Диссертация (1136289), страница 19
Текст из файла (страница 19)
По-видимому, этим очерком Корсаков пытался встроить основаниеКазанского университета в более широкий исторический контекст и тем самымкомпенсировать позднее появление университетов в России. Затем следовали ещедевять разделов, поделенные на главы, в каждой из которых должны былисодержатьсяобщаяхарактеристикаэпохи,анализуставов,атакжеинституциональная, экономическая и социальная история университета: состояниеадминистрации, преподавателей и студентов, проведение экзаменов, присуждениеученых степеней, организация диспутов, общественная жизнь факультетов,деятельность ученых обществ и учебно-вспомогательных учреждений, местоКазанского университета среди начальных и средних образовательных учреждений вучебном округе и многое другое168.Проект Корсакова, несомненно, был более обстоятельным за счет того, что внем была до мелочей продумана не только внутренняя структура каждого издания,но и технические вопросы, связанные с его подготовкой.
Вместе с тем онаограничивала свободу творчества, заставляя будущего историографа подчинятьсяпредписаниям университетской администрации. В конце концов Совет проголосовалза предложение Загоскина. Причина этого была предсказуема: в любой другойситуации проработанные Корсаковым детали послужили бы проекту только напользу, но в условиях дефицита времени многие члены Совета испугались, что167168Там же.
Л. 11.Там же. Л. 11–12.84привлечение к работе над историей большого числа ответственных лиц похоронит еепод тяжестью ненужной рутины, и она не успеет выйти вовремя.Крепче всех за этот аргумент держался профессор истории русскойлитературы А. С. Архангельский, раскритиковавший «платонические желания»Корсакова на заседании Совета в мае 1897 г. Идея избрать Комитет для составленияистории Казанского университета вызвала у Архангельского недоумение: «…Ярешительно не понимаю, в чем видит профессор Корсаков преимущество своегостоль сложного и многолюдного Комитета – практические результаты деятельностикоторого более чем проблематичны <…>.
Предлежащая нам в настоящее времязадача, на мой взгляд, гораздо проще: не комитет какой-либо мы должны выбрать, –а должны выбрать из среды себя двух лиц: будущего историка университета ибудущего редактора библиографического словаря»169. Архангельский осталсянедоволен и широким кругом источников, неподъемным за оставшееся до юбилеявремя,теоретическимивыкладкамиКорсаковаидажепредложеннойимпериодизацией истории Казанского университета: «Что означают эти начертанныездесь десять периодов – и почему именно десять, а не девять, или восемь, илинапример три? Если эти десять периодов не являются результатом ознакомления сархивными материалами, то они столь же произвольны и столь же никому не нужны,как и мои три… Впрочем, я вовсе не думаю сколько-нибудь серьезно стоять за своитри периода; я только думаю, что мои три стоят ровно столько же, сколько и десятьДмитрия Александровича, то есть взяты без всякого сколько-нибудь основательногоознакомления с архивным материалом – с действительным ходом истории» 170 .Подобный сарказм в профессорской среде начала ХХ в.
воспринимался не иначе какпроявление грубости.169170Протоколы заседаний Совета Императорского Казанского университета за 1897 г. … С. 47.Там же. С. 42.85Корсаков защищался как мог, исправляя за Архангельским фактическиенеточности и заявляя, что тот «желает запугать Совет неудобоносимыми тяготами».Разумеется, далеко не все профессора были настроены к Корсакову так критично.Загоскин, например, еще до майского заседания выбрал примирительный тон,написав Совету, что оба проекта не имеют существенных расхождений, а вся«разница только в деталях, которая легко может быть устранена»171. Вдействительности это было не так.Отличий у проектов было достаточно и главное из них заключалось враспределении полномочий между авторами юбилейных изданий, количестве этихизданий и мере ответственности авторов перед университетским руководством.
ЕслиЗагоскин выступал за единоначалие, предлагая поручить работу над историейодному человеку, то Корсаков отстаивал принцип коллегиальности, поэтому выбормежду двумяпроектамив каком-тосмысле становилсявыбором междупринципиально разными стратегиями организации юбилея. Поскольку планЗагоскина172показался Совету более простым и менее затратным, за негопроголосовало большинство членов, а самого Загоскина на том же майскомзаседании назначили историографом Казанского университета с ежегоднымвознаграждением в 1200 руб.173В Российской империи, где профессор легко мог быть уволен из университетаза политическую неблагонадежность, подобные посты получали, как правило, людипроверенные и лояльные, однако в случае с Загоскиным решающую роль сыграл егопрофессиональный авторитет.
В отличие от профессоров-реакционеров, его нельзя171Там же. С. 33.Единственное, что в проекте Загоскина вызывало вопросы, – это издание сборника научных трудов, не доконца продуманное и обоснованное. Архангельский, к примеру, заявил, что данная идея – «вещь не только сама посебе не совсем ясная, но и совершенно напрасная» (Там же.
С. 40).173НАРТ. Ф. 977. Оп. Ист.-фил. ф-т. Д. 1602. Л. 18. Ровно столько же в 1903 г. в Казани получал ординарныйпрофессор историко-филологического факультета за учебную нагрузку (Отчет о состоянии ИмператорскогоКазанского университета за 1903 год // УЗКУ. 1904. Кн. 11. С. 13). Для ординарного профессора сумма в 1200 руб. небыла такой уж высокой: в Российской империи начала ХХ в.
его годовой оклад мог достигать 3000 руб. (Милюков П.Н. К вопросу о профессорских штатах Императорских российских университетов. М., 1914. С. 7).17286было заподозрить в безоговорочной поддержке самодержавия. Более того, во времяреволюции 1905 г. он присоединится к Академическому союзу 174 – объединениюлиберальной профессуры, добивавшемуся введения в России гражданских свобод иавтономии высших учебных заведений от государства175.
Но несмотря на сочувствиереформаторским идеям в Казани Загоскина уважали в первую очередь как человека,связанного с университетом «почти тридцатилетней неразрывной жизнью» 176 , изнатока культуры местного края, что делало его идеальным кандидатом на постисториографа.Благодаря регулярным отчетам Загоскина перед Советом мы без труда можемвосстановить процесс подготовки юбилейной истории. Историограф приступил кработе сразу после своего назначения. Согласно плану, он начал с изученияопубликованных источников – периодических изданий («Казанских известий»,«Казанских ведомостей», «Губернских ведомостей» и др.) и Полного собраниязаконов Российской империи.
С октября 1897 г. он занялся систематизациейархивных дел. Прежде всего его интересовали послужные списки профессорскопреподавательского состава 177 и дела по истории Совета. Для дополнительногоудобства Загоскину выделили отдельный кабинет в библиотеке, где он хранилвыпуски «Ученых записок», пособия, отчеты и книги по истории университета. С1898 г.
эти материалы были доступны всем желающим178.Работу с источниками Загоскин вел с применением карточной системы, прикоторой приходилось вычитывать по очереди каждое дело. Все важные сведениявыписывались на отдельные карточки, которые нумеровались, сортировались по174Бушуева Л. А. Профессорская корпорация в Казани в эпоху перемен: межличностные коммуникацииуниверситетских людей (начало ХХ века) // Диалог со временем. 2011.
Вып. 36. С. 251.175Иванов А. Е. Российский ученый корпус … С. 82–87.176Протоколы заседаний Совета Императорского Казанского университета за 1897 г. … С. 51.177Протоколы заседаний Совета Императорского Казанского университета [за 27 ноября 1897 г.] // УЗКУ.1898. Кн. 7–8. С.
32. Формулярные списки профессоров и преподавателей за период 1805–1860 гг. хранились вуниверситетском архиве, а с 1860 г. по начало ХХ в. – в канцелярии Совета. Впоследствии собранные Загоскинымсведения о профессорах и преподавателях легли в основу биографического словаря.178Там же. С. 32–33.87годам и складывались в картонные папки. Потом Загоскин составит к нималфавитный и предметный указатели. Такая скрупулезная работа с документамипомогала навести порядок в архиве, облегчить работу авторам других юбилейныхизданий и даже обнаружить утраченные ранее источники. Например, в 1898 г. былнайден забытый всеми труд Н. И.
Лобачевского «Геометрия», который тот хотелопубликовать за казенный счет еще в 1823 г., обратившись за этим к попечителюМагницкому. Лобачевского постигла неудача: академик Н. И. Фус, рецензировавшийрукопись, отнесся к ней с «беспощадной суровостью», обвинив автора «Геометрии»в новаторстве. В результате она исчезла из университетского архива и до 1898 г.считалась потерянной 179 . Загоскин наткнулся на этот текст случайно в архивеканцелярии попечителя. Такие находки, сетовал он, являются результатомпроизвольной и путанной организации архива: «Канцелярские чины доброго староговремени менее всего заботились об интересах будущих историков народногопросвещения, стараясь лишь скорее очистить свои журналы и реестры нерешенныхдел»180.Вскоре стало ясно, что при такой скрупулезной работе с источниками едва липолучится охватить всю историю Казанского университета за целый век.
Вдобавок, вапреле 1898 г. Загоскину предстояла командировка в Петербург для работы в архивеМинистерства народного просвещения. Там он нашел много ценных данных оправительстве Магницкого, а вот информация о назначении в Казань первыхпрофессоров, выборах в Совет и присуждении первых ученых степеней сохраниласьлишь в описях. Сами дела были уничтожены после архивных ревизий 1866–1868гг. 181 Работа с материалом настолько увлекла историографа, что он даже хотел179В 1829–1830 гг. в журнале «Казанский вестник» вышел труд Н. И. Лобачевского «О началах геометрии».Протоколы заседаний Совета Императорского Казанского университета [за 28 февраля 1898 г.] // УЗКУ.1898.
Кн. 9. С. 29.181О самом архиве Загоскин остался высокого мнения: «Архив находится в совершенном порядке, тщательноразобран и систематизирован, снабжен обстоятельно составленными описями и расположен по двойной системе: вседела его располагаются по отдельным центральным учреждениям Министерства, а в пределах ведомства каждого изних – уже по учебным округам и местным учреждениям Министерства.
Эта система в высшей степени облегчает18088продлить свою командировку, но, к сожалению, из-за крупозного воспаления легкихбыл вынужден покинуть столицу в мае 1898 г. и возвратиться в Казань.По мере приближения юбилея в составление юбилейной истории вовлекалосьвсе больше участников, а принцип единоначалия – краеугольный камень проектаЗагоскина – отходил на второй план. Еще до отъезда в Петербург Загоскин попросилСовет выделить ему представителей от каждого факультета для консультаций, дабы«путем совещаний и взаимного обмена мыслей могла бы создаться живая связь»между историографом и факультетами182.