Диссертация (1137589), страница 21
Текст из файла (страница 21)
Уолцер, в качестве средства устрашения.Оружие,котороенеприемлетвоеннаяэтика,можетбытьиспользовано в качестве ответа на такой же несправедливый удар.Такая политика сдерживания кажется работающей, поскольку со169Ibid. P. 269.117времѐн Второй мировой войны не было случаев применения ядерногооружия. Однако остаѐтся открытым вопрос, можно ли назватьподобного рода постоянную угрозу нравственно приемлемой? М.Уолцеру ответ на этот вопрос не кажется простым и однозначным.Государства,обладающиеядерныморужием,оказываютсявситуации, когда они готовы уничтожить миллионы невинных людей,держа их под прицелом своих бомб.
Естественно, угроза уничтожениямиллионов не имеет ничего общего с действительными массовымиубийствами, однако и такая ситуация вызывает значительныеосложнения в вопросах нравственности. М. Уолцер ссылается на П.Рамси, который считает такую постоянную угрозу недопустимымсредством. И хотя Уолцер не разделяет всецело крайнюю позициюРамсии критикует его знаменитую сентенцию о сдерживании,которое уподобляется размещению на бампере машин младенцев дляпредотвращения аварий170, по отношению к силовому устрашениюУолцер также настроен решительно: «если сделать что-то будетнесправедливо, то и угроза сделать это также будет несправедливой...Если применение оружия можно назвать зверским, то и политикасдерживания такими средствами устрашения будет убийственной»171.Однако зачастую такая политика сдерживания через устрашениеоказывается единственным доступным средством помимо войны.
Ктакому неутешительному выводу приходит М. Уолцер, замечая, чтоневозможно противопоставить что-то врагу, который намереваетсянанести по твоей территории бомбовый удар. В такой ситуации, поего мнению, не остаѐтся ничего, кроме как обратиться к устрашению,угрозе симметричного ответа в качестве меры сдерживания. Политику170Ramsey P.
The Just War: Force and Political Responsibility. Rowman & Littlefield.2002 / Reprint New York, Scribner, 1968. P. 171.171Walzer M. Just and Unjust Wars. P. 272.118устрашениянельзяпризнатьсправедливойинравственноприемлемой, однако коль скоро весь мир находится в состоянииперманентных чрезвычайных обстоятельств, то обращение к этомуметоду становится наиболее надѐжным способом защититься отуничтожения в мире «независимых государств, относящихся друг кдругуснедоверием»172.Принятьморальнуюдопустимостьиспользования устрашения в качестве меры сдерживания, особеннокогда речь идѐт об устрашении ядерным оружием, пусть егоприменение и в какой-то мере ограничено, невозможно даже длясторонников утилитаризма. Подобное средство Г.
Сиджвик вряд лисмог бы назвать пропорциональным, в системе М. Уолцера также ненаходится места таким средствам, однако М. Уолцер вынужден спессимизмом признать, что на данном этапе развития международныхотношений подобная ситуация неизбежна.Особое место в теории справедливой войны М. Уолцера отведенопроблеме моральной ответственности солдат за свои действия навойне. Как уже говорилось, солдаты каждой из сторон, участвующихв конфликте невинны с точки зрения jus ad bellum. Принцип должногоавторитета исключает их из принятия решения относительно началавойны. Однако за действия in bello ответственность ложится на солдатв полной мере, то, как они ведут борьбу, подвергается оценке с точкизрения этики. Подобный анализ возможен, исходя из установокутилитаризма правила, позволяющего к вооружѐнному конфликтуприменить жѐсткие нормы.
Несмотря на то, что военнослужащийподвергается постоянному риску, стремление к самосохранению неможет быть названо допустимой причиной нарушения правил войны.172Ibid. P. 274.119Доктрина чрезвычайных обстоятельств не применяется наличном уровне. Несмотря на то, что отдельные государства могутобращаться к этому правилу, нарушая военную конвенцию, вотношении солдат это недопустимо. Солдаты, поскольку именно отних исходит опасность по отношению к противнику и к мирнымлюдям, находящимся на стороне врага, обладают абсолютнойобязанностью заботиться о поисках способа минимизации вреда,который может быть причинѐн невинным.Естественно, такие ситуации невозможно полностью исключить.Речь может идти, как о случаях, когда в горячке боя становитсяневозможным проводить точную идентификацию и различениекомбатантов и некомбатантов, после чего битва превращается вбойню. Непосредственно во время боя, по мнению М.
Уолцера, солдатосвобождается от необходимости проводить указанное различение.Однако после прекращения перестрелки солдат, несмотря насобственное психологическое состояние, обязан остановить убийство,минимизируя возможные потери среди мирного населения.ПримечательнорассуждениеМ.Уолцераоморальнойответственности главнокомандующих. Даже в случае чрезвычайныхобстоятельств, несмотря на то, что исключительные действия, кпримеру, бомбардировка Дрездена, кажутся необходимыми в данныймомент, военное руководство будет нести ответственность заотступление от следования военной конвенции.
Развивая пример сДрезденом, М. Уолцер указывает на командующего британскойстратегической авиации Артура Харриса, апологета стратегическихбомбардировок, который не получил причитающихся наград послеокончания Второй мировой войны. Действия, дискриминирующиемораль, пусть и совершѐнные в чрезвычайных обстоятельствах,120остаются внеморальными. И те, кто отдает приказ об их исполнении,остаются виновными и несут полную ответственность за принятиеподобного решения.
Здесь в полной мере проявляет себя и разницамеждувоеннымруководствомиполитическимлидером,ответственность которого за проведение военных операций, какправило, меньше, хотя именно он вынуждает главнокомандующихсовершать операции, за которые впоследствии их могут осудить.Ситуация чрезвычайных обстоятельств вынуждает нас совершатьдействия, которые одновременно правильны, поскольку необходимы,и неправильны в силу своей моральной неприемлемости и нарушенияправа. Как говорит сам М. Уолцер «в чрезвычайных обстоятельствахнаши суждения раздвоены, что отражает дуалистичный характертеории войны и серьѐзные сложности, с которыми сталкивается нашнравственный реализм»173. Военная конвенция в первую очередьнацелена на то, чтобы ограничить действия военного командования исолдат во время боевых действий.
И в этом контексте право, а значит,и утилитаризм правила, имеют решающее значение, по мнению М.Уолцера.Первичным правом некомбатантов является безопасность, правона то, чтобы не претерпевать страдания, связанные с войной.Нарушение этого права будет означать нарушение базовых правилтеории справедливой войны. Однако М. Уолцер оговаривается, чтосуществуют ситуации чрезвычайных обстоятельств, в которыхнеобходимость обращения к утилитарным исчислениям, связанным сутилитаризмомдействия,такжестановитсякрайневажнымнравственным принципом. Это единственный случай, когда можно173Ibid. P.
326.121законно нарушить военную конвенцию; в том числе, допустимойстановится и атака на некомбатантов.М. Уолцер, таким образом, признаѐт, что определѐнные действияследует считать в равной мере правильными и ошибочными,приемлемыми и незапрещѐнными. Однако, как представляется, этотаргумент М. Уолцера нельзя назвать в полной мере справедливым.По мнению американского философа, нападение на мирныхграждан, пусть и оправданное выполнением условия чрезвычайныхобстоятельств, в любом случае должно происходить с некимограничением,переживаниемсостороныатакующих.Этосоответствует идее о недопустимости самой мысли о подобной атакена гражданское население.
Даже если мы вынуждены участвовать вподобных атаках, они по своей сути всѐ равно останутся ужасными,нравственно неприемлемыми. Право людей, подвергшихся такомунападению,оказываетсянарушенным,исключительные обстоятельстванесмотрявынуждаютнапровестито,чтовоеннуюоперацию. М. Уолцер настаивает на том, что мы должны осуждатьподобные случаи, а участники таких акций испытывать раскаяние.
Тоесть уникальность этики чрезвычайных обстоятельств заключаетсякак раз в том, что, с одной стороны, в силу крайней необходимостивозможным становится нарушение военной конвенции, но, с другойстороны, нельзя говорить о полном освобождении от ответственности.Аргумент М. Уолцера состоит из трѐх частей. Во-первых, онговорит о правах, которые имеют принципиальное значение дляформирования этических взглядов непосредственных участниковвооружѐнногостолкновения.Во-вторых,определѐнныеисключительные случаи делают утилитаризм единственно возможнойнравственной позицией. В-третьих, чрезвычайные обстоятельства не122означают, что своѐ значение теряет право. Права, таким образом,всегда остаются для М.
Уолцера важнейшей составляющей этики,поэтому и в чрезвычайных обстоятельствах, когда утилитаризмоказываетсястольсущественным,значимостьправаостаѐтсянеизменной.При таком последовательном постулировании первичностиправа, М. Уолцеру всѐ же приходится указать на случаи, когда мы подвлиянием обстоятельств, в которых оказались, соглашаемся наутилитаристские рассуждения о наиболее полезном. Утилитаризмтакого рода, по мнению Уолцера, не может предоставить намнравственнодопустимыхрешений.Иподобныйходявнопредставляется методологически спорным.
Возникают ситуации,когда мы вынуждены поступать безнравственно, наши действиядолжныбытьоцененыкакнесправедливые,нонеизбежнонеобходимые. Однако если мы говорим, что действие неприемлемодля нас, то мы постараемся не совершать его, в то время как М.Уолцер заявляет об одновременной правильности и неправильностисовершения подобных действий. Это логическое противоречие, содной стороны, позволяет М. Уолцеру объяснить случаи предельногообострения жестокости международных отношений, однако, с другой,может служить способом оправдания свои действий, в том числе ипреступных. Проблемным остаѐтся вопрос о том, кто и как определяетнаступление чрезвычайных обстоятельств, а самое главное, момент ихокончания. Резкий переход от этики права к этике утилитаризма такжеосложняет принятие позиции М.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
