Диссертация (1145159), страница 59

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 59)

В повести «Повторение» размышление над парадоксом бесконечноговыбора не только позволяет приблизиться к границе религиозного выбора, нобросает новый свет и на проблему воспоминания. Уже в начале книги авторзаявляет о необходимости введения и разработки новой категории повторения и,как мы видели, эта категория не только призвана разрешить античную проблемудвижения, в ней также должна найти свое подлинное выражение платоновскаяпроблема припоминания как соединения в познания идеи и становления, вечногобытия и временности существования. Этот платоновский мотив находит весьмасвоеобразное выражение в повествовательной структуре «Повторения», и чтобыраскрыть его действительный смысл, необходимо присмотреться к событиям иперсонажам этой небольшой повести.«Повторение» написано во время второй поездки в Берлин, куда Кьеркегорсбегает в апреле 1843 года после случайной встречи в церкви с Региной Ольсен,как это было и с его первым отъездом в Берлин, последовавшим за разрывом269помолвки и скандалом, поднятым семьей Регины.

Таким образом, появлениеповести обязано повторению; повторение, по сути, пронизывает и все еесодержание, начиная с имени рассказчика и вымышленного автора повести –Константина Констанция. Впрочем, это имя представляет пока лишь формальноеповторение тавтологии, простую возможность, осуществление которой будетнайдено в конце повести в фигуре верного Иова; не удивительно поэтому, чтоэксперимент, который затевает наш автор для доказательства реальностиповторения, в итоге провален, и К. К. вынужден признать, что для негоповторения не существует.

Как ни важно для нас это признание автора, оно лишьсоздает фон для совершенно иного свидетельства и иной фигуры – влюбленногомолодого человека, который выбирает К. К. своим наперсником, благодаря чемуистория его любви становится достоянием читателя. Этот молодой человекпреисполнен страсти, но меланхолический строй души принуждает его тяготитьсянастоящим и, едва влюбившись, он уже пестует воспоминание о возлюбленной итомится в ее присутствии. Иными словами, молодой человек предстает намнесчастнейшим из «Или – или», его отношения с невестой заведомо обречены, ивопрос, который отныне стоит перед ним, – это вопрос вины и свободы,составляющий все напряжение и смысл его поисков повторения.Две части трактата «Или – или», как утверждает их составитель, объединеныслучайно, а потому вместо диалога двух экзистенциальных стратегий, перед намиписьма судьи, которые не получает ответа, и его рассуждения об «эстетических»заметках значимы лишь для прояснения его «этической» позиции.

Нечтоподобное мы находим и в «Повторении». Молодой человек приходит к К. К.,чтобы найти в нем собеседника и доверенное лицо, хотя ему нужен лишь человек,«в присутствии которого он мог бы вслух разговаривать с самим собой»472.Такимобразом, автору отводится роль не столько доверенного друга, скольковключенного наблюдателя, причем дальше дело принимает и вовсе странныйоборот, когда сбежавший от своей невесты молодой человек возобновляет472Керкегор С. Повторение. М.: «Лабиринт», 1997. С.

12.270прерванную связь со своим поверенным посредством писем без обратного адреса,используя его как безответного адресата своих жалоб на судьбу и размышлений оповторении. Как мы узнаем из писем молодого человека, К. К. для него – этопросто регистратор, человек в достаточной мере ненормальный, чтобы быть неучастником жизни, а лишь средством ее фиксации и контроля, повторением иотражением ее действительных участников. И в самом деле, невозможно узнать,что же переживает сам автор, а значит – существует ли он вообще, или его слова ирассуждения – это лишь формы чужой рефлексии, мнимое существование автора,который претендует на знание, но может быть лишь условием чужого знания,внутренним свидетельством этого знания о самом себе.Позиция К.

К. – это позиция повторения, которое не открывает новыхвозможностей, но зато определяет во временности существования конечнуюграницу, или, можно сказать, ту самую конечность субъекта, которая как раз ипозволяет ему определиться с самим собой и совершить выбор в отношениисобственной жизни. Иными словами, К. К. и есть то самое повторение, о которомон же и рассуждает как о категории, призванной разрешить спор Парменида иГераклита.

Этой границе неподвижного бытия и становления соответствуетпорядок повторяющихся моментов времени как воспроизведение одного и тогоже состояния, именно таким временным маятником К. К. и предстает в повестиКьеркегора473. Таким образом, К. К. – не столько собеседник молодого человека,сколько способ его бегства в себя, многократное повторение собственныхвопросов и сомнений, имитация решений и выборов. Его слова вторят ирассуждениям «эстетика» из первой части «Или – или», и голосу судьи из второйего части. Весь план побега, придуманный им для того, чтобы освободитьдевушку от любви к молодому человеку, выглядит пародией на этический жестсамоотречения и приводит в ужас молодого человека своим совершеннымбезумием, подменой непосредственного выбора и движения страсти расчетливым473К.К.

и в другом отношении предстает как воплощение временного порядка: он – воплощение наблюдательностии анализа, и именно время называется им самим универсальным средством самоанализа, своеобразным духовнымскальпелем. Там же. С. 22.271и бесстрастным самоустранением. Не удивительно, что в конечном итоге этобегство в себя завершается действительным бегством молодого человека от своейневесты и от К. К., что значит – к полному отказу от позиции рефлексии каквоспоминания и повторения того же самого, от позиции замкнутой на себеконечности как эстетического, так и этического существования.Отказ от рефлексии завершает первую часть повести: бегство молодогочеловека заставляет К.

К. отправиться в Берлин и убедиться на опыте, чтоповторение того же самого неосуществимо, причем разочарование КонстантинаКонстанция выражает и настроение самого Кьеркегора (он признается:«заканчивая первую часть книжки, я отчаивался в возможности повторения» 474).По-видимому, в словах автора о том, что он смотрел свысока на молодогочеловека, не верившего в возможность повторения, но теперь-то он «сам и естьтот молодой человек» 475, можно видеть момент предельного сближения главногогероя повести и двух ее авторов – реального и мнимого.

Но это сближение неможет стать полным совпадением позиций, поскольку речь идет об отчаянии, азначит и о некотором поворотном пункте, настоящем тупике, выход из котороговозможен лишь посредством исключительного личного выбора. Молодой человекначинает с эстетической стадии, и его поверенный замечает, что ему мешает нетолько его меланхолический склад, но и отсутствие иронии, которая позволила быподняться над переживанием своих страстей и сделать шаг, возможно, к болееуравновешенной позиции «этика» 476. Нашему герою не доступно повторение«этика», которое придает серьезность эстетическому воспоминанию, преображаяего в личную память, в счастье и смысл жизни, и даже в «любимую жену, котораяникогда не наскучит» 477. Но ирония не единственный выход, и мы видим, чтомолодой человек следует, скорее, совету судьи Вильгельма, зарываясь вТам же.

С. 124.Там же. С. 59.476Безусловно, это лишь одна из возможных интерпретаций, в защиту которой говорит то, что «судя по некоторымвысказываниям Кьеркегора, ирония служит своего рода промежуточным звеном между эстетической и этическойстадиями существования, тогда как юмор выступает в качестве ступеньки между этической и религиознойстадиями». Исаева Н., Исаев С. Лестница в небо – виртуальный проект// Кьеркегор С.

Заключительное ненаучноепослесловие к «Философским крохам». СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. С. 13.477Керкегор С. Повторение. М.: «Лабиринт», 1997. С. 8.474475272безысходное отчаяние, и именно в нем находя силы для бегства, а затем и дляпоисков нового решения. Точка, в которой предельно сближаются и расходятсяпути автора и героя, определяется как раз как пограничная точка этическойпозиции, в которой встает мучительный вопрос раскаяния и вины.План К. К. состоял в том, чтобы убедить девушку в измене со сторонымолодого человека, то есть, по сути, в том, чтобы посредством этой мнимойизмены признать свою вину перед ней и искупить ее ценой отречения и потерилица в глазах возлюбленной; этот полностью осознанный жест отречения вернулбы ему право располагать собой, он наделил бы его совершенно новой, уже неэстетической, а этической, идентичностью. Исполнение этого плана стало быапофеозом повторения как возвращения себя, обретения той внутренней ивнешней неизменности, которая символизируется самим именем КонстантинаКонстанция.

Даже разочаровавшись в повторении, он по-прежнему рассуждает осовершенстве своего плана, и одно это заставляет думать, что он разочаровансовсем не в том повторении, которого избегал молодой человек, то есть не вэстетическом, и не в этическом повторении, но, как и сам Кьеркегор в моментзавершения первой части повести, он не верит только в возможностьрелигиозного повторения478, не видит выхода для беспокойной памяти молодогочеловека, который не знает, как пережить свою вину перед девушкой, как вообщеискупить вину, которая кажется тем более безысходной, что не была егособственной виной, как пережить свою любовь, которая никогда не была деломего простого выбора.Вторая часть «Повторения» перечеркивает голос рефлексии К. К. прямой речьюмолодого человека, его исповедью в письмах, отмечающих путь бегства от себя кновому обретению себя и к вере в вечное повторение. Отчаяние первых писемИнтересно, что окончательное разочарование в повторении настигает К.

К. в берлинском театре, где даютпредставление комедии, а точнее фарса. Фарс, как утверждает К. К., - это представление, которое не дает гарантий,потому что создается непосредственным вдохновением актеров и их импровизацией (Там же. С. 44). Это –повторение без повторения того же самого, но весь комизм ситуации состоит в том, что сам К.

К. ждет как разповторения того же самого и, конечно, не находит его. Кьеркегор признает, что в этой сцене «набросал пародию»на повторение (Там же. С. 141), и если это так, то мы находим в этой фарсе уже не просто иронию, но испытаниеюмором, которое К. К. не проходит, а значит так и остается фигурой этической рефлексии, закрытой для веры врелигиозное повторение.478273сменяется надеждой, которую дает пример Иова, потерявшего все, но неутратившего веры в собственную невиновность перед Богом. Бог лишил Иовавсех благ и наградил проказой как даром мучительной памяти и печатьюнеискупленной вины перед Богом. Этот знак отчаяния мгновенно распознантсяэтической способностью суждения, и друзья Иова призывают его, подобно судьеВильгельму из «Или – или», признать свою вину, в чем бы она ни состояла,раскаяться и просить прощения у Бога.

Характеристики

Список файлов диссертации