Диссертация (1145159), страница 37
Текст из файла (страница 37)
С. 398.280Рикер Поль. Память, история, забвение. М.: Издательство гуманитарной литературы, 2004. С. 149.281Локк, Джон. Сочинения в трех томах: Т. 1. М.: Мысль, 1985. С. 390.278166кознях злого гения, однако Локк не спешит следовать путем сомнения ивытекающих из него следствий относительно души и тела. Как и разум,признаваемый в качестве «естественного откровения», личность предстает уЛокка свидетельством некой меры человеческого существования,предопределенной «благостью Бога»: «А что этого [представления] никогда небывает, мы (пока у нас не будет более ясных воззрений на природу мыслящихсубстанций) всего лучше сможем объяснить благостью Бога, который не станет –поскольку это касается счастья или несчастья каждого из его способных кощущению существ, – из-за этого рокового заблуждения переносить с одного надругое [лицо] такое сознание, которое влечет за собой награду или наказание» 282.Этой ссылкой на «благость Бога» Локк выводит проблематику тождестваличности за рамки чисто метафизического размышления, но тем самым открываетвозможность принципиально нового – этического – разворота проблемы.Тождество личности предоставлено человеку как право собственности на себя иответственности за действие и познание, за прошлое и настоящее сознание «Я».Локк говорит не о настоящем счастье и несчастье, но о том, которое связано снаградой или наказанием, и потому он предполагает, что в каждый моментчеловек совершает действие, за которое он уже сейчас должен быть готовответить в будущем.
Именно эта ответственность за свои действия не позволяетждать, когда действие станет прошлым, чтобы затем припомнить его и внести вреестр вещей, определяющих личную идентичность. Если память у Локка илишена воспоминаний прошлого, то тем более она занята удержанием самогонастоящего момента действия в качестве будущего воспоминания, в качествепрошлого-для-будущего. Подобное настоящее как прошлое-для-будущего и есть,по существу, память как сознание, или же – та мера души, которая именно впамяти находит для себя место осуществления и действия, отправную точку длясвязывания чувственных идей в единство опыта и осознания этого единства вкачестве «я».
Настоящее сознания и памяти – настоящее уже не восприятия, а282Там же. С. 391.167действия восприятия, и только оно способно придать нашему опыту качествосубъективности, поскольку, пронизывая собой множество идей ощущения, любуюиз идей оно может использовать как начальную точку собственной манифестации.Помимо неясности в отношении памяти и воспоминания, о которой уже шларечь, локковская постановка проблемы тождества ведет к еще однойпринципиальной двусмысленности.
По-видимому, Локк, как и многие егопоследователи и критики, полагает, что должно быть одно-единственное решениеэтой проблемы, хотя уже сама ее постановка исключает подобную возможность.Поскольку персона, прежде всего, юридический термин, проблема тождества иответственности личности неизбежно несет в себе социальный смысл, что вобщем и подчеркивается рассуждениями о награде и наказании; с другойстороны, сведение личного тождества к сознанию предлагает решение вопроса вформе сугубо внутренней самореференции субъекта.
Попытка отыскать для двухчастей проблемы одно общее решение может принять различные формы редукциивнутреннего сознания «я» к социально значимым способам удержаниянепрерывности настоящего и прошлого, однако сам Локк, по-видимому, необнаруживает никакой склонности к подобной редукции проблемы сознания исубъективности. Поскольку в момент совершения действия человек помнит овозможности будущего наказания, его «я» осознается в отношении кнеопределенности будущего, связанного с надеждой, выбором, верой иубеждениями. Никакие воспоминания прошлых действий не имели бырешающего значения для сознания «я», если бы мы не узнавали в этом прошломожиданий, планов и надежд, исполнением или разочарованным отказом откоторых смогло, в конце концов, предстать настоящее.Метод Локка, состоящий в исследовании происхождения идей, ведет кпониманию того, что идеи ощущения, чтобы стать знанием, должны быть непросто восприняты, но и стать действием ума.
В присвоении этих идей,осуществляемом памятью, впервые возникает «запись времени и порядка» и темсамым устанавливается исходная структура, мера души, которая раскрываетсязатем в единстве сознания. В четвертой книге «Опыта» Локк снова возвращается168к источникам познания и говорит уже не об ощущении и рефлексии, а обинтуиции и дедукции. В отличие от идей ощущения, которые позволяют разуму«думать ясно и отчетливо одновременно только об одной вещи» 283, интуициярасширяет рамки мышления, предоставляя нам возможность видеть отношениедвух идей, ухватывать их «в тот же момент, когда они приходят на ум» 284.Поскольку интуиция схватывает отношения тождества и различия (включая ипознание нашего собственного бытия 285), то очевидно, что ее опорой служитпамять, но опять же не память воспоминаний, а память мгновенного усилия иудержания простой сложности идей и их отношений. Если платоновскоеприпоминание, необходимое для начала исследования, выступало в качествесвоеобразного минимума бытия знания, то Локк фактически переворачивает такоеотношение, предлагая именно в памяти искать тот максимум бытия знания изнающего, для которого как раз и вводятся новые термины «сознание» и«самость».
Поскольку идеи ощущения образуют непрерывный поток внешнихвоздействий, то утверждение себя в этом потоке требует постояннойсосредоточенности усилия и интуиции, которые были бы невозможны, если бы нестали самой основой нашего существования. Показывая абсурдность непрерывномыслящей и при этом беспамятной субстанции Декарта, Локк предлагает новоепонимание субъективности и познания, согласно которому мера субъективности исознания определяется не сущностью души и тела, а избыточностью памяти,своего рода непосредственному свидетельству «благости Бога».Локк, Джон. Сочинения в трех томах: Т. 2. М.: Мысль, 1985. С.
6.Там же. С. 6.285Локк, Джон. Сочинения в трех томах: Т. 1. М.: Мысль, 1985. С. 30.2832841692.3. Истины памяти2.3.1. Память и разумФрэнсис Йейтс отводит Лейбницу роль последнего великого наследникаренессансной традиции ars memoria, потому что Лейбниц столько же заимствуетметоды и правила магической мнемотехники, сколько и полностью преобразуетих, отдавая большее предпочтение открытию и изобретению нового, чемприпоминанию известного, ясным математическим принципам новой науки,нежели темному символизму и магии древности286. При этом, если Декарт и Локкмало интересуются предшественниками, по крайней мере, редко признают ихвлияние, то Лейбниц, напротив, охотно говорит о своей зависимости как отнаследия древней, так и о влиянии на его идеи новой философии.
Более того, еслиговорить о понятии памяти, то имнно эта зависимость и принуждает Лейбницавыстраивать свою собственную неповторимую линию размышления, посколькусимпатия одновременно к платоновской и аристотелевской концепциям памятиведет его мысль по самой границе различения этих двух принципиальныхпозиций.В «Монадологии» воспроизводится сходное с аристотелевскимпротивопоставление разумной и животной души, причем в качествесущественного признака животной души здесь выбрана память, впрочем, понятаяне только как пассивность чувственного запечатления образов, но и какактивность припоминания – «умозаключение» о последовательности 287.Пассивность памяти выражается в зависимости воспоминания отдополнительного усилия, от подходящего момента и случайности, однакопричина этому не только в чувственной природе памяти, как было у Аристотеля;слабость памяти укоренена в природе души, ее внутренней несоизмеримости,вместившей бесконечность перцепций в ограниченность единичной монады.286Йейтс Фрэнсис.
Искусство памяти. Фонд поддержки науки и образования «Университетская книга». С-Пб.1987. С. 472-474.287Лейбниц Г.В. Сочинения в 4-х т. Т. 1. М.: Мысль, 1982. С. 417.170Можно сказать, что сама идея монадологии ведет от аристотелевской памяти кконцепции анамнесиса, хорошо известной Лейбницу по «Менону» и «Федру».Лейбниц не разделяет теорию метемпсихоза, но предлагает взглянуть наприпоминание как на развертывание заложенных в душе семян знания, о чемговорится уже в диалоге 1676 года «Пацидий – Филалету», причем поводом дляэтого становится не что иное, как рассуждение о действенности сократическогодиалога, путем вопросов и ответов ведущего к пробуждению скрытого знания288.В более позднем диалоге, в «Новых опытах о человеческом разумении», Лейбницвновь заговорит о ценности подобного пробуждающего искусства припоминания,противопоставляя его методам традиционной мнемотехники, осколкумагического искусства памяти289.Хотя память позволяет «умозаключать» о последовательности случайныхсобытий (таково «обучение» животных), в ней нет и не может быть ясности истинразума; впрочем, признаёт Лейбниц, мы лишь изредка следуем разуму, тогда кактри четверти наших размышлений – это размышления в духе врачей эмпириков,полагающихся только на свой опыт и память 290.