Диссетация (1137676), страница 59
Текст из файла (страница 59)
The Politics of Religious Experience. Cambridge University Press, 1992;Bloch M. From Blessing to Violence. History and Ideology in the Circumcision Ritual of the Merina of Madagascar.Cambridge University Press, 1986.704"Le prestige sacré qu'il s'arroge est le faux-semblant d'un monde réduit en profondeur au poids de l'utilité. Il en est de lanoblesse du guerrier comme d'un sourire de prostituée, dont la vérite est l'interêt", Bataille G. Théorie de la religion. P. 317.705"...il la subordonne à une fin réelle.
Il la subordonne ainsi généralement", Ibid. P. 321.241Ни то, ни другое не имеет ничего общего с сакральным и его логикой. Поэтому вконечном счете даже архаическая война содержала в себе зерно современной.Попытки вернуть в современную войну жертвенное измерение, однако же,имели место; одной из таких попыток посвящена батаевская статья «Каприз игосударственная машинерия» (1951) Предметом его размышления становитсяфраза из письма, которое Гитлер направил Муссолини 16 февраля 1943 г.: в немон пишет, что германская армия не должна сдаваться и что сгинуть вСталинградском «котле» – «в ее же собственных интересах»706.
На первый взгляд,как отмечает философ, такая постановка вопроса кажется жертвенной: речь идет опринятии смерти ради обретения славы. Однако затем он последовательноразоблачает ее структуру как серию подмен, элиминирующих в недавней войнекакое бы то ни было жертвенное измерение. Ее проблема заключалась в разрывемежду личным желанием человеческого существа подвергнуть свою жизнь рискуради обретения славы и тем, что этот риск оказывается навязан ему извне какобретающий цель вне его самого: это может быть ничуть не нужная ему победа,процветание государства или же абстрактное светлое будущее.
По мере своегоразвития т.н. «государственная машинерия» парадоксальным образом начинаетигнорировать также и интересы самого государства, приобретая от него некуюзловещую автономию:Государственная машинерия работает по сути своей на будущее: в ней примечательно это иеще то, что она доводит подчинение используемых ей индивидов до предела и делает этовопреки их собственным отдаленным интересам и даже отдаленным интересам государства,гражданами которого они являются; в противоположность этому, в тисках такой машинериинепосредственные интересы солдата полностью игнорируются707.706См.: Bataille G. Caprice et machinerie d'État à Stalingrad // ŒC. T.
11. Gallimard, 1988. P. 473."La machinerie d'État fonctionne essentiellement dans l'intérêt du temps à venir: elle a même ceci de remarquable, elle adéveloppé au maximum la subordination des individus qu'elle emploie, sinon à leur intérêt lointain, du moins à l'intérêtlointain de l'État dont ils sont les citoyens; en contrepartie, le soldat dans la machinerie voit son intérêt immédiat nié aumaximum", Ibid. P. 478.707242Обычно в контексте современной войны, таким образом, игнорируются равнокак интересы индивида, так и интересы государства; главную роль в ней играетнадличная структура, в направлении которой трансцендируется любой смысл;это, по сути, и есть профанное.
Гитлер, как пишет Батай, пытается вернуть ввойну жертвенность, но у него ничего не получается, потому что никто и никомуне может приказать принести себя в жертву:В Сталинграде будущее германского государства уже не имело значения; значение имели«интересы самого войска», но его непосредственные интересы были выражены не ведущимвойска в бой героем, а верховным командованием, самим фюрером, которому оставалось лишьзабавляться, ничуть не заботясь об отпущенном еще немецкой армии времени 708.Следует обратить внимание на ряд качественных сдвигов, каждый из которыхотдаляет гибель на войне от жертвенной: если в случае этой последней солдатпринимает решение подвергнуть себя риску сам и не имеет целей вне этого риска,то здесь решение было принято за него, интерес режима подменил его личный ибыл навязан ему вместе с некой внешней целью – хотя бы и весьма абсурдной.Поэтому прямой приказ пожертвовать собой в контексте современной войныработает вхолостую и не дает ожидаемого результата, поскольку полностьюпротиворечит ее сущности, основанной на трансцендентных основаниях,изъявших у человеческого существа его жизнь и право ей жертвовать709.
«Посемуужас Сталинграда заключался не столько в массе физических страданий, скольков этой глубокой ошибке командования, которое отдает машинерии приказы,абсолютно противные ее природе»710. Инаковость жертвы и машинерии, котораяисключает между ними любые точки соприкосновения, соответствует здесь«абсолютной инаковости» сакрального и профанного.708"Ce qui comptait à Stalingrad n'était déjà plus l'avenir de l'État allemand: c'était enfin "l'intéret des troupes ellesmêmes", l'intéret immédiat saisi non par le héros commandé, mais par le commandement suprême, par de Führer, réduit àjouir sans mesure du temps qui restait à l'armée allemande", Ibid. P.
478.709См. также: Зенкин С. Жорж Батай: политика в мировом масштабе.710"Si bien que l'horreur de Stalingrad réside moins dans la somme de souffrances psysiques que dans la profonde erreur ducommandement, donnant à la machinerie des ordres absolument contraires à sa nature", Bataille G. Caprice et machineried'État à Stalingrad. P. 479.243Окончательную версию своей концепции войны Батай представляет в«Эротизме», где он называет архаическую и современную формы войны такжеритуальной и прагматической.
В этом труде философ обозначает три центральныхформа трансгрессии запрета на убийство – это охота, вышедшая из нее война ирелигиозные жертвоприношения; значительное число этих последних предстаетпраздником, с которым он и связывает архаическую войну: «По своему характеруархаическая война напоминает празднество [...] Изначально война, по-видимому,была роскошью... агрессивной безудержностью, сохраняющей расточительныйхарактер безудержности»711.
Однако впоследствии по мере своей эволюции войнаобрастала всякого рода правилами, которые ограничивали заложенный в нейнасильственный импульс и мало-помалу порабощали его, подводя под приматпользы, разума, внешней цели. Здесь в связи с современной войной мысталкиваемся с еще одним знакомым нам понятием – жестокостью [cruauté].Выше мы рассматривали его на примере влияния, оказанного на Батая де Садом иотмечали, что в 30-х этот первый использует его как синоним насилия и пишет о«неумолимой жестокости природы», противостоящей «уничижительному образудоброго бога»712. Сейчас он от подобной точки зрения отказывается и связываетжестокостьсорганизованнымхарактеромтрансгрессии,свойственнымсовременной войне: «Насилие, которое само по себе не жестоко, при трансгрессииосуществляется организованно. Жестокость – это и есть одна из форморганизованного насилия»713 – т.е не снимающая границы сакральная стихия,пронизывающая весь природный мир, а сугубо профанный расчет, нечтопродуманное, выверенное и планомерное.
В качестве примера философ приводитрассказ своего современника об убийстве пленников, которое происходит не впылу боя, а уже после него, на холодную голову:711"Le caractère de la guerre archaïque rappelle celui de la fête [...] Primitivement, la guerre semble bien être un luxe... c'estune exubérance agressive, maintenant la largesse de l'eubérance", Bataille G.
L'Érotisme. P. 78.712См. сноску № 357.713"La violence, qui n'est pas en elle-même cruelle, est dans la transgression le fait d'un être qui l'organise... La cruauté estune des formes de la violence organisée", Ibid. P. 81.244Отличаясь от насилий в животном мире, война развила свою собственную жестокость, накакую звери не способны. Например, перед боем, часто завершавшимся истреблением врага,происходила казнь пленных. Такая жестокость – специфически человеческий аспект войны [...]...на войне немыслим возврат к животному состоянию, окончательное забвение пределов.Всегда остается что-то такое, чем утверждается человеческий характер насилия – пусть дажесамого неистового714.Парадоксальность мысли Батая, таким образом, состоит в том, что он связываетжестокость войны с проявлениями не звериного и чудовищного, а человеческого;в насилии человек перестает быть собой, на войне же действует исходя из себя.Ранее философ называл ее зверством, – но на зверство способен только не-зверь;животное же состояние открывает нам истину существования в качествечеловеческого существа.
Жестокость, таким образом – это униженная,десакрализованная форма изначально и по сути своей сакрального насилия.«Агрессия не может быть ни ограничена, ни закабалена», – вещал Батай всередине 30-х715; теперь же он говорит, что случиться может и то, и другое, ноничего хорошего в этом нет. Окончательный вердикт, который он выносит войне,не оставляет ни малейшей возможности для неправильного прочтения716:У первобытной войны тоже мало оправданий: она изначально неизбежно развивалась всторону современной войны, предвещала ее.
Но, пожалуй, только нынешняя организованнаявойна, отличная от первоначальной организованной трансгрессии, способна завести родчеловеческий в тупик717.714"La querre qui différait des violences animales développa une cruauté dont les animaux sont incapables. En particulier lecombat, souvant suivi du massacre des adversaires, préludait banalement au supplice des prisonniers. Cette cruauté estl'aspect spécifiquement humain de la guerre. [...] ...le retour à l'animalité, l'oubli définitif des limites, est inconcevable dansla guerre. Toujours une réserve subsiste qui affirme un caractère humain d'une violence cependant effrénée", Ibid. P. 60.715См. сноску № 358.716В английском переводе авторства Мэри Долвуд эта фраза переведена максимально странным образом: «war...will leave humanity unsatisfied», неудовлетворенным, в то время как в оригинале ясно говорится о l'impasse, тупике.См.: Bataille G.
Erotism: Death and Sensuality. San Francisco: City Lights Books, 1986. P. 80.717"La querre primitive elle-même est peu défendable: dès d'abord elle apportait dans ses développements inévitables, elleannonçait la guerre moderne. Mais seule l'organisation présente, au-delà de l'organisation première inhérente à latransgression, laissereit le genre humain dans l'impasse", Bataille G.
L'Érotisme. P. 60.245***Итак, нам, как мы полагаем, удалось показать, что отношение Батая к войне напротяжении всей его жизни часто менялось: от юношеской завороженности как еекошмарами, так и воинской доблестью или славой оружия он пришел сперва кмистическому осмыслению этого понятия в отрыве от его ужасной реальности, азатем – к систематическому его осмыслению. По отношению к интересующемунас в наибольшей степени вопросу о соотношении насилия и сакральногопроблема войны является для философа вторичной, так что различные ее решенияформулируются исходя из ответа на него.
Константами его идей на сей счет былоотвержение современной войны как очевидно не имеющей сакрального смысла –и поиск либо изобретение других ее форм, которые бы такой смысл имели. Всоответствии с этим критерием мы выделили в его трудах три рода войны, это1. Архаическая война, схожая с жертвоприношением и сообщающая индивидусакральный опыт потери или растраты себя в близости к смерти и насилию,однако неизбежно вырождающаяся в войну современную;2. Современная война, полностью лишенная жертвенного измерения иподчиненная разуму, труду и расчету. В своей предельной форме она предстаеттотальной войной, грозящей человечеству полным уничтожением, послекоторого людей, способных так или иначе стать субъектами духовного опыта,попросту не останется;3.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
