Диссертация (1137539), страница 38
Текст из файла (страница 38)
Феноменология какфундаментальная онтология «имеет темой онтологически-онтическое особенноесущее, присутствие», и, основываясь на данной теме, решает «вопрос о смыслебытиявообще»525.Попаввполефеноменологическогоразысканияифеноменологической обработки, вещи на выходе становятся феноменами, дело скоторыми в дальнейшем ведет онтология.Штайгер в своем анализе стихотворения Мёрике принимает лишь однусторону феномена – кажимость, отвергая другую – потаенность. Но только ихединство образует целое феномена. Хайдеггер в своем письме Штайгеру пишет:«по сути же дела, слово scheinen в смысле “только казаться,будто...” никогда по-настоящему не мыслится, если не мыслитсялежащая в его основе область свечения в смысле выявляющегосаморазверзания чего-либо налично присутствующего.
Греческоеслово φαίνεσθαι разумеет и то, и другое. Причем греческое словоφαίνεται в значении “только кажется, что...” все равно продолжаетговорить иное, нежели римское videtur, которое исходит отнаблюдающего»526.523Там же. С. 403.Там же. С. 405.525Хайдеггер М. Бытие и время. – С.-Петербург: «Наука», 2006. С. 37.526По поводу одного стихотворения Мёрике (Переписка Эмиля Штайгера с МартиномХайдеггером) / Хайдеггер М. Исток художественного творения. – М.: Академический проект,2008.
С. 405.524161Поэтому видимость, «только казаться, будто...», не есть лишение себяистинной сущности, но лишь ее утаивание, то есть пустая кажимость, а не казаниепо сути.Сущностьлампыкакзаконвнутреннегодействияивнешнегосамопроявления – это свечение, но свечение разное. С одной стороны, ее светявляется видимым, чувственно воспринимаемым.
Освящая, лампа собирает всеприсутствующее в единое целое, создаваемое пространством света. И здесьвозможны различные коннотативные значения, на которые и обращает вниманиеШтайгер, определяя язык Мёрике, как многообразно переливчатый. Хайдеггер же,следуя гегелевской эстетике, созерцает идею прекрасной лампы, которая находитотражение в ее чувственном свечении. Как мы уже упомянули, согласно Гегелю,«прекрасное тем самым определяет себя как чувственное свечение (Scheinen)идеи»527.
Онтическое свечение как чувственное свечение и онтологическоесвечение как самовыявление идеи – это две стороны бытия лампы как феномена.Хайдеггер, уточняя семантику оборота «в нем самом» (“In ihm selbst”), прокоторый Штайгер упомянул как про оборот, переданный на швабском диалекте,пишет, что «в нем самом» относится к глаголу «светит» (“scheint”), а не кнаречию «блаженно» (“selig”). Лампа светится изнутри. Свечение есть, преждевсего, внутренняя сущность лампы. В слове «в нем» выражается нечто, что «необладает самосознанием самого себя», поэтому свечение лампы есть «некотороесияние, или свечение без самосознания»528.Блаженное свечение прекрасной лампы есть подлинное, а не кажущеесясияние. Блаженное сияние лампы – метафора сияния истины стихотворения какподлинного произведения искусства.
Сиянием лампы, чувственным свечениемистины, освещается все стихотворение. И если лампа символ стихотворения, тосамо стихотворение – это «покоящийся в языке символ художественноготворения»529.Светом лампы освещается все стихотворение, и этот свет становитсяискаженным, если само свечение, как предлагает Штайгер, воспринимать каккажущееся (videtur). И тогда неизбежно искажается та сущность истиныискусства, которая, по видению Хайдеггера, выражается в стихотворении, ибо527Там же.
С. 400.Там же. С. 400.529Там же. С. 399.528162кажущееся сияние можно рассмотреть только как сияние, отображающееся всубъективной зрительной перспективе.Истина, как мы уже знаем, – это исток подлинного произведенияискусства. В свете истины, ее свечения, сияет все сущее, которое вошлопосредством языка в пространство творения искусства. В открытом пространствеискусства в свете истины все сущее приходит в несокрытость, к своей истине, какнаиболее подлинной возможности бытия.Свечение лампы мыслится Хайдеггером в качестве актуального бытия, вкачестве события истины (Wahrheitsereignis), которое происходит каждый раз,когда открывается пространство искусства стихотворения.
Это каждый раз новое«здесь и сейчас» мы можем назвать перетекающимся моментом вечности. В этомперетекающемся из одного «здесь и сейчас» в другое «здесь и сейчас» моментевечности разворачивается действие бытия – свечение. Свечение лампы отсылает кнезримому свечению истины бытия. Мы можем сказать, что благодаря открытиюистины стихотворения, в котором учреждается сущность искусства, мытрансцендируем к самой истине бытия.Штайгер признает мистичность языка Хайдеггера, его устремленность ксияющей истине самой по себе. И по мысли Хайдеггера, Мёрике смог общимиштрихами запечатлеть ее, по крайней мере, ее явленную в мир сущность.ФилософскаяотвлеченностьМ.ХайдеггерапротивостоитстремлениюЭ. Штайгера к филологической точности. Хайдеггер, на наш взгляд, стремитсяпреодолеть чистые факты и раскрыть в них эйдетические сущности.
Сами по себефакты ничего не говорят, но они могут отсылать к тем неизменных сущностям,полагаеммы,благодарякоторымсамифактыобретаютсобственнуюфактичность, то есть бытие в единственном и уникальном образе.Но образ всегда отсылает к вещи самой по себе, к потаенной истине еесущности, которая проглядывает в образе. Истина Хайдеггера – непотаенность –находится в тесной и неразрывной связи с бытием. Так, поясняя Штайгеру водном письме значение слова ἀλήθεια, Хайдеггер пишет о близости этого слова ксловам εἶναι и ἐόν.
Истина понимается им как то, что просто есть, и она «нипучина, ни тайный смысл, ни нечто хаотическое»530. Штайгер же отрицает, что530Wögerbauer, Werner. Der Briefwechsel zwischen Martin Heidegger und Emil Staiger // Geschichteder Germanistik. – 2004. – 25/26. – S. 51.163лампа в стихотворении несет символическую полноту невыразимой полнотыбытия.Говоря языком постструктуралистической философии, мы можем сказать,что стихотворение как произведение искусства – это метатекст, то есть текст какзнак, обладающий определенным значением. Но в стихотворении как знакепервого уровня могут содержаться знаки второго и третьего уровней.Создаваемый в стихотворении Мёрике образ лампы, символ стихотворения, – этознак второго уровня, внутри которого разворачивается текст третьего уровня.Такой способ мышления позволяет созерцать стихию мысли поэта в многомерномизмерении.Для Штайгера образцом поэтического искусства является Гёте, тогда какдля Хайдеггера – поэт Гёльдерлин.
Штайгер полагает, что направленностьГёльдерлина на «невозможное» отвечает духовным исканиям Хайдеггера531.Мысля на философском языке, Хайдеггер стремится и язык Мёрике мыслить какфилософский, тогда как Штайгер как сугубо лирический. «Но ведь языкГёльдерлина, безусловно, более философичен, чем язык Мёрике»532, – пишетШтайгер.В письме от 6 января 1951 года Штайгер, уступая критике Хайдеггера,поясняет, что он никогда не мыслил слово “scheinen” в значении фантома, то естьтого, что «только выглядит, но не есть…»533. Выбирая значение “videtur”, онпризнает множество других значений, полагая, что каждое из них вполне уместнов таком скользящем языке, как язык Мёрике. “Videtur” является превалирующимзначением, полагает Штайгер, в силу эпигонской ситуации, потому как «поэтпоздний, вправе лишь предполагать»534.Для Штайгера Мёрике – поэт, чье творчество оказалось в тени одного извеликих поэтов Германии Гёте.
Солнце немецкой поэзии не может быть зажженоснова. Культура Германии еще греется в закатных лучах поэзии великого немца.Поэтому и грусть, наполнившая стихотворение, как душевное состояние поэта –531Ebd. S. 49.По поводу одного стихотворения Мёрике (Переписка Эмиля Штайгера с МартиномХайдеггером) / Хайдеггер М. Исток художественного творения. – М.: Академический проект,2008. С. 404.533Там же. С. 413.534Там же. С. 403.532164это грусть об ушедшей классической эпохе немецкой культуры. Мёрике творитсвое стихотворение, уже не стремясь создать что-либо монументальное.Феноменологически раскрывая структуру слова “scheinen”, Хайдеггерпоказывает, что даже если мы это слово мыслим со значением «казаться», то мыникогда не сможем мыслить только одно это значение.
Это значение отражаетлишь внешнее вещи, которое невозможно без иной, ее подлинной сущности,которая стоит за этим явлением. Следовательно, самому этому слову имманентнопринадлежит та основа, на которой проявляется ее казание блаженным.Подлинное и только видимое раскрытие сущности – эти два значения вгреческом слове φαίνεσθαι, по мысли Хайдеггера, максимально приближены другдругу, ибо сами значения исходят из самой сущности вещи, «нежели римcкоеvidetur, которое исходит от наблюдающего»535. Хайдеггер, таким образом,разделяет два вида кажимости.
Первый вид, предлагаемый им, это кажимость,выявляющаяся в самом художественном творении. Второй вид – это кажимостькак такое видение субъекта, которое им с точностью внутренне не удостоверено.Эта второго рода кажимость, которая мыслится в слове videtur, Хайдеггер считаетне применимым к интерпретации слова scheinen, которым выявляется сущностьхудожественного творения, ибо тогда само творение слова и то, что послужилообразом для этого творения, превращаются в пустую оболочку.«Стихотворение возжигает прекрасную лампу»536: стихотворение творитлампу в ее истине.
И в стихотворении она же именуется «художественнымсозданием»537. Сказанное творением о творении составляет заключительнуючасть стихотворения. Эта часть отделяется от всех остальных частей знаком тире— подчеркивается ее обособленность.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
