Диссертация (1137593), страница 7
Текст из файла (страница 7)
«Наука о том, что не приурочено ни к какому определенному времени, но имеет силу всюду и навсегда, при всей её ценности, не способна высказывать решительно ничего относительно того, что действительно существует в определённых пунктах пространства и времени и что произошлолишь один раз в том или ином месте, в тот или иной момент» [Риккерт 1997:223]. Интерес, в свою очередь, обусловливает понятийное мышление – в этомотношении Риккерт добавляет ясности в сравнении с позицией Виндельбанда.
Специфика наук о культуре состоит не в их предмете и даже не в их методе, если понимать под этим только способ заключения, но в их подходе кобразованию понятий.Кантианский характер этого построения легко усмотреть в том, чториккертовское различение базируется на фокусе познающего субъекта: приизменении направленности интереса мы обязаны методически, понятийнообрабатывать объект иным образом, и потому входим в новую науку. Инте32рес, как и неразрывно связанный с ним метод, следует тогда рассматриватькак модус данности мира субъекту.
Никакого иного доступа к миру у нас несуществует, и потому предположение о том, что мир внутри себя членится наприроду и культуру, представляет собой просто метафизическую спекуляцию. Подход Риккерта выглядит тогда как попытка прийти к разделениюнаук с помощью трансцендентальной философии. Кантовский вопрос о возможности природы должен быть более тщательно проработан с тем, чтобыучесть все возможные способы данности мира субъекту.Концептуализация предмета познания, которую предлагает Риккерт,казалось бы, всецело подтверждает такое прочтение. Последовательное кантианское рассуждение должно было бы исключать для разума возможностьделать какие бы то ни было утверждения о предмете за пределами того доступа к нему, который обеспечивается разумом.
Существование трансцендентного разуму предмета может лишь постулироваться, однако за пределами его познаваемости с помощью разума он остаётся совершенно непознаваемым. И в самом деле, на роль предмета познания Риккерт предлагает понятие действительности, которое вполне соответствует этим требованиям.Во-первых, действительность едина, так как нам противопоставленединый мир, данный в чувственном опыте: «в этом смысле справедливо, чтоможет быть только одна наука, потому что существует только одна действительность» [Риккерт 1998а: 53].Во-вторых, хотя это и означает, что действительностью занимается любая наука, сообразно способу обработки опыта может достигаться большаяили меньшая близость к этой действительности.
Поскольку естествознаниеищет наиболее общих форм знания, наиболее универсальных законов, онотем самым абстрагируется от конкретности действительности. Стало быть,разделение наук лежит строго на стороне субъекта и должно быть проведенос помощью трансцендентально-философского анализа.33Наконец, в-третьих, тем самым указываются границы рациональности:сама по себе действительность не может быть рациональной и познаннойполностью, и между ней и субъектом всегда зияет hiatus irrationalis – это выражение Фихте позаимствовал ученик Риккерта Э.
Ласк [Lask 1902: 170-171].Как пишет Риккерт, «дуализм действительности и понятия никогда не можетбыть уничтожен. Его преодоление означало бы преодоление самой науки.Его сущность заключается в разрыве между непосредственно переживаемойили действительной жизнью и теорией жизни или действительности» [Риккерт 1998б: 370]. Действительность, противопоставленная дискурсивномупознанию, необозримо многообразна – как экстенсивно (что следует из множественности доступных предметов), так и интенсивно (что проявляется внеисчерпаемости сторон одного предмета, пусть даже отделённого от всехпрочих) [Риккерт 1997: 82].
Пытаться изобразить действительность такой,какова она «на самом деле», бесполезно и антинаучно [Риккерт 1998б: 62].Всё выглядит так, как будто бы Риккерт преодолевает дуализм Дильтеяпутём восстановления кантианского акцента на субъективной стороне познавательного процесса, на образовании понятий. «Пользуясь выражениямитрадиционной логики, мы можем, следовательно, охарактеризовать функциюпонятия еще и следующим образом: в его объеме преодолевается экстенсивное многообразие, а в его содержании — интенсивное многообразие вещей»[Риккерт 1997: 85]. Кантианское прочтение философии Риккерта стало весьма влиятельным в истории философии [Schnädelbach 1984: 130; Ringer 1969:327].Следует подчеркнуть, что поскольку Риккерт вводит действительностькак предмет для любой науки, а индивидуальное в действительности – какпредмет интереса исторического познания, для теории познания понятиедействительности и вопрос об отношении субъекта к действительности является ключевым.
Учитывая влияние Риккерта на немецкую (а косвенно – и наамериканскую) интеллектуальную среду в важнейший для институционали34зации гуманитарной науки период начала XX в., проблема метода в науках окультуре требует внимательного отношения к риккертовскому понятию действительности. Специального рассмотрения заслуживают его онтологическиепредпосылки, поскольку они указывают познанию пределы, но и предоставляют ему гарантии.
Если следовать кантианскому прочтению Риккерта, тоосновные методологические задачи наук о культуре связаны с совершенствованием понятийного аппарата, необходимого для как можно более тонкогосхватывания индивидуального в действительности. Что же касается гарантийпознания, то они должны добываться так же, как Кант обосновывал возможность дискурсивного познания – методом трансцендентальной дедукции.Действительность в этом случае будет указывать на существующие трансцендентно сознанию вещи, которые благодаря осуществляемому сознаниемсинтезу участвуют в формировании чувственного опыта.Между тем, достаточно лишь поверхностного сравнения места, котороезанимает «действительность» в системе Канта, с соответствующим понятиему Риккерта, чтобы понять, насколько далеко предлагаемая Риккертом схемауходит от кантовского трансцендентализма. У Канта понятие «действительность» играет ключевую роль в «постулатах эмпирического мышления»: согласно второму постулату, «то, что связано с материальными условиямиопыта (ощущения), действительно» [Кант 1998: 319].
Здесь производитсярешающее противопоставление модальностей: логически возможного какформального действительному как материально соответствующему формамнаглядного представления. Это различение значительно тем, что Кант отходит в этой точке от предшествующей традиции (школы Х. Вольфа), замечая,что логическая непротиворечивость не может служить достаточным основанием для удостоверения факта существования: для этого требуется реальноеоснование, которое может дать только действительность [Длугач 1990: 59].Под «материальными условиями опыта» не следует, конечно, пониматьбытие вещей самих по себе: речь не идёт о том, что действительны те вещи,35которые существуют независимо от нашего представления.
Действительность лежит на стороне явлений, а не на стороне ноуменов, и представляетсобой «действительность эмпирического представления». В третьей критикеКант даёт убедительные пояснения: «различение между возможными и действительными вещами значимо лишь чисто субъективно для человеческогорассудка, ибо мы можем мыслить нечто, даже если оно не существует, и мыможем представлять нечто как данное нам, даже если у нас нет о нём никакого понятия» [Kant 1839: 279]. Таким образом, действительность не представляет собой синтеза понятий с наполняющими их наглядными представлениями, но находится на допонятийном уровне. При этом сама противоположность возможного и действительного не применима к сфере трансцендентного, она релевантна лишь в отношении познающего субъекта.
Действительность обозначает «постулирование вещей-по-себе», но не тождественна им.Как подчёркивает М. Хайдеггер в анализе предиката «есть» в философииКанта, между постулированием вещей и сферой ноуменов у Канта остаётсязазор. «Хотя «бытие» означает постулирование, положенность в полаганиичерез мышление как действие рассудка, всё же это постулирование лишь тогда может полагать нечто как объект (т.е. как нечто противоположенное) итем самым перевести это в состояние предмета, когда подлежащее полаганию будет дано постулированию посредством чувственного созерцания, т.е.посредством аффицирования чувств» [Heidegger 1976: 458]. В конечном счёте, действительное бытие обозначает границу между сферой ноуменов и имманентной субъекту структурой опыта.Такое онтологическое решение и, в первую очередь, ограничивающая,негативная роль ноуменов совершенно не устраивает Риккерта.
С его точкизрения, в теории познания вещи-по-себе препятствуют последовательномупроведению идеалистической мысли, в соответствии с которой всякое бытиепредставляет собой содержание сознания. Представление, в соответствии скоторым трансцендентная сознания вещь может вызывать состояния созна36ния, Риккерт решительно отвергает: «независимо от того, как мыслитсятрансцендентность вещей, в любом случае причина и предмет воздействияобладают одним и тем же модусом бытия.
Для идеалиста и то, и другое – содержания сознания, для реалиста – вещи-по-себе» [Rickert 1892: 22]. Поскольку Риккерт видит свою задачу в развитии идеалистической философии,вещи-по-себе оказываются для него метафизическим рудиментом, которыйпривёл к засилью натуралистического психологизма в теории познания.Очищение философии от этого сомнительного понятия необходимо для того,чтобы обнаружить предмет познания, который предполагал бы возможностьдостижения общезначимо истинного знания о нём. Такой предмет, очевидно,должен быть трансцендентным сознанию, однако критика вещей-по-себеозначает, что Риккерт вовсе отрицает трансцендентное бытие.Из этого следует, что понятие действительности у Риккерта не имеетничего общего с действительностью Канта – мембраной, отделяющей полагание бытия субъектом от ноуменов, представляющих объективное условиеданности предмета.
Таким образом, ни в науках о природе, ни в науках окультуре нет основания для уверенности в существовании предмета, трансцендентного познающему разуму. Но что тогда следует понимать под «действительностью» и что означают указания Риккерта на действительность какединственно возможный для науки предмет? Кроме того, поскольку с категорией «действительности» тесно связано разделение наук на основаниинаправленности познавательного интереса, то возникает и другой вопрос: вчём смысл различения видов познавательного интереса? Науки о культуреоказываются в таком случае в наиболее трудном положении: если для естествознания остаётся возможность открывать универсальные причинные законы, не заботясь об их действительном наполнении, то для индивидуализирующего метода наличие чего-либо в действительности является решающимкритерием.37Чтобы понять, как в баденском кантианстве появляется иное, принципиально отличное от кантовского, понятие действительности, и какие теоретические ресурсы используются для его разработки, имеет смысл определитьобщее направление преодоления кантовских мотивов, характерное для данной философской школы.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
