Мотрошилова Н.В. (ред.) - История философии Запад-Россия-Восток.Книга 2-1996 (1116256), страница 14
Текст из файла (страница 14)
ИСТОК И ТАЙНА НЕМЕЦКОЙ РЕФОРМАЦИИРаннереформационная идеология, которую так трудно "привести к общему знаменателю", обнаруживала связность и единство,поскольку выстраивалась вокруг крупной, эпохально значимойличности, обраставшей сподвижниками, преемниками и критиками.Такой личностью был Мартин Лютер, первый в историипредставитель простонародья, который вышел в великие люди, невыбиваясь в знать, и популярность которого уже при его жизнизатмила славу светских и духовных властителей.Мартин Лютер вышел из крестьянской и сформировался в бюргерской среде. Пожалуй, именно эта близость к двум основным демократическим слоям позднесредневекового общества позволилаему выступить в качестве проницательного исповедника национального сознания и выдвинуть нравственно-религиозную программу,поначалу отвечавшую всем направлениям антикатолической оппозиции.Все началось с события, происшедшего в провинциальномгородке Виттенберге в октябре 1517 г., — с опубликования исторических девяноста пяти тезисов Лютера, направленных противторговли индульгенциями.52В популярных обзорах истории Реформации Тезисы Лютера нередко выдаются за полемико-публицистический вердикт, содержавший громкое и вызывающее обличение римской курии.
На делеони вовсе не были таковыми. О злоупотреблениях, бесчинствах,любостяжании, допускаемых папой и его приспешниками, Лютерговорит довольно сдержанно. Основной мотив Тезисов — внутреннее раскаяние и сокрушение, противопоставляемые всякогорода внешней активности, любым "делам, подвигам и заслугам".Он звучит уже в первом тезисе и достигает предельной силы в последних.Как же случилось, что проповедь ничтожества человека передБогом стимулировала сознание личного достоинства мирянинаперед клиром?Продажа индульгенций, против которой выступил Лютер, давноуже служила предметом возмущения и рассматривалась как крайнее выражение нравственного упадка римской курии и самойконцепции спасения: торговля "священным товаром" открывалавозможность искупать преступления без всякого раскаяния в нем;оплачивать преступления новым преступлением или преступлениеодного человека — добрыми делами другого; грешить в долг и покупать право на будущий проступок; попадать в фавориты небесного судьи в силу преимуществ происхождения и богатства.Исключительная проницательность Лютера состояла в том, чтоон разглядел (а точнее, почувствовал, ощутил) антиправовую подоплеку индульгенций.
Под критику Тезисов, непосредственноимевшую в виду продавцов разрешительных грамот, объективноподпадала вся многоактная история церковно-феодальной эксплуатации отпущений. Феномен денег и рыночной купли-продажипослужил лишь поводом для постановки вопроса о церковном посредничестве вообще, о первичных и элементарных формах обмена,откупа, сделки с Богом, санкционированных церковной доктриной.Центральная мысль Тезисов, в сущности говоря, очень проста:Христову Евангелию идея искупительных пожертвований глубокочужда; Бог Евангелия не требует от согрешившего человека ничего,кроме чистосердечного раскаяния в содеянном. В «Сермоне оботпущении грехов» (1518) это основное утверждение Тезисов разъясняется и конкретизируется. Бог, говорит Лютер, не зависит отлюдей в своем бытии, а следовательно, и не испытывает никакойнужды в их услугах, приношениях, дарах, восхвалениях. В прегрешениях (проступках и преступлениях) людей его огорчает ненарушенный порядок и даже не ущербы, которые причиненыпотерпевшему: все это всемогущий способен поправить или возместить сторицею.
Бог скорбит над виновным, над злом и несчастьем,которое тот, творя преступление, совершил над самим собой. Необходимо поэтому, чтобы грешник сам же и возненавидел содеянное,ужаснулся, сокрушил себя и сделался новым человеком, для которого повторение преступления поистине стало невозможным.53_В содержании Тезисов можно выделить два взаимосвязанныхмотива. Первый, негативно-критический, состоит в отвержении назначаемых церковью искуплений греха, какую бы конкретнуюформу (аскетическую, барщинную, оброчную, денежно-выкупную)они ни принимали.
Конечная тенденция этого отвержения можетбыть определена как секуляристская и антифеодальная. Второй,диалектически-позитивный, состоит в возвышении раскаяния какстрадательно-творческого действия, ведущего к нравственному возрождению индивида.Бог Лютера вообще откликается не на действия, а на мотивы;не на жертвы и отречение, а на внутренние перевороты, которые кним привели; не на просьбы и молитвы, а на действительные заботы и нужды, лишь отчасти в них высказанные. Ни в чем не нуждающийся, ничем никому не обязанный, недоступный человеческомуобслуживанию и угождению, он слышит в людях только неотчуждаемое, только имманентное и интимное, подчас совершеннопротиворечащее тому, что они сами запрашивают, выторговывают,полагают в качестве конечной цели своих внешних продуктивныхдействий.Теологи XVIII-XIX вв.
(в том числе и ортодоксально-протестантские) не без основания будут утверждать, что этот образ трансцендентного божества, непосредственно откликающегося на имманентность и подлинность человеческого переживания, эзотеричен,заумен и плохо приноровлен к сознанию рядового верующего. Нов эпоху Реформации он как раз обладал достоинством народностии азбучности. Утверждая, что любые искупительные выплаты ненужны Богу и безразличны для индивидуального спасения, Лютерчетко формулировал массовое подозрение своей эпохи, порожденное объективным положением мирянина внутри меркантилизирующейся церкви.
Основная идея Тезисов (Богу — одно только раскаяние) наталкивала верующего простолюдина на мысль о том, чтовся церковно-феодальная собственность представляет собой незаконное и насильственно приобретенное достояние. Он вплотнуюподводился к идее секуляризации церковных имуществ.
Критика,непосредственно направлявшаяся против феноменов отчуждения,торга и обмена, наносила удар по внеэкономическому принуждению, на исторической почве которого эти феномены выросли иразвились.Не менее серьезными были отдаленные исторически-смысловыепоследствия второго, персоналистского мотива Тезисов, содержавшегося в лютеровском возвышении раскаяния,j Неотчуждаемое и одинокое душевное сокрушение индивидуализирует лютеровского мирянина, выделяет его как из церковной "соборности", так и из традиционных общинно-корпоративных объединений. Разумеется, это выделение еще не имеет материального(социального и экономического) характера: приход, цех, корпорация, сельская община и т.
д. по-прежнему остаются для индивидафактической силой, с которой приходится считаться. Однако они54.утрачивают силу авторитета, перестают быть инстанциями, уставами кодексам которых человек повинуется по внутреннему убеждению. Кризис повиновения, к которому приводит Реформация,исторически предваряет разложение всей системы феодальногоподчинения и появление на исторической арене фигур независимого предпринимателя и члена "гражданского общества".Одинокое душевное сокрушение лютеровского мирянина — этотакже и ответ на напряженный спор о виновниках и путях разрешения церковного кризиса, который к моменту появления Тезисовдостиг антиномической остроты.Стороны антиномии были наиболее ясно представлены двумявыдающимися представителями немецкой антипапистской публицистики — Ульрихом фон Гуттеном и Эразмом Роттердамским.Ульрих фон Гуттен: вина клира. Гуттен не был человеком церкви: беглый монах и отвергнутый своим семейством дворянин, онсчитал, что все грехи и несчастья существующего мира могут бытьсведены к одному общему корню — корыстолюбию.
Оно оживотворяет традиционные пороки и производит новые. Но трагическийпарадокс состоит в том, что в центре корыстолюбивого мира находится корыстолюбивая церковь.Римские священнослужители, по мнению Гуттена, не просто нелучше мирян (что было бы еще объяснимо в рамках ортодоксально-католического понимания греха), они хуже худших из них.Есть лишь один слой светского общества, с которым можно сопоставить членов папской курии, — это криминальный элемент.
Но итакое сопоставление — не в пользу римского клира. В памфлете,носящем знаменательное название «Разбойники», Гуттен доказывает, что преступления, совершаемые Римом, относятся к преступлениям, совершаемым на больших дорогах так, как "смертный грех"относится к греху "простительному", — в церковном ограблениивсе чудовищно: и масштабы, и методическая регулярность, и, главное, изощренная юридическая казуистика, которая скрывает отглаз их преступный смысл.Рядом с истолкованием отношений священника и мирянина какобоюдной сделки (истолкованием, которое мы в той или иной форме встретим у всех крупных мыслителей Реформации) в памфлетахГуттена фигурирует еще и другая, куда более поверхностная и утешительная интерпретация этих отношений. Мы уже находим здесьпечально знаменитую объяснительную модель Просвещения:"встреча простака с обманщиком".
Все повелось оттого, что некогда, в стародавние времена, недалекий и легковерный франк столкнулся с хитрым римским священником, который сумел его надуть,а затем держал в заблуждении, эксплуатируя его невежество идуховную пассивность.Эразм Роттердамский: вина паствы. Основное умонастроениеЭразма — глубокая метафизическая грусть. Он был, пожалуй, самым горьким из мыслителей реформационной эпохи. Устойчивая,^55_скептически выверенная меланхолия тайно присутствует во всех егосочинениях (то назидательных, то язвительных, то бурлескно-веселых). Метафизическое разочарование великого гуманиста вырастает из раздумий над общественной судьбой истины (в другом выражении, Мудрости или Знания).Кризисное состояние римско-католической церкви — это дляЭразма факт столь же несомненный, как и для Гуттена.