Диссертация (1144862), страница 81
Текст из файла (страница 81)
Отражениемэтой ситуации были дискуссии как в академической, так и в правительственной среде, большинство участников которых склонялись к переходу к системе с одной научной степенью33. В некоторых случаях корпорация осознанношла на компромисс, допуская к докторскому диспуту слабую диссертациюученого, которому нужно было защититься по «мотивам служебного порядка» и в профессионализме которого, тем не менее, не сомневалась. Правда, вэтом случае диспутант должен был быть готов к публичной и беспощадной30Глинский Б.Б. Среди литераторов и ученых. Пг., 1914. С. 190–191.Цит. по: Дмитриев А.Л.
Василий Гаврилович Яроцкий // Очерки по истории финансовой науки /Под ред. В.В. Ковалева. М., 2009. С. 479–489.32Дмитриев А.Л. Финансист и экономист В.Г. Яроцкий // Реформы и право. 2009. №2. С. 74.33См. Объяснительная записка к проекту Устава Императорских Российских университетов [Пг.,1916]. С. 36–39.31346критике34. Впрочем, и принижать значения докторской степени не следует —на психологическом уровне она воспринималась как гарантия положения внауке и обществе35. Незаслуженное с точки зрения научной элиты присуждение докторской степени могло обернуться скандалом. Так, вызвавший широкий критический резонанс докторский диспут историка Н.Д.
Чечулина(1896), походивший на историко-филологическом факультете Петербургского университета, спровоцировал полемику о необходимости изменения всейсистемы присуждения ученых степеней36. С другой стороны, в тех случаях,когда выдающееся значение представленной к защите работы было очевидно, факультет мог с согласия МНП сразу принять диссертацию к защите вкачестве докторской (как это было, например, с диссертацией талантливогохимика В.Н. Ипатьева)37.Разумеется, надо подчеркнуть (см. выше главу 2), что в различных областях знания роль докторской степени была различной — если в одних случаях она носила почти факультативный характер, то в других была фактически обязательным условием успешной научной карьеры. Эта ситуация находила отражение в периодически возникающих дискуссиях по поводу прав«исправляющих должность» профессоров (как отмечено выше, эта «приставка» к должности означала, что у профессора нет докторской степени).
Так,при обсуждении правил избрания выборщиков от университета в Государственный совет некоторые профессора (прежде всего физико-математическогофакультета, где традиционно требовалась докторская степень для обретенияпрофессуры) пытались ограничить права «исправляющих должность», одна-34Тищенко В.Е. [Воспоминания о Д.И.
Менделееве] // Д.И. Менделеев в воспоминаниях современников. М., 1973. С. 44–45.35См., напр.: Никольский Б.В. Дневник… Т. 1. 1896–1903. С. 130.36См.: Кричевский Г.Г. Ученые степени в университетах дореволюционной России // История СССР.1985. №2. С. 150.37Кузнецов В.И., Максименко А.М. Владимир Николаевич Ипатьев.
1867–1952. М., 1992. С. 30–31.347ко такая попытка была решительно отвергнута абсолютным большинствомСовета, принадлежавшем к гуманитарным факультетам38.Сдача магистерских экзаменов, присвоение ученой степени давали несомненное право на получение приват-доцентуры. Однако это «право» ещене означало, что корпорация автоматически позволит им воспользоваться новоиспеченному магистру. В ряде случаев преподавательская карьера завершалась, не успев начаться.
Ответственным делом, особенно для молодогоученого, была подготовка и чтение первой вводной лекции, которая читаласьв присутствии профессоров и преподавателей университета, студентов разных курсов, часто широкой публики. Успех или неудача вступительной лекции в дальнейшем служили предметом многочисленных спекуляций и дажеинтриг, как это было, например, на вступительной лекции историкаИ.П.
Сенигова, содержание которой его противники по факультету попытались максимально использовать для научной дискредитации своего оппонента39. Другой известный пример — неудавшаяся вступительная лекцияИ.С. Продана, провал которой предопределил не только отказ претенденту вприват-доцентуре по кафедре философии, но и пожизненную вражду с профессором А.И. Введенским40. Если же лекция удавалась, это было счастливоесобытие в жизни начинающего приват-доцента. В подробностях и с упоением описывает свой успех во вступительной лекции в 1899 г. Б.В. Никольский:«Внимание было полное, напряженное; интерес общий и несомненный; я видел и ощущал,как нежится их внимание на моих наглядных, ярких и простых мыслях.
Я чувствовал, как им всемхочется меня слушать. В этом я не ошибаюсь, моего опыта мне достаточно. Из профессоров былиСергеевич, Яроцкий, Ефимов, Гольмстен, Лебедев, Петражицкий, Каминка, Гримм. Специальнослушать приехали Ефимов, Петражицкий и Яроцкий. С аудиториями явились Сергеевич и Гримм.[Выписка и протокола заседания Совета С.-Петербургского университета, 22 сентября 1908 г.] //РГИА. Ф. 733. Оп.
154. Д. 217. Л. 37–38об.39Бухерт В.Г. С.Ф. Платонов и Кружок русских историков // АЕ за 1999 г. М., 2000. С. 136; Брачев В.С., Дворниченко А.Ю. Кафедра русской истории Санкт-Петербургского университета (1834–2004).СПб., 2004. С. 72–73.40См.: Ермичев А.А. Скверный анекдот или Дело двух профессоров // Вопросы философии. 2014. №7.С. 90–101.38348Впечатление лекция несомненно произвела. Аплодисменты разом грянули густым треском со всех41сторон. С разных концов что-то кричали, — вероятно, что-нибудь лестное» .Последовательная и системная деятельность отдельных профессоров,связанная с «селекцией» учеников, имела ключевое значение со схоларнойточки зрения — оставление для подготовки к профессорскому званию, наделение магистранта стипендией, допуск ученого к приват-доцентуре стали основой для формирования научных школ в разных отраслях знания.
Так, ученики профессора А.Н. Коркина составили основу петербургской математической школы42, ученики А.М. Бутлерова — школу в области химии43, ученикиВ.А. Стеклова — в области математической физики44, ученики А.Х. Гоби —в области ботаники45, ученики С.Ф. Платонова — в области русской истории46 и т. п.Для профессоров и университетской культуры в целом связь «учитель –ученик» имела и глубоко личный смысл. Сквозь призму учительства и ученичества не только мыслилась история науки и корпорации, но и свое местов ней.
Иллюстрацией этой мысли вполне может быть благодарственная речьслависта В.И. Ламанского, обращенная к ученикам в связи с чествованием25-летия его ученой деятельности (с середины XIX в. — одна из устоявшихсяуниверситетских коммемораций): «Провозглашая себя громко моими учениками, вы утешаете и ласкаете меня отрадную надеждою: ученики ваши иученики их учеников, вспоминая о вашей деятельности, быть может, когданибудь и меня, как вашего старого дядьку, помянут с благодарностью за тоНикольский Б.В.
Дневник… Т. 1. 1896–1903. С. 308.История кафедры математики c очерком истории кабинета практической механики 1918 // ЦГАСПб. Ф. 7240. Оп. 14. Д. 35. Л. 68–78.43Фаворский А.Е. А.М. Бутлеров как глава школы русских химиков. Л., 1929.44Владимиров В.С., Маркуш И.И. Академик В.А. Стеклов. М., 1973. С. 5345История кафедры ботаники [1918] // ЦГА СПб. Ф. 7240. Оп. 14. Д.
35. Л. 33–36; Генкель П.А. Христофор Яковлевич Гоби. М., 1976. С. 85–150.46См.: Цамутали А.Н. Глава петербургской исторической школы: Сергей Федорович Платонов // Историки России. XVIII – начало ХХ века / Отв. ред. А.Н. Сахаров. М., 1996. С. 538–552; Брачев В.С. Русскийисторик С.Ф. Платонов. Ученый. Педагог. Человек. СПб., 1997; Ходяков М.В. «Университет — для науки».С.Ф. Платонов // Знаменитые универсанты. Очерки о питомцах Санкт-Петербургского университета… Т. III.С. 136–152; Шмидт С.О. Историк С.Ф. Платонов — ученый и педагог (К 150-летию со дня рождения).
М.,2010.4142349уже одно, что вы меня так любили». К.Я. Грот, приводя в брошюре, посвященной памяти В.И. Ламанского эти слова учителя, отмечает: «Эта надеждасбылась еще при жизни Владимира Ивановича. Во втором “Новом Сборнике”, изданном в его честь учениками в 1905 г. по случаю его 50-летнего юбилея [научной деятельности] приняли участие и ученики его учеников, его, таксказать духовные внуки»47. Другой знаменитый профессор (а затем и академик) факультета восточных языков П.К. Коковцов «почти каждый раз налекции в университете и дома вспоминал своего учителя Д.А. Хвольсона»,ссылаясь на его авторитетную позицию по поводу того или иного сюжета48.Разумеется, поведение В.И.
Ламанского и П.К. Коковцова выглядело невполне ординарно, слишком акцентуировано, поэтому и привлекало внимание современников, но, что характерно, оно воспринималось ими как вполнедопустимое и позитивно характеризующее этих профессоров, т. е. в полноймере отвечало базовым установкам ментальности университетской корпорации.Допуск в мир «избранных» означал не только обретение нового социального статуса и формальных привилегий, но и возможность посещениямногочисленных неформальных профессорских салонов. Особую популярность имели салоны известных в обществе профессоров и приватдоцентов — для начала ХХ в.