Диссертация (1136751), страница 10
Текст из файла (страница 10)
км.ашенинка живут небольшими деревнями. Начиная с 30-ых годов XX века из западныхрегионов страны на эту и соседние территории начали прибывать поселенцы, основнымзанятием которых было частное скотоводство. Между индейцами и поселенцами былналажен обмен, в рамках которого за различные предметы – инструменты, посуду исладкую маниоку – индейцы могли всю жизнь работать на поселенцев, посколькупредставление о стоимости труда у них отсутствовало.
В то же время, согласно Вебер,которая проводили полевые исследования на этой территории, социальные мирыиндейцев и поселенцев были настолько автономны в части смыслов, что недовольныхэтой ситуацией практически не было. Поселенцы были удовлетворены тем, что индейцыработают у них на ранчо почти бесплатно. Индейцы же в свою очередь воспринимали этуситуацию таким образом, что приход поселенцев на эту территорию это ресурс,позволяющий улучшить жизнь предметами из их мира. В результате, из вождей ишаманов ашенинка выделились люди, которые начали осуществлять торговлю насложившейся социальной границе, при этом одежда была тем символическиминструментом, который позволял им преуспеть.
Добираясь до ранчо поселенцев, онименяли традиционные для ашенинка кушмы (цельный кусок ткани с дыркой для головы изавязками с боков) на шорты и рубашки, при этом лица их оставались раскрашенными,что, наряду с плохим испанским, не позволяло не узнать в них ашенинка. В то же время,одежда, такая же как у поселенцев, не позволяла более считать этих конкретных ашенинкадикими, а, поскольку именно дикостью местного населения оправдывался захваттерриторий поселенцами, такие ашенинка воспринимались с большей серьезностью имогли заключать договоры об обмене работы других ашенинка на товары на лучшихусловиях.
Однако лишь только они выходили за пределы ранчо, они переодевались вкушмы и возвращались в деревни, где меняли приобретенное у поселенцев на вещи ипрестиж. Вебер отмечает также, что за счет таких манипуляций с одеждой появиласьновая пограничная этническая категория и наряду с традиционными взаимныминаименованиями появилась категория «цивилизованный ашенинка», преодолевающаявзаимную категориальную дихотомизацию. Показывая, как функционирует этническая36граница, автор, тем не менее, не предлагает своего видения того, что именно в данномслучае является границей. С одной стороны, автор обсуждает взаимную категоризациюкак атрибут границы и указывает на важность символической репрезентации. С другой –практически ничего не говорит о сетевом аспекте границ, а также не предлагаеттеоретической рамки для объединения категориального и символического в рамкахединого представления о границе.Прототеорию формирования и поддержания этнических границ предлагает РэндаллМакГир [260], который на археологическом материале описывает констелляциюэтнических границ в городе Таксон (Аризона, США) через десять лет после «покупкиГадсдена», в ходе которой Мексика продала США 120 000 км2 пограничных территорий.На тот момент на этой территории проживали четыре основные группы – англоязычныеамериканцы, количество которых в городе существенно увеличилось в связи с переходомтерритории в состав США, а также проведением трансконтинентальной железной дороги,мексиканцы, оставшиеся после «покупки», индейцы племени Апачи, а также китайцы,прибывающие в Таксон по новой железной дороге.
Археологический анализ мусора тоговремени показал, что различия в части потребления у англо- и испаноязычных жителейтаксона были не этническими, а классовыми – богатые из обеих групп пользовалисьвещами и употребляли продукты, привезенные из других штатов и из-за океана, беднякиже потребляли местное. В части характеристик мусора от этих групп существенноотличались китайцы, потреблявшие «свою» - самостоятельно произведенную илиимпортированную – продукцию, и единственным элементом материальной культуры,который не отличался по всем трем группам, были детские игрушки.
Автор предполагает,что в каждый момент времени констелляция этнических границ связана со следующимитремя факторами: конкуренция между группами, этноцентризм и распределение власти.Основываясь на этом предположении, автор отмечает, что граница между англо- ииспаноязычными жителями Таксона после покупки стала укрепляться, и связано это былос тем, что, если ранее англоязычным бизнесменам требовались мексиканские партнерыдля ведения бизнеса, после присоединения этой территории к США, потребность в этомисчезла, и группы стали конкурировать в большей степени, чем раньше. Важно, что в этойконкуренции англоязычные жители получили существенное преимущество с появлениемжелезной дороги – их позиция посредников между «большой» Америкой и местнымипроизводствами становилась все выгоднее и прибыльнее.
Кроме того, если раньше две этигруппы сообща противостояли апачам, на момент исследования индейские нападениястали происходить существенно реже, в результате чего и на этом направлениисотрудничество между группами сошло на нет. В этих процессах и перераспределениях37практически не участвовали китайцы, жившие в своей части города и имевшие редкиесвязи как с англо-, так и с испаноязычными таксонцами. Как и другие авторы, МакГир неэксплицирует свое понимание границы, тем не менее, и в этом случае можно попытатьсявосстановить смыслы, которые он вкладывает в это понятие. Вслед за Бартом он отмечает,что «природа и устойчивость этнических групп связана с манипуляцией и демонстрациейсимволов… В поддержании таких границ важна не все культурные черты, а лишь те,которые группы используют для выражения собственной идентичности, отличной отидентичности других групп.
Эти символы могут быть поведенческие или материальные».Далее он говорит, что «граница, таким образом определенная, канализирует социальнуюжизнь. Базовое различение «мы-они» определяет … отношение индивида с такими егохарактеристиками как класс, занятость, престиж и религия. Этнические границы, такимобразом,этофундаментальнаяреальностьсоциальнойорганизации,имеющаясущественное влияние на возможности, открытые для индивидов» [260, c. 160].
Можнозаключить, что для МакГира этническая граница – это прежде всего характеристикиидентичности и репрезентации, завязанные на поведении и материальной культуре.Основываясь на археологических данных, он заключает, например, что «китайскаяобщина поддерживала сильную этническую границу» в связи с разницей бытовыххарактеристик. Характеристики отношений, которые складываются между группами,согласно этой логике, однако, являются следствием границы, а не ее элементом.В 1998 году выходит статья Келли Хонг, в фокусе которой – религия и этническиеграницы в среде корейских мигрантов в США второго поколения [114].
Данные опосещении «этнических» церквей в Чикаго сообщали о том, что доля прихожан средикорейских мигрантов, в целом, выше среди мигрантских групп, и это касается какпервого, так и второго поколения, которое, несмотря на значительное продвижение вструктуре статусов принимающего общества, продолжает посещать церковь и житьрелигиозной общиной. Автор задалась вопросом, с чем это связано, предположив также,что за счет такого положения дел может произойти легитимация и консервация ценностейотправляющегообщества,ещетампереведенныхна«язык»протестантскогобогослужения. Исследование показало, что ключевым фактором «сортировки» врелигиозное сообщество является поиск альтернативной идентичности в ситуациискрытого расизма принимающего общества, в котором продвижение в части формальныхстатусов автоматически не приводит к социальной интеграции, предполагающей дружбу спредставителямипринимающегообществаисмешанныебраки.Религиознаяидентичность, в этой связи, служит двум целям.
Во-первых, это альтернативнаяпозитивная идентификация, во-вторых, это интимные общинные отношения. Какое место38в рассуждениях Хонг играет концепт этнической границы? Если обратиться к тексту,становится понятно, что, как и в большинстве других исследований, представление огранице в статье не конкретизировано, а само понятие идет рука об руку с понятиемидентичность и отдельно не выделяется: «В частности, исследование фокусируется нароли этнической религии в конструировании и поддержании этнической идентичности играниц второго поколения» [114, c.
260].Таким образом, на вторую половину 90-ых можно диагностировать следующуюситуацию. Несмотря на мощное начало, положенное Фредриком Бартом и коллегами, иконцептуальными импульсами из параллельно развивающейся теории социальных границ,представление об этнической границе в исследованиях носило скорее интуитивныйхарактер. Однако, если попытаться выделить смыслы, в связи с которыми употреблялсятермин, становится понятно, что, в-первую очередь, речь идет о символах, которыеслужат объектом идентификации и коммуникативным медиатором, при этом оперантамиграницы могли быть либо вещи (продукты, употребляемые в пищу, одежда и проч.), либокатегории в языке, но лишь в том случае, если с их помощью группы или индивиды моглиобъяснять, кем они являются в части этничности, а также считываться определеннымобразом.Ситуация существенным образом изменилась в 1999 году с выходом краеугольнойстатьи Аристида Зольберга и Лонг Литт Вун [401], с одной стороны, позволяющейобъединить интеграционную повестку дня с исследованиями этнических границ, с другой– конкретизирующей и детализирующей концептуальный язык описания границ ивзаимодействий в связи с ними.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
