Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 2-1996 (1116256), страница 20
Текст из файла (страница 20)
Указывая на все то, что мешает людям добывать знания, в точности соответствующие действительности, этот скептик тем не менее признает,что в знаниях, добываемых нами, когда мы непредубежденно исследуем действительность, содержится много верного. Деятельностьученых, позволяющая им добывать эти знания, представляет длячеловечества огромную ценность.Автор «Опытов» выступает против веры не только в ведьм иколдунов, но и в чудеса, веры, которую поддерживала и Римскаяцерковь и церковь реформированная.
В обоих случаях этот мыслитель стоял на позиции такого рассмотрения действительности, согласно которому в мире ничего сверхъестественного нет, а некоторые явления считают чудесными только потому, что они непривычны и непонятны. Поэтому мы для дикарей такое же чудо, какони для нас. Монтень, конечно, знал, что за филиппики против веры в чудеса его могут обвинить в богохульстве.
Но дело в том, чтов отличие от скептиков XVI в., убежденных поборников христианства, этот мыслитель предоставляет обширную аргументацию, обосновывающую не только тезис о несостоятельности всех религий ивреде, наносимом ими обществу, но и опровергающую основныеположения христианства.74Монтень в самых благочестивых выражениях говорит о своейпреданности этой религии, о беспрекословном подчинении католической церкви, о порочности атеизма, о том, что христианствопокоится на непоколебимом фундаменте Священного Писания, которое питается из божественного источника.
Наконец, он заявляет,что назначение скептицизма — заставить человека склонить головуперед непререкаемым авторитетом религий; скептицизм очень полезен церкви, ибо он лишает человека знания человеческого и тем самым делает его более восприимчивым к знанию божественному ипобуждает человека отказаться от "собственного суждения, чтобыуделить больше места вере"!*. Заявлений, сделанных в такой жекатегорической форме, в «Опытах» немало. Там даже говорится:"Из всех... религиозных воззрений наиболее правдоподобным мнепредставляется то, которое признает Бога непостижимой силой, источником и хранителем всех вещей, считает, что Бог — весь благо,весь совершенство и что он благосклонно принимает почести и поклонение, в какой бы форме, под каким бы именем и каким быспособом люди их ни выражали" 19 .Но прорелигиозные высказывания Монтеня обычно декларативны и серьезно не обосновываются.
Правда, в одном месте«Опытов» говорится о том, что христианство зиждется "на вечномфундаменте слова Божьего". Но автора, с горячим интересом обсуждающего жизнь выдающихся людей и события, описанные в античной и современной литературе, автора, живо откликавшегося наидеи и факты, почерпнутые им из многочисленных книг, этогоавтора вовсе не интересуют ни идеи "слова Божьего", ни лица исобытия, фигурирующие в Писании. Они в «Опытах» не только необсуждаются, но даже почти не упоминаются. Мы находим тамоколо четырехсот заимствований из Плутарха, сотни цитат из работ Эпикура, Лукреция, Сенеки, Цицерона, Платона, Демокрита идругих античных, а также современных авторов. Но среди трех тысяч цитат, приводимых в «Опытах», лишь четыре — из Евангелия,четырнадцать — из посланий апостола Павла и около дюжины —из Ветхого Завета.
Андре Жид отмечает, что Монтень "часто занимается религией, но никогда не занимается Христом. Ни разу он нессылается на его слова: сомнительно, читал ли он когда-нибудьЕвангелие, или, скорее несомненно, что он никогда его как следуетне прочитал" 20 .В отличие от Эразма, Кастеллиона и их единомышленников,убежденных в высоком нравственном уровне христиан в первые века существования христианской религии, Монтень находит, что вэтот период "рвение к ней вооружило довольно многих противязыческих книг, отчего ученые люди понесли ни с чем не сравнимый ущерб; полагаю, что эти бесчинства причинили науке гораздобольше вреда, нежели все пожары, произведенные варварами" 21 ."Эти люди повинны также в том, что не колеблясь расточали лживые похвалы всем без исключения императорам, стоявшим за нас,и огульно осуждали действия и поступки тех из них, которые были75_против нас, как это нетрудно увидеть на примере императораЮлиана, прозванного Отступником"22.
Греческие скептики ставилина одну доску античный материализм и идеализм, обвиняя и тот идругой в догматизме. Монтень же, уделяя много внимания психофизической проблеме, обстоятельно опровергает утверждение о независимости сознания человека от его тела. Часто цитируя Лукреция и всецело присоединяясь к его взглядам, он заявляет, что "наиболее правдоподобным из философских взглядов"23 стало учение,считающее, что носителем сознания служит телесный орган —мозг. Из такого решения психофизической проблемы следует невозможность бессмертия души — положение, которое, солидаризуясь с Лукрецием и полемизируя с Платоном, Монтень обстоятельнообосновывает.В -«Опытах* материалистически истолковывается нетолько отношение между сознанием человека и его телом,но и отношение между человеком и всей природой вообще.При этом философ старается доказать, что не только строение ифункционирование тел человека и животных сходны, даже тождественны, но и в психике животных (Монтень приписывает нашимбратьям-животным "разум и способность рассуждать") нет ничегопринципиально отличного от психики людей.
Ведь нередко оказывается, что различие между одним человеком и другим больше, чемразличие между людьми и животными.Как скептик Монтень приводит все аргументы, выдвигавшиесядо него для обоснования тезиса о непреодолимости препятствий,стоящих на пути познания (иллюзорность многих чувственных восприятий, ошибки, которых полностью не может избежать нашерассуждение, противоречия, содержащиеся в имеющемся у нас знании).
Однако позиция Карнеада, считавшего доказанной принципиальную недостижимость достоверного знания, не только не совпадает, но скорее противоположна позиции Монтеня. АгностицизмКарнеада, по словам Монтеня, — естественная реакция на"бесстыдство тех, кто воображает, будто им все известно", "В утверждении невежества одни держатся такой же крайности, какойдругие — в утверждении знания"24. Крайность агностицизма здесьотвергается так же, как и крайность догматизма. Конечно, говоритавтор "Опытов", познаваемая нами действительность необъятна.Но если у отдельной эпохи, у отдельного человека возможностипознания ограниченны, то нет пределов познанию человечества:"непостижимое для одного поколения постигается другим". "Я неперестаю исследовать и испытывать то, чего не в состоянииоткрыть собственными силами", но "мои исследования облегчаютработу тех, кто после меня продолжит эти исследования".
"То жесделает и мой преемник для того, кто последует за ним. Поэтомуни трудность исследования, ни мое бессилие не должны приводитьменя в отчаяние, ибо это только мое бессилие, а не бессилие человечества"^.76Осуждая схоластическое, оторванное от действительностиумозрение, Монтень утверждает, что истины подлинного знаниядобываются не дедуцированием из произвольно постулируемыхпринципов, а из фактов, устанавливаемых опытом. По сравнению сразумом опыт — это "средство более слабое и менее благородное,но истина сама по себе столь необъятна, что мы не должны пренебрегать никаким способом, могущим к ней привести"26.
С течениемвремени Монтень придавал все большее значение опыту. И тотфакт, что глава, завершающая его труд, имеет название «Об опыте», приобретает символическое значение.Положение, что рационально поставленный и разумно истолкованный опыт — важнейший источник истинного знания, выдвинулдругой выдающийся скептик XVI в. Франсуа Санчез (1552-1632)в трактате «Ничего не известно» (Quod nihil scitur), впервые увидевшем свет в 1581 г., т. е. через год после выхода в свет«Опытов» Монтеня. В этом трактате показано: все, что схоластикапризнает знанием, всецело покоится на дефинициях изучаемыхобъектов.
Эти дефиниции принято считать выражением сущностилрироды определяемых ими объектов. На самом же деле понятьгмысл дефиниции можно лишь, дав точное определение каждого-лова, входящего в ее состав. Но ведь такие определения тоже состоят из слов, каждому из которых необходимо дать точную дефиницию. Видя, что процесс перехода от одних дефиниций к другимможет длиться бесконечно, схоласты объявляют, что есть термины,зе нуждающиеся в определении, есть положения, не нуждающиесяв доказательстве. Такой ответ,пишет Санчез, "не устраняет сомнения и не удовлетворяет ум"27. Дефиниции, так обильно применяемые схоластами, никакого знания об изучаемом объекте не дают.В схоластике необходимое нам знание реальной действительностиподменяется пустым и бесплодным оперированием словами. В бесконечных схоластических диспутах спор идет "об искусствевводить все реальные объекты к словам.
И к ним эти объекты сводят — одни непосредственно, другие — окольным путем... Постоянно продвигая все дальше изготовление одних слов из других,они сами себя облапошиваюти приводят к хаосу и глупости своихнесчастных слушателей"29.Резко выступая против схоластики, Санчез провозглашает:не изучение слов и различное оперирование ими, не поиски ответовна все познавательные вопросы в книгах, авторам которых приписывается знание истины, а изучение самой реальности — окружающей нас природы и нашей собственной природы — вот единственная задача ученых и философов. Но решение этой задачинаталкивается на многие препятствия. В трактате Санчез описываетто, что препятствует постижению истины. Прежде всего, говоритмыслитель, наш разум добывает все свои знания об окружающейчас действительности, только опираясь на сведения, доставляемыегму нашими органами чувств. А эти сведения зачастую оказываются неверными.