Диссертация (1136265), страница 35
Текст из файла (страница 35)
Отечественные ученые-юристы, скорее, устраняются отосмысления проблем, которые затрагивают принципы и ценности действующегорегулирования как составную часть господствующей правовой парадигмы.Для теоретического осмысления становления парадигмы интеллектуальных правнедостаточно анализа исторических фактов и событий самих по себе. С точки зренияпарадигмального подхода крайне важно исследовать также социально-культурныйконтекст,вкоторомпроисходилоформированиеновойобластиправовогорегулирования и корреспондирующей ей правовой парадигмы.
Поскольку центральнуюроль в регулировании интеллектуальных прав занимает автор как первоначальныйправообладатель,анализстановленияданногопонятияиеговзаимосвязисобщекультурными процессами является необходимой частью исследования парадигмыинтеллектуальных прав.В структуре правовой парадигмы социально-культурный контекст объективируетсяв первую очередь в языковых практиках, в рамках которых оформляется и затемподдерживается определенный «словарь» основных образов, понятий, образов иаргументов. Важно подчеркнуть, что языковая составляющая играет незаменимую рольв процессе изменения и тем более смены правовой парадигмы.
Именно из этого словаряв условиях информационного общества черпают свои аргументы, как сторонникиусиленияинтеллектуальныхправ,таките,ктоотстаиваютнеобходимостьпреобразований в целях обеспечения более свободного доступа к культуре и знаниям.Языковые практики являются основой коммуникации, в процессе которой происходитразнонаправленноеосмыслениепроблемногополя,проверканапрочностьобщепринятых и формирование новых взглядов и позиций.Имея в виду комплексный характер коммуникации, можно заключить, что не137факты, а дискурсивные практики определяют способ аргументации и детерминируютизначальный подход и отношение к предмету анализа или дискуссии, которым в рамкахнашегоисследованиявыступаетправовойрежиминтеллектуальныхправ.Господствующий в правовом сообществе «словарь» (Р. Рорти) или «языковая игра» (В.Витгенштейн) воздействует на профессиональную практику гораздо сильнее, чемпринято думать.
И в отношении авторского, и в отношении патентного права уместнозадать вопрос о том, какой именно словарь организует в данных областях научныеизыскания, нормотворческую и правоприменительную практику.Анализ языковых практик позволяет, в частности, выявить те принципы иположения,которыебольшинствомпрофессиональногосообществаюристоввоспринимаются на веру, а значит вопросы об обоснованности, переосмыслении илипересмотре таких принципов и положений либо не возникают, либо отвергаются в силусвоейнелегитимности.Обращениеккультурно-историческомуконтекстуформирования языковых практик как части парадигмы интеллектуальных правцелесообразно не только в чисто научных целях, но также способно оказать позитивноевлияниенапрофессиональнуюкоммуникацию,посколькувыявляетскрытыепредпосылки и предрассудки, способствуя тем самым более открытой и продуктивнойдискуссии.Рассмотрим вначале ключевые факторы, повлиявшие на формирование образнопонятийного словаря и связанных с ним дискурсивных практик в сфере авторскогоправа.
Как подчеркивается в предисловии к книге «Привилегия и собственность: эссе поистории авторского права»: «Не существует великого образца, который бы объяснялразвитие законодательства в области авторского права во всех обществах, между темтщательно исполненная работа над первоисточниками может привести к открытиюновых нарративов для новых социальных условий, но при осознании одного изцентральных парадоксов правовой теории: что право является одновременно исовокупностью правил и дискурсом о том, какими должны быть эти правила» 312.Понятие «автор» в своем современном значении начинает использоваться не ранееXVIII века и тесно связано с идеей «романтического автора».
Правомерность312Kretschmer M., Bently L., Deazley R. Introduction // Privilege and property: essays on the historyof copyright. Ed.: Ronan Deazley, Martin Kretschmer, Lionel Bently. Open Book Publishers, 2010.P.20.138использования понятия романтического автора в качестве объяснительной моделиобоснована тем, что конец XVIII – начало XIX века является тем историческимпериодом, в котором прослеживается тесная связь права с философией и литературноэстетическим восприятием своего времени.Деление мира на идеальный и материальный пришло к нам из античности, и втечение многих веков, какой бы из миров ни признавался более ценным, человек всегдаоставался в тени, зависимый и ограниченный в своих стремлениях и познании. Начинаяс XVII века, философия открыла в автономном индивиде единственный ифундаментальный источник познания.
Очевидно, что аристотелевское представление обискусстве как мимесисе313, подражании и воспроизведении, более не соответствовалоновому пониманию способностей человека. Философия субъективности, которуюсоздал Р. Декарт и которая получила свое развитие в философии чистого разума И.Канта, не только предопределила пути развития всей последующей философии, но иповлияла существенным образом на самосознание европейской культуры. Отметимтакже, что Кант был одним из первых, кто выразил взгляд на автора как на творцановогоиоригинального.Всвоемтруде«Критикаспособностисуждения»кенигсбергский философ определяет гения как «талант создавать то, для чего не можетбыть дано определенное правило, а не умение создавать то, чему можно научиться,следуя определенному правилу; таким образом, главным его качеством должна бытьоригинальность»314.Хотя сегодня приведенное определение представляется понятным и правильным, втаком ракурсе автора рассматривали далеко не всегда.
Так, в период средневековьяавторство не составляло какой-либо проблемы и предпочтение отдавалось анонимности.Нам практически неизвестны имена создателей большинства французских пасторалей итенсон, поскольку анонимность у трубадуров входила в своеобразный «кодекс чести». Внемецкой и английской литературе также многие источники являются анонимными.Сходную ситуацию мы наблюдаем и в Древней Руси. Известный российский историкрусской словесности О.В. Творогов отмечал, что в домонгольский период проблема313В переводе с древнегреческого μίμηζις означает подобие или подражание и восходит кглаголу μιμεῖζθαι (подражать) и существительному μῖμος (подражание, подражатель), котороеиспользовали в Древней Греции для обозначения театральных представлений и актеров.Понятие мимесиса считается центральным понятием теории искусства в античности.314Кант И.
Критика способности суждения. М.: Искусство, 1994. С.181.139авторства на Руси решалась двумя способами. Основная масса произведений, средикоторым есть настоящие шедевры («Слово о полку Игореве», «Сказание о Мамаевомпобоище», «Слово о погибели Русской земли» и др.), были изначально анонимны.Авторы другой части произведений известны, например, авторы произведений,написанных в жанре торжественного и учительного красноречия.
Однако авторство вего современном понимании соседствовало с широко распространенным феноменомложно-подписанныхпамятников.Историкобращаетвниманиенаещеоднузакономерность, которая касается мотивов, когда речь идет о житиях святых: «Авторыжитий чаще называют себя в заголовках своих произведений, но, видимо, здесьсказывается не столько стремление отметить свое авторство, сколько удостоверитьсвоим именем, что житие и сопровождающий его обычно рассказ о чудесах изложенысамовидцем — сподвижником или учеником святого»315.
Анализируя проблемуавторства в Древней Руси, необходимо упомянуть также и фигуру книжника. Книжникизанимались перепискойкниг, нобудучилюдьмиобразованнымиинередкоталантливыми, они творчески подходили к своему труду и изменяли копируемыетексты. Причем речь могла идти как о редакторской правке, так и о компиляциях,составленныхизразличныхтекстов.Поэтому спискидревнерусскихтекстовпрактически никогда не являются идентичными и, естественно, что имена книжниковпереписчиков история не сохранила.Возвращаясь к эпохе романтизма, мы должны сказать, что и сами поэты, и большаячасть критики в этот период рассматривали фигуру одиночного поэта как центральную.Для позднего романтизма характерным является распространение идеи творческогосамовыражения (в отличие от предшествовавшего ей представления о пассивной ролиписателя и поэта) на все периоды истории. Мейер Говард Абрамс (Meyer HowardAbrams), известный американский литературный критик и один из ведущихспециалистов в литературе романтизма, в своем фундаментальном труде 1953 года«Зеркало и лампа: теория романтизма и критическая традиция» соотносит появлениеидеи романтического автора с изменением общей познавательной установки: «Переходот имитации к выражению и от зеркала к фонтану, лампе и другим родственныманалогиямнебылявлениемизолированным.Онбылсоставнойчастьюсоответствующего изменения в общепринятой эпистемологии, а именно в отношении315Творогов О.
В. Литература Древней Руси. М.: Просвещение, 1981. С.13.140понимания, получившего распространение среди романтических поэтов и критиков, отой роли, которую играет сознание в восприятии»316. Согласно мнению ученого,понимание искусства как мимесиса, т.е. подражания, восходящее к философииАристотеля и Платона, продержалось вплоть до XVIII века, однако вместе с переходом кромантизму постепенно сменилось новым представлением о том, что автор, поэт илиписатель, не просто воспринимает и отражает внешний мир, а выражает его черезсобственные уникальные чувства и представления. Изменениям эпистемологическогохарактера соответствует и соответствующая трансформация метафор: образ зеркала какидеального отражения преобразуется в образ лампы как источника света, прозрения итворческого начала.В статье «Гений и авторское право», которая сегодня воспринимается многими какодна из центральных по данной теме, Марта Вудманси (Martha Woodmansee) указываетдвоякое восприятие автора в эпоху Возрождения – как ремесленника, знающего своедело и следующего определенным правилам, и как вдохновленного музой или дажесамим богом.
В обоих случаях автор оказывается до определенной степени пассивным,подчиненным внешнему воздействию. В XVIII веке литературная критика и самиписатели и поэты в своих рассуждениях о творчестве сменили акценты: они свели почтина нет ремесленное начало и до предела возвысили творческое начало, объявив егоисточником внутренний мир художника317. Самое важное, пожалуй, заключается в том,что еще в первой половине XVIII века представления о литературе были совершенноиными. Не случайно в качестве эпиграфа к своей статье М. Вудманси избирает цитатуиз немецкого «Общего экономического словаря» 1753 года, где появление книгиотнесено в равной степени к заслугам автора, производителя бумаги, изготовителяшрифта,наборщика,типографии,издателя,переплетчикаит.д.Т.е.книгавоспринималась в качестве, прежде всего, материального объекта, вещи, а авторрассматривался как одно из лиц, ответственных за ее появление.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
