Диссертация (1136851), страница 22
Текст из файла (страница 22)
Выше мы показали, какпонимал ситуативное действие Миллс, однако возможен и другойвзгляд, согласно которому ситуация — это ограниченная в пространстве и времени «зона» или «участок», выделенный внутри некоторойцелостности. Эта целостность задается социологически как «общество», или «система действия», или «культура», или «интеракция»,или «поле», или «социальная структура». Только в этом случае социолог получает возможность не рассматривать ситуацию объективистски, как совокупность объектов и людей, находящихся в пределах видимости и досягаемости49. Практика социолога заключается либо впостепенном «приближении» к актуальной ситуации либо в восхождении от конкретного к абстрактному: в «отдалении» от наблюдаемыхдеталей ситуации.
По словам М. Линча, «термин „локальный“ и связанные с ним термины „социальная ситуация“, „ситуативное действие“, „окказиональный“ часто используются в связи с интеракционистскими и так называемыми „микро“-социологиями. Поверхностнопонятые, эти термины обозначают ограниченное время и место в рамках более широкого социального контекста. Можно представить себе49Хотя феноменологические социологи, в частности, А. Шюц строят своюконцепцию социального порядка, отталкиваясь от реконструкции окружающегомира, каким он предстает перед обыденным актором. См.: [Шюц, 2009б: 401–455].110спутник, объектив которого направляется на планету, а затем на всеболее мелкие регионы и, наконец, на очень маленький участок на пределе разрешения.
Или можно начать с данных общенациональной переписи и затем буквально „наводиться“ на регион, штат, город и почтовый индекс, закончив конкретным адресом. Или, если мы мыслимво временных категориях, мы можем направить внимание на конкретную „точку“ или „интервал“ в рамках более широкой историческойшкалы» [Lynch, 2007: 501]. Однако ситуация принципиально не меняется и в том случае, когда более широкой пространственный или временной контекст не является отправной точкой анализа. Например,И.
Гофман называет ситуацией «заполненную пространственную среду, попадая в которую в любой ее точке человек становится членомсуществующего (или начинающего в этом случае существовать) собрания» [Goffman, 1963: 18]. Такая социологическая фокусировка даетв результате «ситуацию», которая представляет собой контекст, делающий осмысленным ситуативное действие. Действие-в-контексте понимается как действие, наблюдаемые особенности которого должныбыть «контекстуированы», чтобы приобрести упорядоченный характер.
Такое разделение действия и контекста, в свою очередь, дает повод, как мы показали выше, обвинять этнометодологию в игнорировании контекста действия и фокусировании либо на простом поведении(и тогда этнометодология сближается с бихевиоризмом), либо насубъективных интерпретациях (и тогда этнометодология сближается скогнитивизмом). Но этнометодологическая концепция конститутивного порядка предполагает совершенно иное понимание «контекста».Это иное понимание, однако, допускает две альтернативные возможности: одну представляет конверсационный анализ, другую — этнометодологические исследования повседневные практик.
В конверсационном анализе проблема контекста рассматривается с точки зре111ния ориентации участников разговора на особенности протекающеговзаимодействия или окружающей среды. Э. Щеглоф отмечает [Schegloff, 1987: 218] одну общую проблему любых традиционных трактовок «контекста»: возможность множества описаний. Любая ситуацияможет быть непротиворечиво описана различными способами.Например, ситуация чтения лекции в университете может быть проанализирована как пример бюрократической структуры, как образецлокальной практики взаимного придания смысла, как случай отношений власти, как эпизод хабитуализированного действия, как часть репродуктивной культурной практики, как столкновение кодов и т. д.Щеглоф говорит, что необходим критерий выбора одного из описаний, и предлагает в качестве такого критерия «релевантность дляучастников характеризуемой ситуации» [Schegloff, 1987: 218].
Контекст — это не социальная структура и не лингвистические ресурсыучастников взаимодействия, а то, на что они ориентируется, чемупридают значение, на что ссылаются в разговоре. С точки зренияЩеглофа, «поскольку доказательство релевантности любого порядкаили типа контекста должно обнаруживаться, так сказать, „насцене“ — в речи и поведении, — есть основания верить, что расширение нашего понимания непосредственных или ближайших контекстоввсех форм поведения может помочь в изучении любых контекстов»[Schegloff, 1992a: 215].
Однако, несмотря на акцент, который Щеглофделает на необходимости изучения ситуационных ориентаций участников, его понимание контекста, в конечном итоге, отсылает к реконструированным исследователем механизмам ориентации, т. е. к тойформальной механике разговора, правила которой описаны конверсационным анализом: «…в качестве контекстов могут рассматриватьсяформы интеракционной организации», под которыми понимают«управление распределением и размером реплик участников, обеспе112чение организованного производства отрезков речи в форме связныхпоследовательностей и цепочек действий (например, иногда организующих следующие друг за другом высказывания, а иногда — разнесенные), предоставление упорядоченных инструментов преодолениязатруднений в говорении, слушании и понимании речи… предоставление упорядоченных процедур начала и окончания эпизодов согласованной интеракционной деятельности и т.
п.» [Schegloff, 1987: 221].Как можно видеть, все эти вопросы релевантны для исследователя, ноне для участника, и соответственно описание контекста сводится кдемонстрации того, как эти механизмы производят конкретные эпизоды взаимодействия. В итоге, исследование ситуационного порядкаоказывается выявлением социальных условий взаимодействия (подкоторыми в данном случае понимаются формы организации разговора). Участник в итоге оказывается «культурным простофилей» [Garfinkel, 1967: 68], который послушно следует предоставленным обществом (т.
е. реконструированным исследователем) правилам организации взаимодействия.Этнометодологический подход к контексту не требует апелляции квнеситуативным механизмам организации, но при этом и не сводитсяк перечислению деталей действий. Детали действий — это деталиконкретных, ситуативных практик, которые и выступают контекстомдействия.
То есть «контекст заключается в ситуативных практиках» [Livingston, 2008a: 845; курсив в оригинале]. «Ситуативные практики» здесь — это не практики в широком смысле слова50, а локальные последовательности действий, реализуемых здесь и сейчас. Каждая деталь ситуации приобретает смысл лишь в контексте осуществляемой деятельности. Эта деятельность представляет собой «форму50Как они понимаются в современной теории практик. См.: [Волков, Хархордин, 2008].113организации» лишь в том смысле, в каком она носит упорядоченныйхарактер, но принцип ее упорядочивания не задается некими правилами организации.
Возможность описания действия как правилосообразного обеспечивается ситуативной фигурацией локально производимых деталей. В таком случае, нет необходимости связывать понимание контекста не только с интерпретативной деятельностью участников51, но и с ориентацией участников на способы организации текущей ситуации, поскольку совершаемые в ситуации действия и естьспособ ее организации. По мере разворачивания практики, определенные особенности ситуации приобретают и утрачивают релевантностьв зависимости от каждого последующего действия, которое заключается в обнаружении релевантных черт ситуации. В отличие от конверсационного анализа, релевантность здесь не участнико-, а практикоцентирована: нечто становится релевантным лишь в отношении последовательности локально осуществляемых действий.
Эта последовательность, однако, всегда носит практико-специфический характер,т. е. характерна для той или иной области деятельности, в том смысле,что каждая область деятельности заключается в реализации последовательности ситуативных действий. В следующем параграфе мы рассмотрим, какое значение этот практико-специфический характер ситуативного действия имеет для этнометодологической концепцииконститутивного порядка.2.2.4 Практическая специфичностьЭтнометодологический образ практики — это последовательностьлокальных задач, решаемых по мере их возникновения и возникаю51Этнометодологическую критику интерпретативного понимания контекстасм в.: [Coulter, 1994].114щих в результате ситуативных действий. Сталкиваясь с обстоятельствами повседневной жизни, люди упорядочивают эти обстоятельствав феноменальных деталях деятельности, так что и сами действия, и ихобстоятельства оказываются организованными социальными феноменами.
Поскольку этнометодология придерживается витгенштейнианского тезиса о том, что «ни один образ действий не мог бы определяться каким-то правилом, поскольку любой образ действий можнопривести в соответствие с этим правилом» [Витгенштейн, 1994: 163],она не может основывать свое понимание практики на концепцииправил. Этнометодология показывает, что «образ действий» обладаетсобственным порядком, который носит конститутивный характер.Этот порядок и обеспечивает соответствие между конкретным действием и тем, что принято называть «правилом», т.
е. формулировкойданного действия.Между тем, этнометодологическая концепция конститутивногопорядка предполагает, что последовательно решаемые задачи носятпрактико-специфический характер: они определяют, что значит заниматься какой-либо сферой деятельности. Те рутинные практики, которые описывают этнометодологи, — это всегда практики определенной области: практики математики, практики социологии, практикиархитектуры, практики дизайна, практики философии, практики игрыв шашки, практики перехода через дорогу.
Нельзя ли каждую из этихобластей описать так, как если бы ситуативные действия их воплощения регулировались конвенциями, закрепившимися в данной области?Традиционно социология понимала практики именно таким образом.Современные теоретики практик исходят из того, что «правомерноговорить о совокупности практик совместной деятельности, навыков,обычаев, образующих культурный фон, который едва ли поддаетсяполной экспликации (всегда только частями) или кодификации.
При115этом в каждом конкретном случае различные фрагменты этой совокупности практик, принятых в данной культуре, функционируют какпрактическое знание того, как обращаться с людьми и предметами длядостижения определенных целей» [Волков, Хархордин, 2008: 18–19].Любое наблюдаемое действие приобретает смысл лишь на фоне определенной практики, «подсказывающей» как это действие следуеттрактовать и воспринимать. Тем самым практики определяют понимание того, что значит заниматься определенной деятельностью:«…они понимаются как различные упорядоченные совокупностинавыков целесообразной деятельности (практического искусства), которые в то же время раскрывают человеку возможности состояться втом или ином социальном качестве („врач“, „политик“, „отец“, „плотник“, „предприниматель“, „женщина“, „шаман“ и т.