – это некая реальность, то именно здесь, в явленияхпамяти, мы сможем его коснуться экспериментально»537.Природа этого свидетельства весьма специфична. Если дух предстаетдеятельностью непрерывного собирания и утверждения, порывом, сметающиммертвые формы материи, и созидающим новые формы жизни, то память в своейоснове будет трактоваться, скорее, как остановка и устранение от деятельности,как без-деятельность и виртуальность.
Однако речь идет о без-деятельности,которая возникает посреди потока движущейся материи как присвоение этогодвижения и превращение его в начало совершенно новой спонтанности духа и егодействий. Таким образом, память предстанет не столько оппозицией действию,сколько присущим ему самому моментом приготовления к действию, своего родазеркалом, в котором это действие отражается в момент своей готовности к тому,чтобы стать своим началом, отправной точкой движения духа. Свидетельствопамяти в таком случае – это некий изначальный аффект как предвкушениедействия, свобода для действия, но также свобода от действия, которая наделяетнас независимым взглядом, вовлеченным в действительность, и одновременноотстраненным от нее, взглядом фланера, который повсюду в потоке явленийнаходит, в первую голову, отражение своей свободы и только в ней признаетподлинную интуицию духа.Память появляется вместе с живыми телами, способными к сопротивлениювнешним воздействиям, к торможению и отсрочиванию реакций, к сжатиюначинающихся движений в единство образа восприятия и действия, и именно этопозволяет ей быть нашим проводником как к множественности материи, так и кТам же.
С. 202. Фредерик Вормс пишет: «Философия Бергсона не является ни философией «духа», нифилософией «жизни» в классическом смысле: это одно из философских учений или даже единственное в своемроде учение, для которого жизнь и дух строго коэкстенсивны, - и мы еще так до конца и не оценилиоригинальность этой позиции».
Вормс Фредерик. Как Бергсон вводит проблему жизни во французскуюфилософию ХХ века//Логос #3 (71), 2009. С. 51. Мы можем добавить, что существенной особенностью этойпозиции становится роль, которая предназначается в ней памяти, как единственному в своем роде свидетельствуэтой жизни духа, позволяющему отслеживать даже в самых бессознательных глубинах жизни незримую работу,ведущую к производству сознания.537304глубине и целостности духа, быть живой мыслью, порожденной самимсоединением материи и духа, тела и души.
Такая двунаправленность памятиопределяет ее и как непрекращающуюся деятельность в мире материальныхвзаимодействий, и как без-деятельное, свободное представление в мире духа,иначе говоря, как привычку и как чистое воспоминание, удержаниеповторяющихся действий и сохранение уникальных событий. Знаменитый примерс заученным уроком позволяет продемонстрировать различие этих двух видовпамяти. Когда я учу урок, рассуждает Бергсон, то, читая и проговаривая вслухкаждый абзац, я вынужден повторить урок несколько раз. Несмотря на видимуюмеханичность этой процедуры, при каждом новом чтении что-то меняется: «словасвязываются лучше и наконец организуются в целое»538. Определенным образомповторение перестраивает само целое урока, позволяя присвоить себе егосодержание, при этом процедура запоминания вполне идентична формированиюпривычки.
Как и привычка, она требует сначала разложения целого действия начасти, а затем его восстановления, создавая нечто вроде готового механизма,«системы автоматических движений», легко приводимой в действие539. Ввыученном уроке слова существуют теперь только в качестве неразрывной связипоследовательности, а само знание выученного отсылает не столько к работеопознания значения слов и заключению о значении целого, сколько предстает всвоей механической завершенности, в автономном порядке следования одного задругим.Выученный урок из порядка значений и смыслов был переведен в телеснуюмеханику скоординированных и следующих друг за другом восприятий и усилийартикуляции, и тем самым в множественность материальных взаимодействий былвнесен принципиально новый синтез, в равной степени духовный и телесный.