Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 4-2000 (1116258), страница 80
Текст из файла (страница 80)
Но Гумбольдт не упускает из виду также и взаимосвязь объективных и субъективных моментов, воплощенных в языке. Гумбольдтподчеркивает: "Язык лишь постольку действует объективно и является самостоятельным, поскольку он действует субъективно и являетсязависимым. Ибо язык нигде, в том числе и в письме, не остается застывшим. Его [якобы] застывшая часть должна вновь и вновь продуцироваться в мышлении, оживляться в речи и взаимопонимании".Соответственно языковую картину мира не следует трактовать каксемантически завершенный универсум, из которого индивидам приходится пробиваться к другой картине мира (S.8).В гумбольдтовской модели языка Хабермаса, естественно, интересуют и им особо подчеркиваются коммуникативные функции.
Ониразбираются на конкретном примере гумбольдтовского анализа личных местоимений. "Всякое говорение нацелено на убеждение и возражение", — констатирует Гумбольдт. Итак, интерсубъективность внутренним образом встроена во всякую речь (и в том числе ту, котораяоперирует с личными местоимениями). Здесь у Гумбольдта, отмечаетХабермас, встречаются выразительные формулировки относительно282взаимосвязи Я и Ты, которая пронизывает человеческую сущность иобъясняет человеческую "склонность к общественному существованию".Правда, Хабермас вынужден признать, что Гумбольдт не исследовалкоммуникативные функции языка с необходимой сегодня детальностью (S.13).И все-таки очень ценно, считает Хабермас, что гумбольдтовскаяконцепция языка одушевлена идеей диалога индивидов, приобретшейтакую актуальность в XX в., и идеей человечества как целого (S.13 —14). "Гумбольдт не только восстанавливает внутреннюю взаимосвязьмежду пониманием и взаимопониманием.
В практике взаимопонимания он усматривает приведенную в действие когнитивную динамику,которая даже в тех случаях, когда речь идет о чисто дескриптивныхвопросах, способствует децентрированию языковой картины мира икосвенно, на пути расширения горизонта, побуждает развернутьуниверсалистские перспективы в вопросах морали. Это гуманистическое увязывание герменевтической открытости и эгалитарной моралиутрачивается в мировоззренческом историзме Дильтея и в историзмеХайдеггера, связанном с историческим подходом к бытию. Обрестиэту связь вновь предстоит на пути критического размежевания с философской герменевтикой нашего столетия", — пишет Хабермас (S.14).Переходя к оценке "поворота к языку", осуществленному (с разных позиций) аналитической философией и герменевтической, экзистенциалистской мыслью, Хабермас вновь и вновь выдвигает на первый план свою излюбленную идею об атаке философии XX в., направленной на ниспровержение "парадигмы философии сознания".Далее, Хабермасу весьма важно уточнить, какую именно модель языка предложил Хайдеггер (а его Хабермас считает главным "герменевтиком" XX столетия) начиная с "Бытия и Времени"."Философская герменевтика, —пишет Хабермас, — отрицает собственное право когнитивной функции языка и пропозициональныхструктур предложений-высказываний.
Хайдеггер исключает взаимодействие языковых знаний и знаний о мире. Он вообще не способенпринимать в расчет возможность взаимодействия между смысловымиa priori языка, с одной стороны, и результатами процессов обучения,происходящими во внутреннем мире человека, с другой стороны — потой причине, что он отдает неограниченные преимущества семантикеязыкового формирования мира перед лицом прагматики процессоввзаимопонимания. В противовес Гумбольдту Хайдеггер предписываетрезультатам (достижениям), полученным участниками дискурса,функцию контроля по отношению к событиям языкового освоениямира (Welterschliessung).
Говорящий оставлен пленником в доме своего языка, и язык говорит его устами. Собственная речь есть единственно лишь озвучивание бытия; потому слушание имеет преимущество перед говорением" (S. 26). Хабермас убежден, что Витгенштейн— несмотря на многие отличия от Хайдеггера — приходит к принципиально сходным выводам.В философии языка XX в. вообще происходит, согласно Хабермасу,283"прагматический поворот" от семантики истинности к теории понимания, от концепции универсального языка, формирующего факты, кмножественным "грамматикам языковой игры" (S. 26 — 27).
Осуществляется "полная детрансцендентализация языка". У Витгенштейнапроблема спонтанности языка в деле формирования мира и картинымира переводится в плоскость бесконечного многообразия исторически обусловленных языковых игр и жизненных форм. Так "утверждается примат смысловых априори перед установлением фактов", —заключает Хабермас (S. 27)."Несколько упрощая дело, в истории теоретической философиивторой половины нашего столетия можно выделить два главных направления.
Одно из них представлено двумя героями, Витгенштейноми Хайдеггером. Историзм высшей ступени, проявляющийся и в теории языковых игр, и в теории обусловленного эпохой освоения мирастановится единым вдохновляющим источником для постэмпирической теории науки, неопрагматистской теории языка и постструктуралистской критики разума. На другом полюсе утверждается эмпиристский анализ языка, идущий от Рассела и Карнапа, сегодня, как ипрежде, характеризующийся лишь методологическим пониманием лингвистического поворота и обретающий продолжение и мировую значимость благодаря работам Куайна и Дэвидсона. Последний с самогоначала включает акт понимания участников диалога в теоретическуюинтерпретацию наблюдателя и в конце концов приходит к номиналистской теории языка...
Тем самым язык теряет статус общественногофакта, который Гумбольдт придал ему с помощью понятия объективного духа" (S. 27-28).Особое внимание Хабермаса в последние годы привлекает "третийпуть", или третье направление, представленное работами К.-О. Апеля, Х.Патнэма, М.Дэммита. Речь идет о попытке синтеза герменевтики и аналитической философии. К этому направлению в какой-то мере,примыкает и сам Хабермас, хотя он критически относится к идеямназванных авторов.
Программу широкомасштабного теоретическогосинтеза Хабермас набрасывает следующим образом.Теория речевых актов Остина и Сёрля может быть синтезированас теорией значений Дэммита и помещена на почву коммуникативнойтеории действия. Новые перспективы связаны, согласно Хабермасу, суточнением категорий значения (Bedeutung) и значимости (Geltung)— но уже с вниманием к коммуникативным координатам. "Тот, ктослушает, понимает высказывание лишь при условии, что он, с однойстороны, знает о виде оснований, в свете которых соответствующиепритязания на значимость получают интерсубъективное признание, ас другой стороны, знает релевантные действию последствия, которыевлечет за собой признание таких притязаний" (S. 39).Развивая далее теорию коммуникативного действия, Хабермас видит возможность уточнить проблему взаимообмена между "наивными" коммуникациями, дискурсами жизненного мира и дискурсом натом его уровне, когда происходит обработка опыта, приводящая в конце284концов к "интерактивному" утверждению принимаемого сообща социального мира (S.
41). Этот процесс предполагает открытость, постоянную ревизию предположений и ожиданий участвующих в коммуникативном дискурсе сторон. Здесь, по Хабермасу, в дело вступает различие между дискурсом и действием, и не как различие между ступенями коммуникации, а как "различие между языком и (хотя пропозиционально структурированным, но) неязыковым действием" (S.
42).Хабермаса особо интересует расхождение между претензиями участников коммуникативного действия на истинность и на правильность.На истинность претендуют высказывания о вещах и событиях внешнего мира, на правильность — высказывания о нормативных ожиданиях и межличностных отношениях. При этом когнитивная функцияязыка получает (относительную) независимость от функции включения мира (в действие), а именно реализуется в сфере социоморальных процессов обучения (S. 43).Хабермас утверждает, что аналитическая философия языка, которая в большей или меньшей мере унаследовала проблемное поле теории познания, оказалась в принципе глухой к вопросам, касающимсядиагноза времени, эпохи.
Против этого утверждения возражают аналитические философы, например М. Дэммит. Но Хабермас уверен,что глубокая критика современной эпохи скорее остается делом неаналитической континентальной философии. Например, у Хайдеггера,как и во всей экзистенциально-герменевтической традиции, критикакультуры, диагностика эпохи поставлена в центр философии. ОднакоХабермас противопоставляет хайдеггеровской критике эпохи своюконцепцию (примыкающую к концепции языка Гумбольдта), задачакоторой — исследовать "воспроизводящийся благодаря коммуникативному действию жизненный мир в качестве ресурса общественнойсолидарности" и предупреждать обо всех опасностях, угрожающихэтой солидарности со стороны рыночной стихии и бюрократии (S.46).Таковы, в кратком изложении, основные идеи концепции языка икоммуникации, а также главные линии размежеваний с современными толкованиями этой проблематики, которые Хабермас развил и уточнил в конце 90-х годов. В 90-х годах Хабермас вообще предпринялнемало усилий для углубления своих идей в самых разных областяхисследования.