Диссертация (1145159), страница 40
Текст из файла (страница 40)
Как мы помним, это верно также и для случайных утверждений,устанавливающих определенную связь перцепций, хотя здесь речь шла бы обесконечном анализе, доступном одному божественному разуму. Ноприпоминание, которое происходит в нужное время путем тех или иныхпреобразований, все же предоставляет нам образ этого бесконечного разума,совпадающий с самой возможностью всматриваться в себя, в собственнуюуникальность. Иначе говоря, слабость и несовершенство памяти,подразумеваемые здесь Лейбницем, мыслятся отнюдь не негативно – какнеизбежный итог некой вторичной, телесной, чувственной, природы памяти, новполне положительно – как совершенно особый тип знания монады о самой себе,идентичной во множестве сменяющих друг друга или сосуществующих,перцепций.Ясные и отчетливые идеи составляют совершенство действия разума, но мы, ксожалению, не способны удерживать одновременно и те идеи, которые намизвестны, причем, доверившись памяти, часто не можем припомнить их в нужный310Bolton, Martha.
Leibniz`s Theory of Cognition//The Continuum Companion to Leibniz, editor, London and New York:Continuum, 2011. P. 147.311Лейбниц Г.В. Сочинения в 4-х т. Т. 2. М.: Мысль, 1983. С. 55.312Лейбниц Г.В. Сочинения в 4-х т. Т. 3. М.: Мысль, 1984. С. 139-140.179момент.
Нет никакого противоречия в том, чтобы идеи долгое время оставались вподобном виртуальном состоянии, а потому не может быть и принципиальноговозражения против существования неосознаваемых врожденных идей. Последниедают более широкое понятие разума, тогда как его видовыми спецификациямибудут, с одной стороны, наши инстинкты, то есть неотчетливое осознаниеврожденных идей в виде некого «естественного чувства», а, с другой стороны,собственно, природный разум – предельная актуализация все тех же идей, болееузкая, но и более ясная и определенная область сознания313. И инстинкт, иприродный разум обязаны своей возможностью врожденным идеям, однако еслимы не привлечем к рассмотрению память, эта связь так и останется для нас чем-тонепонятным и мы будем придерживаться позиции Локка и его последователей,которые считают сам по себе разум пустым и сводят знание к смутным идеямвнешнего восприятия.
Они не замечают, что память не только припоминаетизвестное, но и позволяет самому разуму обратиться к себе, и именноизбыточность этого обращения удостоверяет нас в наличии идей, не вызванныхизвне, а изначально заложенных в душе, не реализованных в ее действии, ноприсутствующих в ней виртуально, прежде всего, в самой склонности крефлексии, в складчатости ее текстуры, в определяющем наше «я» знании ознании.Чтобы не полагаться на ненадежную память в случае длинных цепочекрассуждений, Декарт предлагал либо пользоваться записью (что не вполнеизбавляет от возможности ошибки), либо упражняться в повторенииумозаключений до тех пор, пока ум не научится переходить от одной мысли кдругой так быстро, что уже не будет нуждаться в опоре на память314.
Схожуюидею мы находим и у Лейбница в небольшой (по-видимому, довольно ранней)работе, получившей от издателей заглавие «О мудрости». Здесь не ставитсязадача освободиться от пут памяти, и говорится лишь о том, что сложная вещьзаслуживает целостного видения, которое складывается лишь в результате313314Лейбниц Г.В. Сочинения в 4-х т. Т. 2. М.: Мысль, 1983. С.
96.Лейбниц Г.В. Сочинения в 4-х т. Т. 4. М.: Мысль, 1989. С. 111.180детального ее рассмотрения, хотя затем отдельные детали могут быть приведенык тому, чтобы путем неоднократного повторения анализа мы сумели увидеть«вещь всю целиком одним духовным взором» 315. Мышление не может совсем неполагаться на память, но далеко не всегда работа памяти должна отмечатьсятакими маркерами как «припоминание» забытого или «узнавание» поначалунеузнанного. В таком неявном присутствии памяти, конечно, таится опасностьошибок и обмана, однако Лейбниц в отличие от Декарта относится к такимошибкам вполне снисходительно и, похоже, видит в них меньшую опасность, чемв излишнем доверии к сомнению и полученным с его помощью ясным иотчетливым истинам. По крайней мере, он не только не озабочен достоверностьюдедуктивных цепочек, но, напротив, приветствует использование чистоформального, слепого, или символического, мышления 316, несовместимого синтуитивной очевидностью, однако едва ли возможного без хорошей памяти.Опыт целостного духовного видения, как и опыт мгновенного «механического»узнавания, сводит к минимуму различие настоящего и прошлого, но во вселеннойЛейбница даже бесконечно малое различие продолжает сохранять свое значение,и, более того, именно оно по-настоящему и важно, потому что им гарантируетсянепрерывность мышления.
Постулированное Декартом различие мышления ипамяти, превращается у Лейбница в непрерывность их взаимосвязи, причемпамять неузнаваемо присутствует в «чистой интуиции» так же точно, как и самомышление присутствует за границей ясной и отчетливой области осознанного, внеразличимых и спутанных образах сна, мелькающих в памяти в моментпробуждения317.
Мы не осознаём врожденные идеи как воспоминания, но намнезачем, по примеру платоников, считать, что такие идеи некогда мыслилисьактуально, потому что мышление может пребывать и потенциально, то есть не какакт или объект акта, а как сама предрасположенность мыслить.Лейбниц Г.В. Сочинения в 4-х т. Т. 3. М.: Мысль, 1984. С. 98.Там же. С. 103.317Лейбниц Г.В. Сочинения в 4-х т. Т. 4. М.: Мысль, 1989. С. 115.315316181Локк полагает, что осознание врожденных идей должно было быосуществляться как воспоминание318, но, отвечает Лейбниц, не только мышлениеможет пребывать виртуально в памяти, но и память осуществляется в мышлениинеосознанно. Известен «случай, когда человеку показалось, что он сочинил новоестихотворение; в действительности же оказалось, что он задолго до того дословнопрочитал его у одного древнего поэта», точно так же нам бывает «необычайнолегко понять некоторые вещи благодаря тому, что мы их поняли уже раньше, хотяи не помним этого» 319.
Подобные примеры из «Новых опытов» должны показать,что воспоминание может приходить на ум как нечто «новое», не открывая намсвою связь с прошлым. В конце концов, почему бы не предположить, что, как и вслучае более заурядных воспоминаний, нам просто требуется подходящее времядля осознания этой связи? Например, мы могли бы вспомнить на Страшном судемомент сотворения души, а вместе с тем и – момент вложения в душу самыхпервых истин и почему же не предположить, что блаженство святых и мукиосужденных являются подобным воспоминанием о встрече с Богом?То, что воспоминание не осознаётся как воспоминание, не означает, что мывыходим за пределы памяти. Примеры Лейбница показывают, что даже там, гдемы не осознаём связь настоящего с прошлым, именно память обеспечиваетпереход от пассивности прошлых перцепций к актуальности мышления, отвиртуальности врожденных истин – к ясному и отчетливому их осознанию.Соединяя в своей спонтанности пассивность и активность, предрасположенностьи действие, память обеспечивает внутреннюю непрерывность опыта монады, хотяосмыслить такую позицию памяти в отношении мышления можно лишь приусловии, что мы откажемся от неясного представления о памяти как«способности» или же отважимся лучше прояснить само это понятие:Я удивляюсь, что Вы все еще обращаетесь к этим голым силам, или способностям, которыеВы отвергли бы, конечно, у представителей схоластической философии.
Следовало быобъяснить несколько более отчетливо, в чем заключается эта способность и как она318319Локк, Джон. Сочинения в трех томах: Т. 1. М.: Мысль, 1985. С. 147.Лейбниц Г.В. Сочинения в 4-х т. Т. 4. М.: Мысль, 1989. С. 107.182обнаруживается, и это показало бы, что в душе, равно как и в теле, имеются предрасположения,являющиеся остатками прошлых впечатлений, но которые мы сознаем лишь тогда, когда упамяти окажется какой-нибудь повод к этому.
Если бы от прошлых мыслей не оставалосьничего, лишь только мы переставали бы думать о них, то нельзя было бы объяснить, какимобразом мы можем сохранить о них воспоминание, а прибегать для объяснения этого к какой-тоголой способности – это все равно что ничего не объяснять 320 (курсив автора).2.3.3. Предустановленная свободаМонада, определяемая Лейбницем как concreta, представляет собой сращениемногого, причем единство каждой монады – в уникальности отображения в нейбесконечности всех других монад; вследствие присущего всякой монаденесовершенства подобное восприятие мира остается почти полностьювиртуальным, тогда как актуально осуществляется лишь временнаяпоследовательность различных перцепций (для разумных монад – это состоянияясности и отчетливости мышления, но так же и состояния сна, обморока, смерти).Вот почему идеальное единство монады в действительности существует лишь какнепрерывность в изменении, как сохранение следов прошлых перцепций вперцепциях настоящих и будущих.
Этой природной памятью монадыопределяется возможность ее собственного знания о себе как единице,возможность рефлексивного видения себя в качестве конкретного лица, личности.Ко времени Лейбница понятие личности давно уже стало моральным июридическим, утратив свое преимущественно религиозное содержание, но, как ив контексте древних споров о Троице, оно по-прежнему определяло соотнесениена уровне индивида части и целого, единичности свободного действия ивсеобщности закона.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
