Диссертация (1137497), страница 35
Текст из файла (страница 35)
Оверин в подобной роли был бы, несомненно, успешен, если бы Негоревразделял взгляды Оверина и автора романа, а не шел с самого начала романа кцели достичь «благополучия».Развязка романа приходится на события после 1861 года. Здесь усиливаются и упоминания английского: от обсуждения британского парламентаризма до первых рабочих кооперативов в Англии. Оверин становится единственным героем романа, который предпринимает решение активно участвовать в политической жизни, но уходит из дома, чтобы защищать права крестьян вместе с ними. В глазах Негорева, который всячески пытается не участвовать во «всех вещах этого рода», и однокурсников в университете, Оверинвоспринимается как Дон-Кихот или «герой современной эпической поэмы вовкусе Байрона»:«Получая удивительные известия о похождениях Оверина, Андрей хохотал, как сумасшедший, и весело потирал руки.
Он находил, что Оверин имеет теперь большое сходство с Дон-Кихотом, которое еще более дополняет его седой Санчо Панса, и строил юмористические предположения разных сцен оверинского путешествия. Тут было и стадо, перед которым Оверин произносил речи, и лодка без весел, на которой он отплывал на островТомаса Мура, и пастушья собака, которую Оверин принимал за переодетого агента, и проч.и проч. Андрей решительно объявлял, что из всех этих происшествий можно составитьочень порядочный роман.Катерина Григорьевна находила, что Оверин может быть героем современной эпической поэмы во вкусе Байрона. <…> Володя отзывался о подвигах Оверина с оттенком167некоторой презрительности, находя, что все это не больше не меньше, как выходка сумасшедшего. Зато Ольга и все р-ские дамы были без ума от оверинских деяний» [Кущевский,1959, c.
250].Томас Мор и Байрон — этот парадоксальный собирательный образ Оверина очень точно описывает персонажа как одинокого странствующего философа.После всех анекдотов и шуток про Оверина Николай Негорев пишет, чтовлияние Оверина было настолько сильно, что «начальство догадалось наконецупотребить все усилия, чтобы изловить его». Когда Оверина поймали, один изобщих друзей Негорева и Оверина восклицает: «Погубил себя ни за грош! Идля чего это он все затеял?!».Последняя встреча Негорева с Овериным происходит в тюрьме, где Оверин ожидает отправки на каторжные работы. Сам ответ Оверина на вопрос оприговоре описывает его как полную противоположность Негорева:«„В каторжную работу, только не помню на пять или на пятнадцать лет“, — рассеянно сказал Оверин, как о предмете для него вовсе не интересном, и задумался о чем-то,может быть соображая, какие ему нужны еще книги.Я многого ожидал от Оверина, но такое философское презрение к своему положению могло поразить хоть кого.
Он сказал про свой приговор так небрежно, как всякий другой не мог бы сказать: „Я дал нищему, не помню — пять или пятнадцать копеек“.„Ему место не в каторжной работе, а в сумасшедшем доме, — подумал я. — Это длянего сделали много чести“» [Кущевский, 1959, c. 311-312].Несмотря на пренебрежительное отношение к Оверину, Негорев все жене может не уважать своего товарища, даже с позиции своей «благополучности»:«Я простился с ним, насильно навязав ему немного денег, и всю дорогу то смеялся,то глубоко задумывался, воображая моего заблудшегося товарища во всей его целости, каким он был и есть.
Под конец я решил, что нет человека на свете счастливее Оверина, так168как он положительно лишен способности тревожиться чем бы то ни было, кроме теоретических научных вопросов, которые для него представляются бесконечным гранпасьянсомна всю жизнь» [Кущевский, 1959, c. 335].Снисходительно-шутливое мнение Негорева о том, что «нет человека насвете счастливее Оверина», разделяли с полной серьезностью первые критикиромана Кущевского.
Так, уже упомянутая нами М. К. Цебрикова отводит Оверину роль главного героя в романе Кущевского:«Герой романа Кущевского — Оверин. Несмотря на то, что он обрисован сквозьпризму узкого мещанства, через которую на него смотрит благополучный россиянин…» [Цебрикова, 1873, c. 11]М. К. Цебрикова утверждает, что через описание того, как Оверин и Негорев противоположными способами справлялись с тяжелой, бессмысленножестокой гимназической жизнью, проявляется замысел Кущевского: показатьпуть становления истинного героя своего поколения глазами «благополучного» молодого человека и того окружения, которое воспитало в нем эту «благополучность»:«Читая возмутительные страницы школьной жизни героев, невольно остановишьсяв изумлении перед нравственной силой детей.
Чтобы вынести все, что выносил Оверин, ине сломиться, чтобы среди скотов и зверей сохранить в себе человека, нужно быть героем.И автора нельзя упрекнуть в искажении и преувеличении мира quasi азиатских педагогов.Нигде самодурство и насилие не развертывается так нагло, как в школьном мире» [Цебрикова, 1873, с. 12].М. К. Цебрикова дальше подчеркивает, что именно описанная ею средас «систематическим, государственным гнетом» «ради самосохранения» привела к тому, что из Негорева вышел прекрасный образец «благополучного россиянина»:«Пройти сквозь подобную педагогическую систему и не сломиться могли только герои-дети.
У большинства хватало сил лишь на то, чтобы вынести ее и не оставалось болеена борьбу с жизнью за стенами училища» [Там же].169Если Негорев выбирает «благополучность» как единственный способсуществования в современном ему мире, то Оверин, хоть и «рисуется нам всаркастическом портрете, сделанном благополучным россиянином и серымитонами фотографии», становится примером «самобытности» как возможногоспособа справиться с окружающей его действительностью:«Он не знал другого руководителя кроме собственного сознания. „Я жалкое ничтожество, если мыслю и действую, соображая, что скажут обо мне другие“, — говорит он.Его чудачество — оборотная сторона этой самобытности.
Оригинальность, переходящая вчудачество, свойственна всем сильным индивидуальностям <…> Оверин не рисуется этойоригинальностью, он даже не подозревает ее, она сама естественность. Люди, никогда недерзнувшие отступить на шаг от того, что принято, найдут богатую пищу насмешкам [надОвериным]…» [Кущевский, 1959, c. 14]Слушая разговоры своих друзей о женском вопросе или крестьянскихвосстаниях, Николай Негорев отмечает про себя, что уже тогда начал «оченьхорошо» понимать, что «лучший способ стать заметным и выделиться хотьнемного из несметных дюжин либералов — это проповедовать (в то времянеобходимо было что-нибудь проповедовать) консервативные идеи» [Кущевский, 1959, c.
231]. К примеру, показательно его сравнение либерального движения с путешествием без определенной цели:«— Знаете ли, — смеясь, сказал я, — мы, право, похожи на людей, которые ни с тогони с сего начали собираться в дорогу: сложили вещи, отслужили напутственный молебен,простились с родными… запряжены лошади, как вдруг оказывается, что мы не знаем, кудаехать. Остаться после всех приготовлений дома — стыдно, а в путешествии нет никакойопределенной цели» [Кущевский, 1959, c. 265].Но Негорев не ограничивается «проповедями» среди «несметных» либералов. Незаметно для читателей желание выделиться сменяется все большимутверждением «благополучности» как жизненного пути главного героя. Кромеобретения консервативных идей, Негорев осознает, что «молчать, когда всеговорят, очень оригинально» и начинает «подкапываться» к «зданию всегонашего либерализма», «построенного на песке»:170«Я давно сообразил, что наши бестолковые споры ведутся из-за петушьего первенства, и инстинктивно понял, что это ложный путь для достижения цели.
Так как молчать,когда все говорят, очень оригинально, я уже своим молчанием обращал на себя некотороевнимание; но, кроме этого, я приучился говорить отрывочные резкие фразы и задаватьнепобедимые вопросы. Здание всего нашего либерализма было построено на песке, и потому под него нетрудно было не только подкапываться, но даже порой потрясать его дооснования одной резкой фразой или вопросом.
Для этой цели такие вопросы, как: для чегоэто? по какой же причине? чего же вы, собственно, хотите? и проч., были особенно драгоценны, и редкий умел ответить, для чего нужно освободить крестьян или по какой причиненам нужно приносить для них жертвы; последний же вопрос (что вы, собственно, хотите?),оставляемый всегда в запас, как тяжелая осадная артиллерия, имел поразительное действие,и я мало-помалу завоевал репутацию умного, немного циничного, но непобедимого спорщика.
Моя неотразимая резкость особенно нравилась женщинам, которые, не исключая иОльги, всегда слушали меня с большим удовольствием» [Кущевский, 1959, c. 265].Примечательно, что Негорев мимолетно сам указывает на то, что процесс превращения в «благополучного россиянина» уже начался: «потрясать»здание либерализма резкими вопросами нужно Негореву не для того, чтобы,возможно, помочь своим друзьям составить лучшую программу своих действий, а для того, чтобы «достичь цели». Какова цель, которую преследуетрассказчик, остается неясным для читателей на данном этапе повествования.Тем не менее, по мере повествования о революционных планах и идеях, Негорев окончательно утверждается в своей идее и впервые проговаривает ее длячитателей:«Когда я остался один и начал соображать все переговоренное, намерение мое —держаться как можно дальше от Андрея и его компании — еще более утвердилось.
И не отстраха только, а просто потому, что я уже сознал, что гораздо выгоднее быть благонамеренным гражданином...» [Кущевский, 1959, c. 274]В тот момент, когда Негорев-герой сам для себя впервые проговариваетвсе выгоды жизни в качестве «благонамеренного гражданина», Негорев-рассказчик окончательно утверждается в своей роли. Негорев как главный геройромана воспитания дискредитирует жанр романа воспитания как историю, которая должна воспитывать и своих читателей. Читатели романа Кущевского,171которые до определенного момента в романе следили за историей Николая Негорева как образца поведения в реальной жизни, обманываются в своих ожиданиях.«Благонамеренность», «благополучность» героя неразрывно связаны ввосприятии Негорева с «обыкновенностью» как с положительным качествомгероя.