Диссертация (1139313), страница 20
Текст из файла (страница 20)
Причина восстания, сочли власти, кро-106ется не столько в пропаганде и шпионаже в пользу изгнанной династии, сколько в самой природе гэльского мира – в клановой ментальности.Безусловно, de facto британцы были правы, и массированная кампания этноцида, объявленная после поражения восстания, довольнобыстро показала свои результаты. Горным шотландцам под страхомпродажи в рабство в колонии воспрещалось носить национальныйкостюм, иметь оружие (даже простой перочинный нож), говорить погэльски; чаще всего, впрочем, в нарушителей стреляли на поражение.Всякие рудименты кланового сознания, наследственной юрисдикциивождей, устной традиции были объявлены вне закона и жестоко преследовались. Мятежные предводители кланов были либо казнены, либо спаслись бегством; их лояльные Великобритании наследники с подачей властей оптимизировали хозяйственную деятельность, воспользовавшись тем, что отношения гэльской знати с сокланниками de jure– согласно еще Regiam Majestatem – соответствовали договору аренды, массово выселяли горцев с земли, обрекая на голодную смерть.Численность гэльского этноса сократилась вчетверо; и когда, спустявсего лишь тридцать-сорок лет после Восстания, знать воспылала романтическим интересом ко всевозможной кельтике, ни одного живогоносителя традиции, достаточно отважного, чтобы признать себя таковым, не осталось.
Шотландская культура Нового времени, от принятых ныне рисунков тартана до исторической мифологии, ведет своюродословную от викторианского образа “благородного дикаря”, вполне безопасного для “цивилизованного мира”81.Таким образом, к середине XVIII столетия труд перевода Шотландии на всецело английские цивилизационные “рельсы” был завер81См. напр.: Zimmermann D. The Jacobite Movement in Scotland and in Exile, 1749-1759.
Hampshire:Palgrave Macmillan, 2004. – 320 p.107шен – родоплеменной анклав на Севере страны, успевший слиться вообще с шотландским логоцентризмом во всех его видах, от католицизма до радикального ковенантерства (эти два столь непримиримыхлагеря пришли к единству, найдя общего врага в унии 1707 года), былуничтожен физически, вместе с большинством носителей этой культуры.
Казалось, само слово “Шотландия” – и то забыто навсегда впользу эвфемизма “Северная Британия”; но, вколотив последнийгвоздь в крышку гроба гэльской вольницы, неумолимый и безжалостный прогресс, по всем законам диалектики, породил себе нового противника.§ 2. Статус личности в Шотландии во второй половине XVIII –XIX в. Шотландское Просвещение, классический либерализм и социализм. После окончательной унификации культурного ландшафтаШотландии ее ждал не только экономический бум за счет всех благсвободной торговли, отныне доступной не только англичанам, но ибум интеллектуальный. Шотландская мысль второй половины XVIIIстолетия вошла в историю как Шотландское Просвещение и подариламиру немалую долю краеугольных камней классического либерализма.Шотландское Просвещение отличалось от своего французскогособрата крайним эмпиризмом и скептицизмом – что неудивительно всвете его зарождения как реакции на идеалистические концепции недавнего прошлого, где политическая доктрина находилась в теснойсвязи с религиозной.
В отличие от деиста Дидро и уклончиво признававшего необходимость хотя бы фикции Высшего Разума Вольтера,шотландские философы проповедовали экстремальный рационализм исциентизм, утверждая, что посредством одного только человеческогоразума может быть достигнуто идеальное общественное устройство.Вторым немаловажным отличием доктрины шотландских просветите-108лей от их французских коллег было в высшей степени уважительноеотношение к собственности: как от эгалитарных концепций Руссо, таки от пиетета к “просвещенной монархии” per se в трудах шотландцевне было и следа.Исторически центрами Шотландского Просвещения стали Эдинбург, Глазго и Абердин – вернее, университеты этих городов, одни изстарейших в Европе.
Многие мыслители входили в число их преподавательского состава, оттого довольно скоро Просвещение приобрелоесли не институциональный, то, по крайней мере, близкий к тому характер. Также важной (хотя и не исключительно шотландской) особенностью эпохи можно считать и образование многочисленных клубов по интересам. Политические клубы, “якобитские” и вигские кофейни, куда не рекомендовалось являться представителям противнойидеологии, не были новостью в прежние поколения, так как лежали врусле общей городской традиции XVIII столетия, как британской, таки континентальной.
Однако в Шотландии философские и литературные клубы просветителей имели тенденцию к институциональномуоформлению, и именно на их основе в дальнейшем развивались живые научные сообщества. Особое значение для нас, безусловно, имеют такие эдинбургские клубы как “Общество св. Джайлса”, специализировавшееся на общественных науках, и “Покерный клуб”, работавший над теоретическим и правовым обоснованием гражданскогоополчения82.Среди громких имен Шотландского Просвещения в области общественных наук мы можем назвать не только Адама Смита и ДэвидаЮма, которые и без того весьма известны русскоязычному читателю,но и Адама Фергюсона, Томаса Рида, Уильяма Гамильтона, Джеймса82См. напр.: Buchan J. Crowded with genius : the Scottish enlightenment : Edinburgh's Moment of theMind. London: Harper-Collins e-books, 2006.
– 451 p.109Битти, Дугалда Стюарта. Ниже мы коротко коснемся тех из высказанных ими идей, которые имеют непосредственное отношение к теменашей работы.Адам Фергюсон прославился прежде всего как автор монументального труда “Размышление об истории гражданского общества”(1766). История правовых и политических учений знает его преждевсего как одного из основоположников позитивизма; однако тот факт,что Фергюсон был большим поклонником Монтескье и Юма, привелего к формулированию принципа историзма.
Рассматривая человекакак существо сугубо биологическое, Фергюсон тем не менее писал обэволюции нравственного чувства, все более возвышающегося над инстинктом, и соответствующей эволюции общества и культуры. Социальные институты, возражал Фергюсон классическому прагматизму,вовсе не всегда являются плодом холодной институционализированной рефлексии; человек не может избавиться от своей человеческойприроды, потому следует, берясь за изучение общества в том илиином ключе, первым делом принять современный ему господствующий человеческий тип за меру всех вещей и оценивать события и теории с точки зрения их исторического контекста. Критикуя теориюобщественного договора, Фергюсон выдвигал идею социальных институтов как продукта взаимодействия конкретных исторических обстоятельств – и дальнейшей эволюции этого продукта.Дэвид Юм, как пишут некоторые ученые, “заложил базу для невполне понятого и отраженного Кантом тезиса о равенстве государства и гражданского общества, скорее, даже о подчиненности государства нуждам гражданского общества” 83 .
Однако т.н. Шотландскаяшкола здравого смысла, представителями которой были Рид, Гамиль83Баренбойм П. Три века одиночества правовых идей Давида Юма // Право и экономика. 2011. № 9.С. 56.110тон, Битти и Стюарт, выступила в оппозиции скептицизму и протосолипсизму Юма, превознося человеческое рацио и апеллируя, de facto,к бихевиоризму Томас Рид также был создателем весьма оригинальной теории познания, отводившей ключевую роль в познании мира исоответствующей реакции индивида на внешние раздражители морально-нравственным воззрениям конкретного человека.Тем не менее, особый интерес для нас представляет учение АдамаСмита – без которого немыслим как современный либертаризм, так ивообще общественные науки.Традиционно биографы Смита обращают особенное внимание наего наследие как экономиста – однако Смит серьезно интересовалсяправом, более того, одно время преподавал юриспруденцию в университете Глазго.
Таким образом, экономическая теория Смита неотделима от его взглядов на естественное право и вообще на природу социума. Краеугольным же камнем его позиции в этом отношении служило понятие свободы – именно к ее апологетике сводятся, в сущности, даже сугубо экономические, на первый взгляд, выкладки в его работах.Именно в пору своего глубокого увлечения теорией права и этикой Адам Смит, по мнению большинства ученых, впервые задумалсяо взаимосвязи этических систем, позитивного права и экономическогопроцветания.
В дальнейшем, пребывая во Франции, Смит имел возможность войти в кружок физиократов (на правах, впрочем, болееслушателя, нежели оратора) и воспринять их идею свободного взаимодействия индивидов как практического проявления естественногоправа – и, следовательно, наиболее рационального и эффективногоспособа удовлетворить их потребности. Имплементируя в дальнейшем идею свободы на знаменитую «невидимую руку рынка», Смитникогда не упускал из виду ее (свободы) социокультурный аспект. В111частности, разделение труда – основной двигатель экономическогопрогресса – Смит выводит именно из эквивалентного обмена и естественной склонности к нему людей в том случае, в котором в их поведении проявляется правовое начало.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
