Диссертация (1136799), страница 32
Текст из файла (страница 32)
Эти результаты показывают, что исламские общества действительноконсервативны в вопросе трудоустройства женщин, но не уникальны. Кроме того,между арабскими обществами наблюдается огромный разрыв в паттернах поддержки равноправия на рынке труда, который можно увидеть только в при отдельном изучении этой группы стран (см. § 4 Главы 2 настоящей работы) [Jamal,2008]. В таких обществах как Ливан и Марокко уровень гендерного эгалитаризманевысок, но приемлем.
В аграрных обществах, например, в Йемене, гендерныеустановки как мужчин, так и женщин, остаются крайне консервативными. Меньший, но существенный разрыв наблюдается и между европейскими обществами.Межстрановые различия в ценностных профилях как в Европе, так и вАрабском мире, оказываются значительно важнее характеристик индивида.
Тоесть, самый либеральный житель страны, где уровень патриархатности очень высок, например, Йемена, значимо консервативнее своего сверстника из Ливана,придерживающегося медианных взглядов (подробнее о размерах эффектов индивидуального и странового уровня в сравнительном анализе ценностей см.Welzel,2013).Я проверила 12 макропеременных для принимающих и столько же для отправляющих стран, чтобы определить, какие характеристики обществ оказываютнаибольшее влияние на гендерные установки в сфере оплачиваемого труда. Ин-172декс человеческого развития оказывается стабилен и значим всегда, почти так же,как ВВП на душу населения, но несколько лучше работает. Процент исламскогонаселения в стране удерживает значимость при всех спецификациях моделей.
Придобавлении третьей переменной странового уровня, она уже почти всегда незначима или на границе значимости. Можно наблюдать небольшие эффекты процента женщин в парламенте, трудоустройства женщин на макроуровне, процентабезработицы, отношения безработицы мужчин и женщин, общего уровня реального гендерного неравноправия. Они все значимы, если тестировать только их, носила этих эффектов столь невелика, что при включении процента исламскогонаселения в стране и индекса человеческого развития они неизменно оказываютсянезначимыми. Единственный из проверенных страновых параметров, который невлияет на гендерные установки в сфере оплачиваемого труда, это коммунистическое прошлое страны.Прежде чем говорить об отличиях мигрантов, я хочу показать общие длявсех предикторы гендерного эгалитаризма в сфере оплачиваемого труда на индивидуальном уровне.
Многоуровневое моделирование с перекрестной классификацией позволяет рандомизировать углы наклона регрессионных линий для странпроисхождения и проживания. Это значит, что мы можем учесть то обстоятельство, что эффекты некоторых переменных (в нашем случае пола, возраста и образования) отличаются от страны к стране. Так в мусульманских странах пол оказывается значительно более сильным предиктором, чем в европейских, где междуженщинами и мужчинами почти нет разницы при ответе на вопрос о приоритетепри трудоустройстве. Более того, страны с преимущественным исламским населением значительно различаются между собой по этому параметру, например,Турции и Ливане разрыв между мужчинами и женщинами по этому параметруневелик, а в Ираке, Египте и Тунисе (см.
рис. 9), то есть в арабских обществах,проходящих через периоды политической турбулентности, огромен. Как и показывают феминистские исследователи из этого региона, женщины являются важными акторами, которые меняют повестку дня, и их запрос на изменение суще-173ствующего положения вещей заметен как на ценностном, так и на политическомуровне [Moghadam, 1998; Moghadam, 2003].Высшее образование почти во всех контекстах ведет к более эгалитарнымгендерным установкам, но, например, в Марокко этот эффект силен, а в Кыргызстане и Пакистане практически незаметен (что можно связать с качеством высшего образования, но это требует дополнительных доказательств).
Европейскиестраны мало отличаются друг от друга по эффекту высшего образования (только вШвеции влияние сильнее, чем в других странах), причем различия между европейцами с высшим образованием и без него по вопросам гендерного эгалитаризмана рынке труда значимо меньше, чем среди жителей стран с преимущественноисламским населением. Такой результат можно проинтерпретировать через «эффект потолка», когда почти все население придерживается довольно эгалитарныхвзглядов, разница между группами, выделенными по любому критерию, будет невелика. В арабских странах более пожилые люди со специальным и высшим образованием значительно либеральнее менее образованных.
Среди пожилых людей свысшим образованием на Арабском Востоке среднее значение поддержки гендерного равноправия близко к показателям западноевропейских стран, тогда как длямалообразованных людей этих поколений средние значения очень малы. Средимолодых людей, особенно в группе 25-34 лет, являющейся отклоняющимся случаем, образование не оказывает практически никакого эффекта. Более того, представители этого поколения высказывают самые консервативные гендерные установки в каждом образовательном сегменте, и даже те из них, кто получил высшееобразование, относятся к вопросу гендерного равноправия хуже, чем пожилые исреднего возраста люди, окончившие только среднюю школу.Возраст в европейских странах оказывает ожидаемый отрицательный эффект на гендерный эгалитаризм, что соответствует положениям пересмотреннойтеории модернизации [Inglehart, 1997].
При этом пожилые немногим отличаются всвоих гендерных установках от молодых в Португалии, тогда как в Швеции и Великобритании различия намного сильнее. В преимущественно исламских обще-174ствах наблюдаются разнонаправленные паттерны, то есть в некоторых странахпожилые консервативнее молодых (например, в Ливане, Иране, Марокко и Алжире), в других практически не отличаются (как в Пакистане, Кыргызстане и Казахстане), а в третьих пожилые демонстрируют наиболее либеральные взгляды(например, в Индонезии и Египте). Различные эффекты возраста в отправляющихи принимающих обществах создают сложную мозаику межпоколенческих изменений гендерных установок.Что касается арабских обществ, то отношение к положению женщин в них крайненеоднородно, но возраст также оказывается одним из наиболее значимых предикторов гендерных установок. В этих странах наиболее консервативным являетсяпоколение людей в возрасте 25-34 лет, а пожилые люди относятся к вопросу о положении полов наиболее либерально. В то же время, самые молодые люди в арабских странах, а именно те, кому на момент опроса было от 18 до 24 лет, относятсяк вопросам гендерного равноправия несколько лучше, чем те, кому было 25-34.Таким образом, возможно, что тенденция изменит направление уже в ближайшеевремя.
Причины такого нехарактерного явления до конца не ясны и требуют продолжения исследования.Собственное положение на рынке труда оказывается одним из определяющих факторов поддержки гендерного эгалитаризма при трудоустройстве. Этонаблюдение требует дальнейшей разработки, но может быть связано с тем, чтолюди, работающие полный день, реально сталкиваются с проблемами дискриминации на рабочем месте, а не спекулируют на эту тему как те, кто не занят нарынке труда.
Интерактивные эффекты пола и типа занятости не значимы в многоуровневых моделях, однако на данных «Арабского барометра» оказалось, что девушки - студентки значимо эгалитарнее молодых людей, а домохозяйки значимоконсервативнее. Обсуждаемый в литературе эффект семейного положения, когдазамужние женщины демонстрируют самые консервативные установки, подтвердился (см. [Baxter, Kane, 1995]).175Обращаясь к вопросу о миграционном статусе респондента, мы видим, чторазделение эффектов приводит к полной потере самостоятельной статистическойзначимости этой характеристики. Это наблюдение подтверждает, что термин «мигранты» не имеет объяснительной силы, а потому не может являться самостоятельной аналитической категорией.
На это обращает внимание В. Малахов, говоря, что под это определение подходят слишком разные люди, чтобы был хоть какой-то смысл в такой классификации, кроме стигмы, которую этот термин несет[Малахов, 2015, с.17]. На рисунках 9 – 11 графически показаны отличия мигрантов и местных жителей в европейских странах по вопросу равного доступа к трудоустройству, и ни в одной стране из рассмотренных нет статистически значимыхразличий между «местными» и «неместными».При проверке интерактивных эффектов миграционного статуса и других характеристик, таких как пол, мусульманское вероисповедание или происхождениеиз исламской страны, миграционный статус снова обретает значимость, хотя эффекты не всегда ожидаемы.
Например, мужчины-мигранты оказываются болееэгалитарно настроены, чем женщины-мигранты. И хотя размер этого эффекта невелик, он достаточно значим, чтобы с уверенностью говорить о наличии такойтенденции в Европе [Lutz, 2010].Время проживания мигранта в стране дает слабый и противоречивый эффект. Те, кто находятся в принимающем обществе больше года действительно несколько больше готовы ограничивать права женщин на трудоустройство в пользумужчин, что можно сказать и о тех, кто провел в стране от 6 до 20 лет.
Те, иммигрировал от 1 до 5 лет назад или более 20 лет назад, демонстрируют такие жеустановки, как те, кто живет в стране с рождения. Представители второго поколения мигрантов немного более либеральны, чем вновь прибывшие, и несколькоконсервативнее местных, однако этот слабый эффект исчезает при контроле других переменных.Следующей характеристикой, которую необходимо проанализировать, является мусульманское вероисповедание респондента.
Следует сказать, что ислам,176по всей видимости, действительно является стабильным фактором, связанным сболее консервативными гендерными установками, однако его влияние меньше,чем эффект образования, и значительно ниже, чем межстрановые различия. Мусульманские мигранты более консервативны, чем мусульмане – европейцы.Мусульманское вероисповедание и исламский культурный контекст имеютотдельные разделимые эффекты, причем второй намного важнее. К похожему выводу на американских данных приходят Мур и Ваннеман, показывая, что процентхристианских ортодоксов в штате влияет на индивидуальные гендерные установки, даже при контроле собственных религиозных убеждений и практик респондента [Moore, Vanneman, 2003].
Факт рождения в преимущественно исламскомобществе важнее проживания. Как было показано в § 5 Главы 2 настоящей работы, шансы согласиться с утверждением о приоритете мужчин при трудоустройстве в исламских странах в 4 раза выше, чем во всех остальных, однако для мигрантов из этих стран они только на 7% выше, чем для выходцев из других обществ. При этом нельзя сказать, имеет ли место самоотбор (см.