Диссертация (1145150), страница 50

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 50)

Последние слова иллюстрируются фотографиями, азатем, в кадре, вступает «старший» нарратор, невестка, которая буквально влицах разыгрывает происходящее действие. Чтобы показать миметическийхарактер данного речевого акта, приведем расшифровку этого фрагментарассказа полностью: «Где-то часов в 11 раздался в квартире звонок, иНаталья Ивановна пошла открывать дверь. Наталья Ивановна зашла ко мнеи сказала: К нам пришли очень плохие люди, нехорошие люди.

Я немногоиспугалась, говорю: Наталья Ивановна, кто? Хулиганы? Воры?. Онаговорит: Нет, вот такие же люди, которые приходили за БорисомАндреевичем. Вот как эта неграмотная деревенская женщина сразу учуялав этих людях вот людей из КГБ, хотя они все были в штатском?! Ибуквально через некоторое время один из них зашел ко мне в комнату иговорит: Скажите, кем вы приходитесь Гроссману? Мы пришли, чтобыарестовать его роман.

Я, конечно, была очень взволнована. В моей жизниэто был второй обыск, потому что в 49 году был арестован мой отец».Далее, возвращая нас из мира воспоминания матери в историю арестарукописи, с краткой ремаркой вновь вступает «младший» нарратор: «Один изэтих офицеров спрашивает, а что, скажите, пожалуйста, у Гроссманабольное сердце, ему плохо. Мама всполошилась, вошла в кабинет, увидела вкаком состоянии, совершенно полуживой, сидел дедушка, достала изаптечки лекарство, дала ему лекарство». Отметим, что здесь повествованиеведется как бы со стороны, от третьего лица, что подтверждает формальнуюдиегетичность данного нарратора. Напротив, буквально на полусловеподхватывая наррацию, И.

Новикова говорит от первого лица, используядейксис «я»: «И больше я уже из этой комнаты не выходила. Я была в этой262комнате, когда шло изъятие романа <…> Гроссман сидел внешне спокойно.Я как сейчас помню, он сидит в кресле, я стою около него <…>». Получивповествовательную инициативу, она доводит драму о том, что происходило вквартире на Беговой до кульминации: «Через некоторое время они говорят,что Василий Семенович говорит, что есть еще экземпляры романа, и мысейчас должны поехать туда и изъять этот роман. Не волнуйтесь, мыпривезем его обратно часа через два. Вот тут я очень разволновалась,может, была где-то даже истерика. Я сказала, куда вы его увозите, что выс ним собираетесь делать, сейчас придет его жена, что я ей скажу.

И мывышли с ним в маленькую прихожую, это была зима, февраль месяц. Япомогла ему одеть пальто, одеть шапку, я ему пожала руку. Даже не руку, акак-то вот так вот я его взяла за руку, посмотрели друг другу в глаза. Яменя глаза были полны слез, и у него глаза были полны слез. И они его увели.

Явидела, как его посадили в машину и увезли <…>».Смонтированные встык, кадры с этими нарративнымивысказываниями создают на экране особую нарративную ситуацию:«рассказывая, мы вновь переживаем тот день». Аудиовизуальный «эффектприсутствия» и эмоционального сопереживания особенно усиливается, когданевестка Гроссмана, И. Новикова, вспоминая, как она пожала рукууходящему Гроссману, показывает это в кадре, а говоря о том, что глаза ее вмомент, когда его увозили, были полны слез, плачет прямо в кадре308.

Темсамым, происходит когнитивная актуализация референтного события, точкизрения нарратора, зримо проявляется эмоциональный компонент наррации.Кроме того, в данном эпизоде особенно отчетливо реализуетсядвусобытийность нарратива, о которой мы уже говорили выше, цитируяМ. М. Бахтина, отмечавшего, что одновременно в повествовании существуют«два события – событие, о котором рассказывается в произведении, и308Согласно Л.Д.Бугаевой, здесь проявляется характерная для кинонарратива «наррация эмоций»,посредством которой «переживается и передается опыт» (см. 1.5.).263событие самого рассказывания»309.

Для документального биографическогокинонарратива такая «двусобытийность» - свойство зримое,демонстрируемое на экране как прямая «передача фактов», по выражению Ж.Женнета310. Поскольку передаваемые факты – реальные, а сами нарраторыявляются участниками события, о котором рассказывается, то«сопереживание» становится эмоциональным маркером наррации,отмечающим и «событие рассказывания», и «событие, о которомрассказывается». В данном эпизоде фильма проявлению «двусобытийности»способствуют и особый «стереоскопический» эффект, который возникаетпри монтаже кадров «рассказывания» с фотографией нарратора в молодости:во-первых, визуально акцентируется временна′я дистанция и перекличкасобытий, а, во-вторых, при невольном сопоставлении разновременныхизображений имплицитно возникает дополнительный сюжет о жизни самогонарратора («молодость – старость», «детство-зрелость»).

Отметим, чтоданный эффект, характерный для документального портретного фильма,проявляется и в других эпизодах, с другими нарраторами.Что касается данного эпизода, то здесь автор строго соблюдаетдиегетическое единство нарратива: в фильмическом пространстве (та самаяквартира Гроссмана) рассказывают только те, кто был там в моментразворачивания события, о котором рассказывается, т.е. 50 лет назад.Отметим также, что видеоряд «рассказывания» практически не прерывается– только предъявленными в кадре документами: рукописи инемногочисленными фотографиями (суровая пожилая женщина-няня;сидящий неестественно прямо Гроссман - как иллюстрации его«спокойствия»; жена, Ольга Михайловна, на крупном плане пристальносмотрящая прямо в объектив). Характерно, что каждая из показанных в кадрефотографий в соответствующем речевом контексте индуцирует «эффект309310Бахтин М.М.

Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 403.Женнет Ж. Повествовательный дискурс // Фигуры. Т.2. М., 1998. С. 180.264Кулешова»: облик няни становится осуждающим, Гроссмана – до пределанапряженным, а взгляд жены на словах: «Через какое-то время пришлаОльга Михайловна, и мы с ней часа полтора были в большой тревоге, потомучто были уверены, что они его не привезут»,- выглядит тревожным.Далее, когда повествуется уже о происходящем вовне - об изъятииэкземпляров рукописи по другим адресам: из сейфа Твардовского в «Новоммире», у машинисток – наррацию продолжает старшая дочь ГроссманаЕкатерина, которой не было на Беговой; а о том, как писатель позже вернулсядомой, рассказывает его приемный сын Федор, который к тому времени уженаходился в квартире.Разумеется, данный фрагмент не является отдельной историей, он –часть целого фильма как нарратива и элемент полифонической наррации.При этом как элемент монтажной композиции наррации, который вдальнейшем мы будем именовать «нарративным композитивом»311,вполне типичен, по структуре повторяется и в данном фильме, и в другихпроизведениях нарративной теледокументалистики.

В рассматриваемомслучае есть целый ряд аналогичных композитивов, в частности, короткий,всего из двух «синхронов», фрагмент о судьбе малоярославского экземпляра«Жизни и судьбы». После авторской нарративной «подводки» - презентациисобытия - говорит дочь друга Гроссмана Мария Лобода: «Папа привезрюкзак. В рюкзаке были три вот такие папки. Они были завернуты в летнееплатье моей сестры. Родители говорили шепотом, достали авоську,положили эти папки в авоську. Папа меня позвал и сказал: «Это вещь,которую написал дядя Вася. Говорить о том, что она хранится у нас,никому не стоит…», затем ее рассказ о таинственной «вещи» подхватываетсестра Людмила: «Я эту рукопись видела, то она под кроватью лежала, то311Термин коммуникативной лингвистики, актуализированный И.С.

Мартьяновой «для интерпретациимонтажной композиции» в контексте проблем «литературной кинематографичности» (см.: Мартьянова И.С.Киновек русского текста: парадокс литературной кинематографичности. СПб., 2002. С. 20-22).265на шкафу. Вот 30 лет в этом доме она у нас жила. Мама, конечно,нервничала, поэтому она эту рукопись все время перекладывала. Она у нас«жила» под кроватью у родителей в спальне. Иногда она лежала в подполе,мама считала, что там уж точно ее никто не будет искать.

А когдаприходил милиционер, мама ее брала, бежала, забиралась на сарай, тамвывешивала, сама гвоздь вбила, вывешивала в сторону соседей». В итоге,образуется нарративный композитив, хотя диегетическое единствокинотекста в данном композитиве не соблюдается: старшая сестра говорит,сидя за столом в интерьере условной библиотеки или кабинета, а младшая –стоя во дворе родительского дома, о котором идет речь, где и происходилотридцатилетнее событие тайного хранения рукописи. Несомненно, в такомварианте важно, что завершается композитив именно совпадающим по местудействия элементом.Аналогичным способом смонтирован эпизод о том, как хранившийсяу Семена Липкина экземпляр романа переправляли на Запад. Автор«конструирует» нарративный композитив из синхронной речи ИнныЛиснянской и Владимира Войновича.

Начинает – после соответствующейавторской «подводки» – свою часть рассказа Лиснянская: «Я в этой всейистории была младшая балда, посыльный. Мне было очень страшно. Ничегоболее страшного, чем перевозка этого романа, я не помню. Хотя в жизни иболее страшные вещи бывали. Тут была страшная ответственность иужас за этот роман, потому что я знала уже, что это за колоссальнаявещь, и потерять или упустить. Вдруг отнимут, тогда все»; затем послебуквально секундной паузы вступает со своим словом Войнович: «Тогдапришла к нам Инна Львовна, привезла рукопись как-то вечером. А в Москветогда гостил, как мы называли, самиздатчик.

Владимир Сандлер изЛенинграда. А у него был такой аппарат, который был гибридомфотоаппарата и ксерокса. Там он нажимал кнопку, сверкали лампы. Все266что-то ездило туда-сюда. Он сделал потрясающей четкости фотопленку.После чего я позвал, здесь тогда жила аспирантка Венского университетаРоза Цинглер, мы ее называли Мата Хари. И эта Мата Хари, я ее вызвал, иговорю: Розмари, вот это великий роман, он должен обязательно дойти доиздателя».

Характеристики

Список файлов диссертации