Диссертация (1136799), страница 30
Текст из файла (страница 30)
Пунктиром показаны мигранты из мусульманских стран, слева по сравнению с отправляющим обществом, справа — с принимающим (мусульмане в Европе)Как показано на рисунке 11, высшее образование повсеместно оказываетвлияние на гендерные установки, изменяя их в сторону большей поддержки равноправия. Люди без высшего образования придерживаются несколько более патриархатных взглядов во всех мусульманских странах выборки, кроме Кыргызста-161на, в то время как самый сильный эффект обнаруживается в Марокко и Тунисе.
Вевропейских странах влияние образования почти одинаково и не очень велико.Рисунок 11 – Рандомизация эффектов высшего образования для 12 мусульманских (слева) и 9 европейских стран (справа) в многоуровневой модели. Пунктиром показаны мигранты из мусульманских стран, слева по сравнению с отправляющим обществом, справа — с принимающим (мусульмане в Европе)Обсуждение результатов многоуровневого регрессионного анализа с перекрестной классификациейЗадачей данной части исследования было выявить динамику модернизациигендерных установок мусульманского населения в различных культурных контекстах.Ситуация гендерного неравенства на Ближнем Востоке часто используетсядля оправдания антимигрантских настроений и исламофобии в Европе, при этомимплицитно подразумевается, что, во-первых, все выходцы из исламских странимеют сходный ценностный профиль, а во-вторых, их установки мало подвержены изменениям [Silverstein, 2005].
Нина Глик Шиллер утверждает, что исламофобия в Европе — это вариант расизма, поскольку мусульмане описываются в массовом дискурсе как Другие (по Зиммелю) до такой степени, что они не способнык ассимиляции [Glick Schiller, 1995].162При этом данные показывают, что мигранты в целом демонстрируют установки очень близкие к тем, что приняты в обществе, где они живут.
Только вШвеции и Нидерландах (где уровень гендерного эгалитаризма один из самых высоких в мире, а значит есть «эффект потолка») мигранты несколько более склонны поддерживать особые права мужчин на рабочие места. Это может объяснятьсяне только успешной и быстрой ассимиляцией, но и тем, что мигранты из некоторых стран более либеральны в этом вопросе, чем местное население, другие болеепатриархатны, а общая регрессионная линия для мигрантов, таким образом, практически совпадает с представлениями местных жителей.
Этот эффект рождает ситуацию, когда мигранты, проживающие в либеральных странах, демонстрируютболее эгалитарные гендерные установки, чем местное население в странах болееконсервативных, например, местные португальцы более склонны высказыватьсяза преимущество мужчин на рынке труда в ситуации безработицы, чем мигрантыв Швеции или Нидерландах.Такое явление может быть также вызвано самоотбором на этапе выборастраны для переезда [Chiswick, 1999]. То есть, люди, решившие уехать из своейстраны, предпочитают выбрать такое общество, где ценности большинства созвучны их собственным представлениям.
В пользу этого говорит также результатсравнения мигрантов с выходцами из тех же стран, оставшимися на родине. Этопредположение, впервые высказанное в работах Д. Месси, однако, может несколько преувеличивать осведомленность мигрантов о ценностном профиле принимающих обществ [Massey, 1990]. Мигранты в Европе гетерогенны по своимценностным профилям, и объединять их в единую группу не имеет смысла. Такимобразом, гипотеза 1 о том, что мигранты патриархатнее европейцев, не подтвердилась.Обратимся к группе, частично пересекающейся, но не совпадающей с понятием «мигранты», а именно к мусульманам в Европе и в странах исламскогобольшинства. Мусульмане в европейских странах могут быть дальними потомками мигрантов, поэтому факторы миграции и вероисповедания требуется рассмат-163ривать отдельно.
Люди, исповедующие ислам, действительно более склонны соглашаться с утверждением о больших правах мужчин на рабочие места в ситуации безработицы, причем в некоторых странах, таких как Испания, Бельгия иПортугалия, разрыв между мусульманами и остальными значителен, а в среднемразница шансов составляет 40%. В то же время эти различия меньше, чем разницамежду такими странами как, например, Швеция и Германия.Происхождение из страны, где мусульмане составляют большинство, имеетдополнительный эффект на патриархатность установок в этом вопросе. Жителимусульманских обществ, живущие на родине, в 3 раза более склонны соглашатьсяс предложенным утверждением, чем граждане других стран. Причины патриархатности преимущественно исламских обществ могут лежать в области экономики (ресурсная зависимость, небольшой рынок труда) или культурного наследия,выраженного в религиозных суждениях, но эффект бесспорно существует. Приэтом мигранты из таких обществ намного более либеральны, чем те, кто остался,они лишь на 18% более патриархатны, чем выходцы из других стран.Группа мигрантов-мусульман придерживается несколько более патриархатных взглядов, чем европейские мусульмане, не имеющие миграционной истории впервом и втором поколениях (см.
рис. 4). Это наблюдение объясняется в рамкахтеории ассимиляции, однако эффект небольшой, и отдельная переменная «Срокпроживания в стране» оказывается незначимой (см. гипотезу 4). Норрис и Инглхарт, используя другой дизайн, приходят к аналогичным выводам и показывают, что ценности мигрантов-мусульман либеральнее, чем в странах их происхождения, но патриархатнее, чем в тех европейских странах, где они живут [Norris,Inglehart, 2012].Верующие люди немногим более патриархатны, чем атеисты и те, кто отказался отвечать на данный вопрос. Частота посещения богослужений оказаласьсильным предиктором, разница между теми, кто ходит в храм каждую неделю итеми, кто никогда не посещает, несколько больше, чем между мусульманами ивсеми остальными. То есть, мусульмане и верующие более склонны поддержи-164вать особый статус мужчин на рынке труда, подтвердилась, и в разных контекстахэти эффекты значимо различаются.В европейских странах мужчины и женщины одинаково относятся к гендерному равноправию на рынке труда.
В исламских обществах женщины значительно чаще, чем мужчины, не соглашаются с утверждением о том, что у мужчиндолжно быть больше прав на работу в условиях ее недостатка. Особенно большойразрыв наблюдается в Ираке, Египте и Тунисе (см. рис. 9), то есть в арабских обществах, проходящих через периоды политической турбулентности. Как и показывают феминистские исследователи из этого региона, женщины являются важными акторами, меняют повестку дня, и их запрос на изменение существующегоположения вещей заметен как на ценностном, так и на политическом уровне[Moghadam, 1998; Moghadam, 2003].Возраст также имеет разный эффект в интересующих меня регионах. Так вевропейских странах молодые люди намного более гендерно эгалитарны в своихсуждениях, причем в Швеции различия между поколениями наибольшие, а в Португалии — наименьшие (к аналогичным результатам приходят Инглхарт и Норрис) [Inglehart, Norris, 2003a].
В некоторых мусульманских странах эта тенденциятакже выражена (особенно сильно в Ливане, Иране, Ираке и Марокко), а в другихмежпоколенного роста эгалитарности гендерных установок не наблюдается. Более того, пожилые жители некоторых исламских обществ либеральнее своих молодых соотечественников (например, в Индонезии, Египте и Пакистане).В исследование в качестве отправляющих были включены два постсоветских общества – Казахстан и Кыргызстан, в которых жители демонстрируютсравнительно либеральные гендерные установки по сравнению с другими преимущественно исламскими обществами. Возможно, в результате советской гендерной политики, направленной на большее вовлечение женщин в образование ина рынок труда, сейчас разница между полами в оценке прав женщин минимальнав Казахстане и весьма незначительна в Кыргызстане [Edgar, 2006].
Кроме того,интересно отметить, что в обоих обществах практически отсутствует разница в165гендерных установках между поколениями, то есть старики и молодые воспринимают права женщин на рынке труда очень похожим образом. Кыргызстан уникален тем, что высшее образование в этом обществе практически не ведет к либерализации гендерных установок в отличие от остальных стран, включенных в выборку.
В Казахстане же люди с высшим образованием менее склонны считать, чтоу мужчин должен быть приоритет на рынке труда.На страновом уровне результаты подтверждают многочисленные исследования в русле пересмотренной теории модернизации, показывающие связь уровняэкономического развития (и развития человеческого потенциала) и поддержкиравноправия. Кроме того, в более демократичных обществах поддержка гендерного эгалитаризма несколько выше.