Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 2-1996 (1116256), страница 16
Текст из файла (страница 16)
д.Это коренное переосмысление покаяния должно было повести(и после долгого исторического продумывания действительнопривело) по крайней мере к двум масштабным социокультурнымпоследствиям.1. Средневековый католицизм видел образец покаянной практики в жизни монахов (в монастырской аскезе). Лютер и его последователи провозглашают, что верующие миряне должны отдаватьсяобычным, мирским занятиям с тем же сознанием искупительнойповинности, с той же энергией прямого служения Богу, с тем жесамозабвением и самоотрешением, с каким лучшие из монаховсовершали дело искупления своих и чужих грехов.Всякое занятие, если его польза не вызывает сомнений, можетрассматриваться как епитимья, святоедело и Божье призвание (полатински professio — профессия18). Лютер провозглашает нечтосовершенно непривычное для уха позднесредневекового католика,когда говорит: "Каждый обязан делать то, что полезно и нужноближним, не обращая внимания на то, предписывает ли это Ветхийили Новый завет, иудейское ли это дело или языческое"17.
Любыедела, "которые совершаются от всего сердца и не для собственногоуспеха, пользы, почета, удобства или святости, а для пользы,почитания и святости других",могут быть причислены "к святымделам, к делам любви"1*.Своим пониманием покаяния Лютер прокладывает путьк протестантской практике мирской аскезы. Полное развитие эта практика получит лишь столетием позже — в пуританстве ипиетизме. Она найдет два впечатляющих социальных воплощения.Первое — религиозно мотивированный профессионализм, второе — религиозно мотивированнаяпредпринимательскаяэтика (получение прибыли признается делом, угодным Богу, еслисовершается без ростовщических хитростей, на условии строгогособлюдения обещаний и договоров, потребительского воздержанияи непременного инвестирования нажитого богатства).2.
Реформационная версия покаяния с логической неизбежнос.тью вела к представлению о том, что и жизнь, и занятия человека,и даже способ, каким тот распоряжается своим имуществом, сутьисполнение его обязанности перед Богом. Все они интегрируются вединое дело веры, которое реализуется в обществе, но не обществом определяется и предписывается. А раз так, то общество (в лицегосударства) должно предоставить им правовой простор.60.Как и большинство позднесредневековых мыслителей, Лютер непроявляет почтения к притязаниям индивидуальных склонностей,интересов и даже настоятельных потребностей.
Запросы плоти, запросы себялюбия не обладают, по его мнению, никакой обязующейсилой. Они могут рассчитывать лишь на милость властителей (наих сочувствие или благоразумие). Но совсем иное дело, если речьидет об осуществляемых в миру искупительных повинностях, одействиях, которые человек предпринимает ради искупления своейвины перед Богом. Здесь притязания протестанта неумолимы: онможет и должен стоять за них насмерть и добиваться от властей немилости, не льгот, а священного и непререкаемого права.Только приняв это во внимание, можно понять полный объемреформаторского представления о свободе совести. Право веритьпо совести — это право на весь образ жизни, который диктуется первоначальной верой и выбирается в соответствии с ней.Сам Лютер лишь приступил к обоснованию этого широкогопринципа, найдя блестящие формулировки свободы совести и обозначив ее ближайшие экспликации.(а) "Светское правление, — писал реформатор, — имеет законы, которые простираются не далее тела и имущества и того, чтоявляется внешним на земле.
Над душой же Бог не может и нехочет позволить властвовать никому, кроме Себя Самого. Поэтому,если светская власть осмеливается диктовать законы душам, онагрубо9 вмешивается в правление Господа, соблазняет и губит души"* . Выбор веры является "делом совести каждого". Власть(будь то духовная или светская) "должна позволить верить так.или иначе, как кто может и хочет, и никого [не должна] принуждать к этому силой"20. "И если князь или светский владыка твойповелит тебе [...] верить по-указанному, или же прикажет отказаться от книг, то ты должен заявить: "Не подобает Люциферу восседать рядом с Богом (т. е.
не подобает дьявольским образом присваивать себе прерогативу Бога — Авт.). Тебе, любезный господин, обязан я повиноваться и телом, и имуществом своим... Но если ты велишь мне верить [так, как тебе заблагорассудится], и захочешь отнять у меня книги, то не желаю я тебе повиноваться. Втаком случае ты — тиран и слишком высоко заносишься, повелеваешь там, где нет у тебя ни права, ни власти...
Истинно говорю тебе: если ты не воспротивишься ему, уступишь ему, позволишь отнять у себя веру или книги, то ты отрекся от Господа"21.Суждения молодого Лютера о свободе совести, будучи сведенывоедино, звучат как энергичный правозащитный манифест. В неммогут быть выделены следующие основные смыслы.Во-первых, свобода веры по совести утверждаетсяЛютером как универсальное и равное право, не знающеесословных или корпоративно-групповых различий. Свободасовести должна быть предоставлена каждому христианину как личности, суверенной от Бога.
Право, которого Лютер требует для веры,61коренным образом отличается от "естественного права" средневековья, предполагавшего природное неравенство людей и поэтому всегда скособоченное в сторону групповой привилегии ("каждому поего силе и чину"). Отталкиваясь от идеи божественного прававерующего на его веру, Лютер пролагает дорогу "новому естественному праву", которое станет основной юридической доктринойПросвещения.Важно, во-вторых, что, по мнению Лютера, правовой защитызаслуживает не только22 вера в качестве спонтанного внутреннего состояния и убеждения . Этого заслуживают и ее социокультурныепредпосылки, как выразились бы мы сегодня. К последним относятся доступность книг (Священного Писания и его благочестивыхтолкований), возможность "разъяснять Новый Завет во время богослужения" и обсуждать в христианской общине23. Но это означает,что свобода совести для Лютера сразу и непосредственнопредполагает свободу слова, печати и собраний.
Таковапрямая, логически неизбежная экспликация права веры в теологии,утверждающая примат Писания над преданием, ученым авторитетом и мистическим озарением.В-третьих, право у Лютера находит свою общественнуюгарантию в неповиновении государственной власти. Реформатор говорит об этом с откровенностью и смелостью, которых нехватало многим защитникам веротерпимости в XVII и даже вXVIII столетии. Стеснение и навязывание убеждений (идеократия,как сказали бы мы сегодня) — это граница, у которой кончаетсясила евангельского увещевания "нет власти, аще не от Бога".
Стеснитель совести есть тиран, и христианин не просто в праве, онобязан ответить неповиновением на действия тирана — обязан подстрахом небесной кары. Но раз так, то свобода совести естьправо священное и неотчуждаемое, от которого не можетотказаться даже тот, кто им располагает. Или (что впринципе то же самое): в свободе совести право предстаетперед нами как ценность, ради сохранения которой людиготовы идти на смерть.Уже в 20-х гг.
Лютер опасался, что в своих декларацияхсвященного права веры он, пожалуй, "повел песню слишкомвысоко"24, т. е. сформулировал нормативный кодекс, который егосовременникам будет очень трудно выполнить. Это было справедливое опасение, и самое печальное заключалось в том, что сам Лютер не выдерживал впоследствии взятой им "высокой тональности".В качестве организатора и руководителя новой Виттенбергскойцеркви он то ловко увиливал от своих ранних свободолюбивыхдеклараций, то грубо попирал их. Это не могло, однако, ни устрашить, ни дискредитировать угаданного им идеала.
Концепция "нового естественного права" мужала и крепла, не только удерживаято, от чего сам ее провозвестник готов был отказаться, но и выявляя скрытые возможности раннереформационного учения.(6) Лютер проводил резкую грань между притязаниями духа(совести, веры), которые должны получить правовое обеспечение, и притязаниями плоти, удовлетворение которых оставляется на милостивое усмотрение власти.