Диссертация (1137593), страница 42
Текст из файла (страница 42)
Поскольку укоренившаяся докса (орто-докса) всегда стремится представить себя как самоочевидную и не подвергаемую сомнению, рефлексивная социология всегда вовлечена в политическую борьбу. «Сугубо политический акт легитимации всегда осуществляется на основе фундаментальной данности исходного принятия мира таким, как он есть, и работа охранителей символического порядка, чьи интересы неразрывно связаны со здравым смыслом, состоит в том, чтобы восстановить исходную самоочевидность доксы. Напротив, подрывное политическое действие нацелено на освобождение нейтрализованной посредством непризнания потенциальной способности к отрицанию – это действие осуществляется путём критического разоблачения (которому способствует кризис) основополагающего насилия, которое скрыто взаимным приспособлением порядка вещей и порядка тел» [Bourdieu 2003: 270].Классическим примером результата, которого можно достичь с помощью методологии рефлексивного познания, является сравнительный анализматримониальных стратегий во французском Беарне, на родине самого Бурдьё, и в Кабилии.
Опыт исследования в Северной Африке позволил Бурдьё203приостановить полагание знакомых с детства правил брачного выбора каксамоочевидных и увидеть, что дистанция родства (понятие, традиционно используемое для обозначения структурных соотношений родства между единицами) не является экзогенным фактором при выборе брачного партнёра,как это долгое время считалось, а сама может зависеть от этого выбора.Иными словами, отношения родства не представляют собой константу, предопределяющую прочие типы взаимодействий (хотя такой взгляд самоочевиден, соответствует доксическому отношению к миру), но сами могут изменяться под влиянием этих взаимодействий [Bourdieu 1972b].То, что значение методологии рефлексивного анализа становитсянаиболее очевидно в области антропологии, связано с возможностями постановки под сомнение собственных доксических полаганий, которые предоставляет столкновение с Другим.
В значительной степени под влиянием Бурдьё в антропологии сложилась критическая программа, которая с недовериемотносится к этнографическим описаниям, претендующим на отражение «чужой действительности», и вместо этого видит свою задачу в объективациисобственных наивных представлений об объекте с помощью взаимодействияс Другим [Rabinow 1977; Crapanzano 1985]. Предметом исследования можетбыть только собственная действительность наблюдателя, ибо за её пределамиему ничего не может быть дано. В случае, когда это обстоятельство не осознаётся, антропологические описания лишь проецируют на объект категориии структуры, составляющие естественный мир антрополога, и тем самымпревращают антропологическое знание в инструмент символического насилия (результатом чего является, в частности, воспроизводство эволюционистских схем, предполагающих культурное превосходство антрополога).
Вто же время, при рефлексивном подходе создаётся возможность приостановки естественных полаганий, их объективации и преодоления через контакт сДругим.204Потенциал антропологического опыта, который открывает возможность (хотя и не гарантирует) эпистемологического прорыва, обусловилубеждение Бурдьё в том, что именно антропология является сущностью иобъединительной модель социальной науки [Бурдьё 2011: 37]. Вместе с тем,это означает, что реализация данной задачи в рамках анализа собственногообщества представляет бóльшую трудность, так как в обыденных условияхнамного труднее произвести опыт столкновения с Другим.
Это лишь подчёркивает необходимость основываться на критике естественного опыта в социально-научном исследовании.Подводя итоги, следует подчеркнуть, что, несмотря на утверждениясамого Бурдьё о том, что вся феноменология в целом сводится к «субъективистскому» подходу и должна быть преодолена в рамках новой теории, ключевые проблемы эпистемологии Бурдьё во многом повторяют теоретикопознавательные вопросы, которые пытался решить в своих поздних работахГуссерль. Мотивация для перехода между естественной и рефлексивнойустановками, возможность сохранения содержаний, полученных в рамкаходной из установок, при переходе в другую, множественность уровней рефлексии, сущностные различия между ними и способы избежать дурной бесконечности рефлексивного регресса – все эти проблемы объединяют феноменологическое учение о методе и эпистемологию Бурдьё.
Для нас женаиболее существенно, что значимые параллели между этими подходами дают основания рассматривать программу Бурдьё как попытку развить на почве социальной науки совершенно иной подход к проблеме отношения к действительности – подход, преодолевающий дилеммы неокантианства и основывающий на феноменологической теории познания. В какой степени этапопытка удачна, можно отчасти судить по работам самого Бурдьё, но исчерпывающий ответ на этот вопрос даст лишь дальнейшее развитие эпистемологии социальной науки. Однако для того, чтобы взвешенно оценить преимущества и недостатки подхода Бурдьё, необходимо ясно видеть, каким обра205зом Бурдьё переформулирует ключевые теоретико-познавательные вопросыи почему бессмысленно оценивать предложенные им решения исходя из доминирующих в социальной науке концепций объективности.
Мы надеемся,что раскрыв связь между рассуждениями Бурдьё и проблематикой трансцендентального учения о методе, мы поспособствуем преодолению такого ошибочного понимания и расширению рамок дискуссии о значении феноменологического метода для социально-научного познания.***В заключительной главе работы мы предложили подход к соотношению феноменологии и наук о духе. Основания этого подхода implicite содержатся в философии позднего Гуссерля. Однако в силу того, что Гуссерль никогда открыто не отказывался от первой версии своей систематики наук, содержащиеся в ней представления стали рассматриваться как единственная иоднозначная позиция Гуссерля по вопросу о разделении наук и методе наук одухе.
Реконструкция эволюции взглядов Гуссерля на познание духа в рамкахтрансформации его философии требует внимательного анализа развития егомысли в целом: проблема разделения наук не может быть рассмотрена в качестве частного вопроса наукоучения Гуссерля, она является одним из ключевых элементов его философии. В данной работе мы постарались осуществить такой анализ, охватив, по крайней мере, некоторые аспекты соответствующей проблематики.Духовный мир представляет собой общественно-историческую действительность, первичную для человека, всегда заранее данную ему и принимаемую им некритически.
Это фундаментальное феноменологическоеусмотрение, выдвинутое ещё в «Идеях», но получившее настоящее развитиелишь в поздних работах (в том числе, и в неопубликованных и по сей деньрукописях), стало основанием для нового, подлинно феноменологическогоподхода к познанию духа. По мере того, как феноменология превращается из206метафизического наукоучения в онтологию духовного жизненного мира, онаперестаёт делегировать частным наукам задачу познания общественноисторической действительности, ставит эту задачу перед собой и начинаеткритически оценивать собственный метод на его пригодность для социальнонаучного познания.Феноменологическое учение о редукции обладает не меньшим, а, возможно, и большим этическим содержанием, чем привычная для социальнойнауки неокантианская философия науки в её различных версиях.
Там, где голос Макса Вебера умолкает перед лицом иррациональности истории, оставляя учёному личный этический выбор (или только иллюзию этого выбора –эта иллюзорность становится для исследователя всё более очевидной по меретого, как он познаёт социальную детерминацию собственной жизни), ЭдмундГуссерль выдвигает науку на роль главного проводника исторического движения, преодолевающего и объективирующего социально-историческуюдействительность.
Тем самым феноменология становится критикой наивнойдействительности, т.е. социальной критикой, единственно способной на то,чтобы раскрыть глубинные исторические структуры сознания и дать человеку отчёт о нём самом - λογον διδοναι. Взяв на себя эту роль, феноменологияиспытывает потребность в самокритике, чтобы осознать одновременно своюсвязь с этой действительностью и свой разрыв с ней.Феноменология как объективирующая критика наивно-полагающейдоксы, как эпистемология и как доксология, представляет собой единственную подлинную науку об общественно-историческом мире, фундаментальную социологию.
Будучи частью социальной действительности и её критикой, она культивирует в человеке способность к удивлению и самопреодолению, не позволяя заглохнуть историческому движению человечества. Темсамым она резко противопоставляет себя всякому сознанию, удовлетворяющемуся очевидностями здравого смысла и всякому познанию, чьи претензии207на объективность основываются только на наивной уверенности в своей ролисубъекта, невовлечённого созерцателя.208ЗаключениеНастоящее исследование посвящено проблеме отношения субъекта познания к действительности в социальной науке. В течение столетия, прошедшего с тех пор, как социальная наука получила институциональное признание, эта проблема стимулировала основные эпистемологические дискуссии.
Может ли социальное познание претендовать на объективность? Чемможет обеспечиваться объективность – использованием статистических данных, насыщенным личным опытом взаимодействия с объектом или длительным существованием в привычных для объекта условиях? Какую ответственность должен нести социальный учёный и перед кем – перед лицом истины, перед обществом, перед историей, перед собственным объектом? Какое место в его работе должны занимать практические оценки – следует лиих рассматривать как основной мотив, побочный результат или опасное препятствие для научного поиска? Чем должен определяться научный интерес,тематика исследования, форма его представления? Где находится подобающее для социального учёного место в структуре общества – следует ли стремиться к автономии социальной науки и можно ли её достичь? Следует лисоциальному учёному сторониться политической борьбы?Все эти нормативные вопросы могут получить последовательное разрешение только при условии формирования цельного образа социальнонаучного познания и определения соотношения между субъектом познания ипознаваемой действительностью.