Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 2-1996 (1116256), страница 97
Текст из файла (страница 97)
А понять его надо, потому что тутопять-таки центральная сцена интеллектуального противоречия, абстрактной драмы, которую пишет Кант. Прежде всего следуетучесть Кантово различение мышления и познания. "Мыслить себепредмет и познавать предмет не есть... одно и то же"33. Мыслитьмы можем какой угодно, в том числе и нигде не существующий,значит, никогда подлинно не представавший перед созерцаниемпредмет. Для мышления достаточно^понятия о предмете. Мышление довольно свободно в своем конструировании предмета. Познание же, по Канту, тоже оперирует понятиями, но оно всегда ограничено данностями, многообразием представлений, относящихся кналичному, данному предмету.Рассудок действует в двух противоположных направлениях.С одной стороны, мы как бы отдаляемся от целостности предметов,выделяя в познании и суждении какие-то важные в том или иномотношении их свойства.
Мы говорим "роза — красная" и с помощью этого суждения как бы выделяем одно свойство — цвет.В других предметах мы тоже изучаем цвет: значит, мы как быобособляем от предметов их свойства — такие, как цвет, форма,запах, изучаем их отдельно. Но очень важно, что мы потом как бывозвращаем их предмету: как бы конструируем, образуем в уме366такое единство, которое принимает предметно-объектную форму.Согласно Канту, к предметам вне нас мы, люди, обращаемся неиначе, как с помощью каких-либо предметно-объектных образований нашего сознания.
Между первыми и вторыми нет и не можетбыть тождества. Но единство между ними существует. Оно динамично, находится в процессе преобразования. Речь идет о единстве,которое образуется и преобразуется благодаря некоторой синтезирующей деятельности человеческого познания.
Кант ее и называетдеятельностью рассудка. Вместе с продуктивной способностьювоображения она обеспечивает возможность представить себеобъект как составленный из свойств, частей, отношений, но и возможность, способность постигнуть его как целостность. Что, собственно, и означает для Канта: рассудок есть, вообще говоря,способность к познаниям.Кант рассуждает следующим образом. Понятие (если оно именно понятие, а не только слово) должно заключать в себе что-то,что однородно с чувственным созерцанием и в то же время однородно с рассудком, с рассудочными действиями.
Значит, должныбыли сформироваться, по Канту, механизмы, которые связываютчувственные созерцания с понятиями и образуют как бы системутаких ступенек, по которым человек постепенно переходит к понятиям. Не надо понимать слово "постепенно" в таком смысле, будтосначала есть изолированная "ступенька" чувственности, потом —рассудка. Двумя очень интересными (в логическом смысле)ступеньками являются образ и схема. Образ — конечно, в кантовском понимании — есть уже некоторое отвлечение от чувственногоматериала, продукт творческого синтеза, работы рассудка и продуктивной способности воображения. Отлет мысли от данного —своего рода фантазия. Результат фантазирования в том смысле, чтообраз, все-таки привязанный к чувственному созерцанию, ужеозначает и относительную свободу познания.
А схема продвигаетпознание еще дальше от чувственности и ближе к понятию. Вотпример, с помощью которого Кант поясняет различие между образом и схемой. Я рисую на доске пять точек, и этот рисунок можетпослужить образом числа 5. Можно, конечно, нарисовать пятькубиков, пять яблок и т. д. — все рисунки будут некоторым изображением числа 5. К схеме же сознание в состоянии переходитьтогда, когда человек знает, как именно составить, образовать число5 из пяти единиц. В приведенном примере речь идет об образе абстрактного "предмета" — определенного числа.
Но Кант ссылаетсяи на другие случаи: когда речь идет об образе вещи, организма,скажем о воспроизведении в сознании образа собаки. Кант объясняет, что получается в нашем сознании, когда мы строим образ собаки или вызываем в памяти образ собаки: либо вам явится вашасобака, либо что-то незаконченное, одним словом, это будет нечтовесьма обобщенное, контуры чего теряются в неопределенности.Все равно, представляете ли вы свою собаку (если ее имеете) или любую другую собаку, общая закономерность образного представления367состоит в том, что образ — нечто чувственное, но не детальное, а обобщенное.Посредством образа человеческое сознание начинает делать первые шаги к обобщениям, как бы отрываясь от всего многообразиячувственного материала и в то же время еще оставаясь "вблизи"самого чувственного материала. А вот когда мы имеем дело сосхемами, то при всей связи с чувственностью, процессамисозерцания начинаем раскрывать смысл, объективную сутьпредмета. Когда мы садимся на стул, его отодвигаем, придвигаем — вообще когда оперируем с данным предметом, то используем,по Канту, схему предмета, в том, разумеется, случае, если так илииначе знаем, что с ним делать, чего от него ожидать.
И речь можетидти не только о физических предметах, подобных стулу, но и обинтеллектуальных предметах, подобных числу.Когда человек чертит треугольник на доске, в общем представляя себе, как построить, как "сделать" эту фигуру, он как бы ужесинтезирует и "оживляет" некоторую сумму знаний: например, чтоэтот предмет имеет три угла.
Иными словами, схема есть шаг кпонятию, и, может быть, ближайший к нему шаг. Абстрактноепонимание возникает тогда, когда схема переводится на болееобобщенный уровень. Уже образ — что видно на примере образасобаки — обобщает. Но он, по Канту, все-таки есть продукт эмпирической способности воображения. Схема же — даже если онаотносится к "чувственным понятиям", каково понятие о собаке, —"есть продукт и как бы монограмма чистой способности воображения a priori..."34.
И тут Кант снова удивляет тех, кто готовпредположить, будто схема строится на основе образа; напротив,оказывается, что "благодаря схеме и сообразно ей становятсявозможными образы..."35. Вопреки обычному сенсуалистическомуподходу, который рисует путь познания как движение от образов кпонятиям, Кант заявляет: "В действительности в основе наших чистых чувственных понятий лежат не образы предметов, а схемы.Понятию о треугольнике вообще не соответствовал бы никакойобраз треугольника"36.
Ибо образ ограничивался бы, согласно кантовским разъяснениям, только частью объема понятия и никогда недостигал бы общности понятия. Так же обстоит дело и с понятиемо собаке, которое "означает правило, согласно которому мое воображение может нарисовать четвероногое животное в общем виде, небудучи ограниченным каким-либо единичным частным обликом,данным мне в опыте, или же каким бы то ни было возможнымобразом in concreto"37.Итак, схематизм — важнейшие для Канта деятельность,механизм нашего рассудка. Это был весьма новый, а потомупочти не подхваченный последующей философией анализ.
Да исам Кант говорил, что "схематизм нашего рассудка в отношенииявлений и их чистой формы есть скрытое в глубине человеческойдуши искусство, настоящие приемы которого нам вряд ли когдалибо удастся угадать у природы и раскрыть"38. И все же Канту.368удалось "угадать" немало важного и интересного из такого схематизма.Обсуждаемый здесь раздел «Критики чистого разума*именуется «Трансцендентальной аналитикой*. On является частью трансцендентальной логики и посвящен ответуна вопрос: как возможно чистое естествознание? И здесьопять Кант "одним махом" решает две задачи: во-первых, исследует человеческую способность судить, образовывать понятия, оперировать ими в обыденной жизни, во-вторых, анализирует эту жеспособность, когда она предстает в более развитом, более совершенном виде.Согласно Канту, естествознание(вопреки представлениямпримитивной теории отражения) есть широчайшее приведение вдействие творческого потенциала человеческой чувственности, но вособенности — творческих возможностей человеческого рассудка.
Если, скажем, в обычном человеческом познании спонтанно, как бы вместе с использованием языка совершаются процессыобобщения, перехода от образов и схем к понятиям, то в естествознании это нужно делать в принципе сознательно и целенаправленно.В обыденной жизни творчество сознания "дается" нам как великийдар природы и истории, а в естествознании творчество нужно осуществляет ежедневно и ежечасно, коли естествоиспытатель хочет получить новаторские результаты. Но если естествознание требует мобилизации творческой способности суждения,творческой способности воображения, то оно уже предполагает особую работу над опытом. Математика и естествознание в отличие отобыденного познания не просто пользуются формами пространстваи времени как внедренными в нашу чувственность, а специально ихисследуют.