Диссертация (1136258), страница 43
Текст из файла (страница 43)
1.5.17). В трактате «Обобязанностях» он частично реализовал свой замысел в отношении этическойосновы договорных отношений. Но в сфере цивильного права замысел Цицеронаосуществлен не был.В средневековой Западной Европе идею применить философское знание длятолкования и упорядочения договорных отношений возродил Фома Аквинский в«Сумме теологии» (1274 г.). Впрочем, он разрабатывал договорные отношения вэтическом плане и лишь наметил возможный подход к развитию правового ученияна основе толкования целей действий контрагентов (STh.
I–II, q. 18, a. 5).401Gerson J. De contractibus, Pars 1, N. 1; Summenhart C. De contractibus... Tract. 1, q. 16, 50. (цит.по: Birocchi I. Causa e categoria generale del contratto. Un problema dogmatico nella culturaprivatistica dell’età moderna. P. 218, n. 45).169Выводы по главе.Изучение доктринальных предпосылок учения о договорах средневековыхправоведов показывает, что возникновение на их основе абстрактного учения одоговоре в европейской правовой науке не являлось очевидным.Объектом изучения первых юристов болонской школы стали три авторитетныхкорпуса текстов: Свод цивильного права Юстиниана (VI в.), церковные каноныДекрета Грациана (ок. 1140 г.) и этико-философские и логические произведенияаристотелевской традиции.
Ни в одном из них не было выражено правовое учениео договоре как юридическом инструменте организации обмена имущественнымиблагами между частными лицами на добровольной основе.В Своде Юстиниана вместо общего учения о договоре закреплены положенияоб отдельных контрактах римского права классического периода. Наиболееизвестные юристы в Дигестах Юстиниана рассматривали договоры (контракты) кактипичные сделки (negotia) с набором существенных условий и особыми правиламирегулирования для каждого типа (Ульпиан, D. 2.14.7; Павел, D.
19.5.5 pr. и др.;также Inst. 3.24–25). Контракты никогда не отождествлялись с правомернымисоглашениями, поскольку предполагали не только согласие сторон, но исовершениеобъективныхдействий(Ульпиан,D. 2.14.1.3,2.14.7;Павел,D. 2.14.17 pr. и др.). В указанном смысле контракты противопоставлены простымсоглашениям (пактам, конвенциям), которые по общему правилу не порождалииска (Ульпиан, D.2.14.7.4; C. 5.14.1).Кроме того, в Дигестах отражено разное понимание смысла контракта. Вцелом преобладал взгляд сабинианцев (Аристон, Педий (?), Гай) на контракты какна типичные сделки по установлению цивильных обязательств, защищенныхопределенными видами исков (по Аристону, D.
2.14.7.2). Однако для прокулианцевконтракты — это способы заключения взаимных обязательств простым согласием(с опорой на Лабеона, D. 50.16.19). Некоторые фрагменты позволяют понятьконтракты как сделки, защищенные исками доброй совести, в отличие откредитных сделок, защищенных исками строгого права (D. 4.4.7 pr.; 5.1.18.1;12.1.9.3–4 и др.).170В канонах Декрета Грациана изложены морально-религиозные предписанияхристианских богословов проявлять добродетель честности и справедливости,избегать греха обмана в отношениях из обещаний и соглашений междухристианами. Однако позиции теологов поздней Античности и раннегоСредневековья освещают проблемы договорного права фрагментарно и зачастуюпротиворечиво. В «разноречивых канонах» (как назвал их составитель Декрета)встречаются различные ответы на такие вопросы, как:– обязывает ли по совести любое обещание, даже постыдное, преступное ивредное для адресата обещания? (например, Августин, C.
22 q. 2 c. 1, Хроматий,C. 22, q.5, c.12, Григорий I, C. 12. q. 5, c. 3, он же, X. 1.35.3, но иного мненияАмвросий, C. 22, q. 4, c. 8, Евсевий, C. 12, q.2, c.19, Николай I, C. 15, q. 6, c. 2);– является ли грехом нарушение любого обещания? (2 Тим 3. 1–5,пенитенциалий Феодора, C. 22, q. 5, c. 3, но Исидор, C. 22, q. 4, c, 5);– требуется ли внешнее выражение обещания и сообщение его адресату илидостаточно внутреннего намерения обещающего? (Хроматий, C. 22, q. 5, c.
11);– допустимы ли формальности при даче обещания, раз в Писании осуждаютсяклятвы? (Мф 5.37, но иного мнения Августин, C. 22, q. 1 c. 14–15);– как влияет на обещания существенное изменение обстоятельств? (Августин,C. 22, q. 2, c. 14, § 2, но иного мнения Григорий I, C. 12, q. 5, c. 3);– каковы последствия неисполнения обещаний? (пенитенциалий Феодора,C. 22, q. 5, c.
3).Разноголосицуканоновусугублялинечеткоесловоупотребление,непоследовательная (или отсутствующая) аргументация предписаний, отсутствиеясных процедур решения споров, связанных с заключением и исполнениемобещаний.Античная философская традиция также не развивала правовое учение одоговоре. Аристотель в «Никомаховой этике» представил этическую основуотношений произвольного обмена с помощью задуманного им же универсальногометода исследования (логики). В качестве этической основы произвольного обменаон признал реализацию добродетели уравнивающей справедливости, котораяпредполагает соблюдение пропорционального равенства между участниками171обмена (синаллагмы) и их потребности в обмениваемых благах (EN 5.5). Цицеронв диалогах «О законах», «Об ораторе», «Брут» изложил замысел упорядочитьпозитивное (римское) право (включая положения о договорах) «из глубинфилософии» с помощью логического метода (De leg.
1.5.17). В трактате «Обобязанностях» он частично реализовал свой замысел в отношении этическойосновы договорных отношений. Но в сфере цивильного права замысел Цицеронаосуществлен не был. Применение философского знания для толкования иупорядочения договорных отношений оставалось без внимания средневековыхмыслителей вплоть до написания Фомой Аквинским «Суммы теологии» (1274 г.),актуализировавшей аристотелизм в Западной Европе XIII в.
Однако онразрабатывал договорные отношения в этическом плане и лишь наметилвозможный подход к развитию правового учения на основе толкования целейдействий контрагентов (STh. I–II, q. 18, a. 5).Отсутствие учения о договоре в Своде Юстиниана следует объяснятьособенностями «искусства доброго и справедливого» в Риме I–III вв.
Для юристовклассиков теоретические обобщения не имели важного значения ввидупрактического характера юриспруденции, опоры на казуистическое применениеопытного знания к новым ситуациям по аналогии, его ограниченного индуктивногообобщения. Обобщающим правилам и определениям, не способным охватитьмногообразие казусов цивильного права (и потому «опасным», по словам Яволена,D. 50.17.202),римскиеюристыпредпочиталискрупулезноеисследованиедоговорных обязательств из конкретных, исторически сложившихся типовконтрактов. Тенденция к обобщению положений о договорах в византийскойюриспруденции, связанная с развитием юридического образования в школахКонстантинополя и Берита, нашла отражение в отдельных греческих комментарияхпрофессоров (ср. Парафразы Теофила к Институциям), но не в Своде Юстиниана,ориентированном на подход юристов-классиков.Церковные каноны Декрета Грациана изначально выражали не правовые, арелигиозно-этические принципы евангельской простоты и приоритета духа надбуквой, которые казались несовместимыми с формализацией договорныхотношений (ср.
«да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от172лукавого», Мф 5.37; «буква убивает, а дух животворит», Павел, 1 Кор 3, 6; простотарешения споров при посредничестве Церкви, Мф 18.15–17). Кроме того, вотсутствие квалифицированных юристов Церкви и системы церковных судов,способных решать споры из договорных отношений по юридическим правилам,разработка правовых основ договорных отношений лишена смысла.В философской традиции вслед за Аристотелем договорные отношения былопринято рассматривать в рамках этического учения и ограничиваться обсуждениемпринципов их регулирования.Изученные нормативные традиции сформировались в значительной степенисамостоятельно, а потому закрепляли разные подходы к регулированию договорови слабо сочетались одна с другой.
Точки их пересечения, основанные на знакомствезападных богословов с источниками римского права и этико-философскимипроизведениями Аристотеля и Цицерона, не были очевидны. При этом наиболеезначительные расхождения обнаруживаются между римскими законами ицерковными канонами. Контракты Свода Юстиниана представляли собойтипичные соглашения относительно точно определенных имущественных прав иобязанностей, которые создают правовую связь между контрагентами («оковыправа») и предполагают юридическую ответственность в случае неисполнения илиненадлежащего исполнения.
Согласно канонам Декрета, христиане принимают насебя моральную обязанность посредством одностороннего обещания в свободнойформе исполнить что-либо в пользу другого по совести, под угрозой религиознойсанкции (спасения своей бессмертной души).Формирование целостного правового учения о договоре на исследованной вданной главе основе требовало ее комплексного осмысления в юридической науке.173Глава 2. Становление договорных теорий в работах глоссаторов идекретистов XII–XIII вв.Становление правовой науки глоссаторов и декретистов самым теснымобразом связано с периодом «возрождения XII в.» (Ч. Хаскинс), временем триумфаучености (Ле Гофф)402.
Ее утверждение, в свою очередь, стало возможно благодаряизучению правовых и религиозно-этических текстов античной греко-римской ихристианской традиций (см. выше главу 1). В то же время возрождениеюридического знания изначально являлось переосмыслением авторитетных текстовс использованием схоластической методологии в историческом контексте регионовЮжной Европы конца XI–XII вв. В данной главе дана общая характеристикадоговорных теорий глоссаторов и декретистов и оценить их потенциал дляобобщения положений авторитетных текстов об отдельных договорах и обещаниях.§ 1. Схоластические основы договорных доктрин правоведов зрелогоСредневековья.Схоластическая наука.
Культурное возрождение Западной Европы XII в.привело, среди прочего, к появлению правовой науки как особой сферы знания,основанной на новаторской для того времени диалектической методологии. Данноеназвание соответствовало укрепившемуся в пору зрелого Средневековьяпониманию диалектики как искусства разрешения противоречий, представленногов этом смысле Пьером Абеляром (1079–1142) в произведении «Да и нет».В настоящем исследовании, следуя устоявшейся ныне традиции, мы называемэто искусство, точнее всю средневековую науку схоластической (от лат. schola,школа). Этим названием она обязана основной сфере своего применения — первымуниверситетам, или «общим школам» (studia generalia) Латинского Запада, в томчисле школам болонских глоссаторов и декретистов.