Диссертация (1137581), страница 20
Текст из файла (страница 20)
Ego igitur, ut animam in primis assequerer, per quam consecuturus omnia forem, adphilosophos non plebeos illos quidem, sed egregios, iandiu studiose me contuli. Cum vero hincquidem Platonicos, inde vero peripateticos anxius percontarer, eorumque responsa diffidereinuicem viderentur. Verum non multo post Themistius spem mihi praebuit optimam affirmanstantos inter se philosophos non sententia quidem diffidere, sed verbis eandemque de animaPlatonis, Aristotelis, Theoprasti sub diversis verbis esse sententiam».82Таким образом, телеологию познания Фичино понимает вполне вплатоническом духе, что особо подчеркивается аллюзией на многократнообыгранное в Платоновых диалогах предписание дельфийского оракула«познать самого себя» (Алкивиад, 133b; Федр, 229e–230a).
Как показал Дж.Монфасани, ссылка на авторитет философа Фемистия – знаменитогокомментатора Аристотелевых сочинений – была в действительностиполучена Фичино из «вторых рук»: его комментарий к трактату «О душе»Стагирита был переведен на латинский язык Вильгельмом из Мёрбеке,благодаря чему мнения Фемистия стало известно Фоме Аквинскому,упоминающему его в трактате «О единстве интеллекта» (De unitate intellectus,V. 121)196.
Далее в предисловии флорентиец пишет, что найденная им книгаТеофраста была истолкована Прискианом преимущественно в том смысле, вкаком объясняли Аристотелево мнение (aristotelicam de anima sententiam) одуше толковали платоники Плутарх и Ямвлих, а также выдающиесяперипатетики. Упоминает он и своего современника Пико дела Мирандола,который в одном из сочинений «показывает, что Платон и Аристотель вотношении души чудесным образом согласны» (Platonem, Aristotelemque deanima mirabiliter monstrat esse concordes). В целом, Фичино прямо указывает,что смысл его обращения к авторитету античных авторов в том, чтобы найтиподтверждение их согласия по наиболее важным философским вопросам,таким как природа души, потому что в этом сложно удостовериться спомощью одного своего «ума» (mente).
Вполне очевидно, что относительно«унифицированное» (на основе платонической философии) понимание болееобщих принципов устройства человека и мироздания в целом выступает дляФичино теоретическим ресурсом для разработки более частных вопросов,196Monfasani J.
Marsilio Ficino and the Plato-Aristotle Controversy // Marsilio Ficino: histheology, his philosophy, his legacy. Leiden. etc.: Brill, 2001. P. 195, 193–195. Перевод«Парафразов Аристотеля» Фемистия (т. е. парафраз «Второй аналитики», «Физики» и «Одуше» Стагирита) был также выполнен гуманистом Эрмолао Барбаро в в 1472–1473 гг.опубликован в Тревизо 15 февраля 1481 г.
Lohr C. H. Latin Translations of the GreekCommentaries on Aristotle // Humanism and Early Modern Philosophy / Ed. by J. Kraye and M.W. F. Stone. London: Routledge, 2000. P. 25.83таких как здоровье ученых или изготовление талисманов, стяжающихблаготворные астральные влияния.1.4. Принципы работы М. Фичино с авторитетными для него научнофилософскими контекстамиИсследователяминеоднократноотмечалось,чтодажеприпереводческой работе Фичино мог актуализировать в авторитетных для неготекстахтакиесмысловыесближения,которыенерелевантныдлясовременных историко-философских реконструкции истории платоническойтрадиции197. В данном случае характеристика способов присвоенияфлорентийцем элементов философского знания в значительной степенизависит от доступа к его рукописям и личной библиотеке, поэтому нашанализ будет опираться на разбор отдельных случаев словоупотребленияФичино,проделанныйспециалистами-текстологамиифилологами-классиками.
Так, например, М. Аллен обращает внимание, что в целом рядеприжизненных изданий и списков Фичинова перевода одного из трактатовCorpus Hermeticum (XII. 19) при описании способов коммуникации Бога счеловеком, прозрачно отсылающих к античным практикам гаданий ипредсказаний, греческое выражение «διὰ δρυός» (посредством дуба) Фичинопереводит «per sibyllam» (посредством Сивиллы) 198 . Греческое слово «ἡδρῦς», означавшее не только «дуб», но дерево и древесину в более широкомсмысле, как следует из анализа греко-латинского словаря, собственноручносоставленного флорентийцем в годы ученичества, соотносилось им именно спервым значением и переводилось латинским словом «quercus».
В то жевремя неубедительны указания на возможные ошибки переписчиковперевода и наборщиков издания, так как, во-первых, непонятен сам способпроизведенного искажения, а во-вторых, Фичино старательно правил такого197Clay D. The Hangover of Plato’s Symposium in the Italian Renaissance from Bruni (1435) toCastiglione (1528) // Plato's Symposium: Issues in Interpretation and Reception. Cambridge,2006. P.
341–359.198Allen M.J.B. The Sibyl in Ficino's Oaktree // Modern Language Notes. 1980. Vol. 95. № 1. P.205–210.84рода опечатки и часто прикладывал к публикациям наиболее значимых своихсочинений лист errata. Однако важно учитывать, что у классиков латинскойлитературы встречается фонетически близкое к «сивилле» слово «sibilus» (ед.ч., м.р.) или «sibila» (мн.ч., ср. р.), означающее в том числе и шелестдревесной листвы. Исследователь обращает внимание, что для флорентийцадуб был деревом Юпитера, а сивилла, пребывающая в Додонском святилище,– несомненно пророчествовала под его астральным и божественнымвлиянием. Эта идея недвусмысленно выражена Фичино, например, в«Платоновской теологии» (XIII.
2. 36), где он пишет, что жрецы Сивиллы иПифии, удаляясь в грот Юпитера или Аполлона соответственно, верили, чтотам пребывает само божество (numen), и «ум их приходил в состояние стольсильного оцепенения от удивления и почтения к святости божества, что ихчувства, фантазия и разум немедленно переставали работать» (tantoadmirationis venerationisque stupore de maiestate numinis cogitabant, ut sensus,phantasia, ratioque actus suos illico praetermittere). Вместе эти святилища вДодоне и Дельфах упоминает также Платон в диалоге «Федр» (244a–b)именно в контексте божественного неистовства и дивинаций.
Фичино же водном из своих комментариев к диалогу «Федр» описывает сивиллу какженщину с короной из дубовых листьев на голове (femine quercus frondibuscoronate) – образ, отсылающий к описаниям изготовления талисманов,способных стяжать с небес благотворные астральные влияния, в трактатефлорентийца «О жизни».
Таким образом, заключает исследователь, дляФичино описываемое Гермесом Триждывеличайшим общение Бога счеловеком «посредством дуба» – наряду с внутренностями животных (perintestina) и духом (per spiritum) – действительно подразумевает пророчествасивилл, освященные для Фичино авторитетом свидетельств Платона.Вероятно, указанная совокупность смысловых и чисто фонетическихассоциаций и побудила флорентийца выбрать первоначально вопрекисловарю более поэтический вариант перевода для «διὰ δρυός» вроде «per85sibilamsilvam»(посредствомшелестадеревьев),авпоследствиипроигнорировать замену созвучного выражения его референтом.Понимание принципов работы Фичино с авторитетными для негоисточниками философии платонизма, их перевода и интерпретацииневозможно без учета современной ему гуманистической культуры работы стекстами.
Сам жест обращения к истокам мудрости, сокрытым воригинальных текстах античных авторов в сочетании с декларациейрадикального разрыва с их толкованиями у средневековых философовсхоластов – жест, лежащий в основе как юношеского интереса Фичино кЛукрецию Кару (I в до н.э.), так и его многолетнего проекта по переводу налатинский язык и комментированию философов-платоников, является посвоему духу явно гуманистическим199.
Как отмечает М. В. Шумилин, модель«обращения к истокам» направлялась гуманистами против традициисредневековыхграмматикикомментариев,особеннотех,чтоассоциировались со схоластикой (при этом de facto в силу разных причин иобстоятельств гуманисты использовали труды средневековых грамматиков,но старались не говорить об этом)200. Однако связь Фичино сгуманистической культурой оказывается еще более тесной, если обратитьвнимание на дружественных ему авторов из этой среды.
Так, например,методработы егопостоянногокорреспондента гуманиста АнджелоПолициано при интерпретации интересующих его античных произведений итем характеризуется следующим образом: он стремится найти как можнобольше параллелей из самых необычных текстов, но при этом старается исвести число таких параллелей к минимуму, изгнав «вторичные» и вообще неупоминая о средневековых, которые уже заведомо «вторичные» 201 . И если199О Фичиновой рецепции Лукреция и эпикурейской философии см.: Lo Presti E.
Op. cit.P. 30–33; Snyder J.G. Marsilio Ficino's Critique of the Lucretian Alternative // Journal of theHistory of Ideas. 2011. Vol. 72. № 2. P. 165–181; Hankins J. Ficino’s Critique of Lucretius //The Rebirth of Platonic Theology in Renaissance Italy… P. 137–154.200Шумилин М. В. Указ. соч. С. 418.201Там же. С. 419.86при переводе и комментировании Платона и Плотина Фичино считает себясвязаннымконвенциями,выработаннымипредшествующимиемуфилософами-интерпретаторами, то в собственных своих произведения –таких как медико-астрологический трактат «О жизни» – он, «смешиваяпоэзию и философию» (cum philosophicis poetica miscens), позволяет себевещать «более свободно» (liberius sum) и отступать от предмета 202 . Так,например, рассуждая о вреде соития для духа (spiritus) ученых он пишет:«Первое чудовище – это Венерино соитие, особенно если в нем хотьнемного переусердствовать; ведь оно сразу истощает духи (spiritus), вособенности наитончайшие, ослабляет мозг, производит расстройство вжелудке и груди.