Диссертация (1102103), страница 27
Текст из файла (страница 27)
Так уже на первый взглядвидно, что Т. Манн снова прибегает к старым повествовательным схемам,а «бюргерский» язык вновь выступает источником стилистической игры. Сдругой стороны, само по себе повторение и изменившаяся дистанцияявляютсясвидетельствомвсевозрастающегоотстранения,боязнигрозящего автоматизма письма и в то же время необходимостипостоянного возвращения к собственному происхождению230. Все этообразует новый виток в развитии старой темы и знаменует собойкачественный разрыв между воплощением бюргерского начала на уровнеповествования в «Будденброках» и более поздних романах.Замысел романа об авантюристе, воре и обманщике восходит к 1905г., к работе над романом Т. Манн приступил в начале 1910 г., к лету 1911 г.была готова «Книга детства (Buch der Kindheit)», затем последовала перваядлительная пауза.
Начиная с лета 1911 г. писатель работал над «Смертью вВенеции», законченной в конце июля 1912 г.231, затем снова обратился кработе над незаконченным романом, но к марту 1913 г. решил отложить«Признания». Вторая пауза продлилась до 1950 г.; все это время, однако,Т. Манн сохранял план романа и подбирал материалы к нему. «Волшебная230Об унаследованной Т. Манном от Ницше идее возвращения и ее связи с выбором тем и принципомписательской работы, требующем опоры на многочисленные источники, см.: Heftrig, E. Vom höherenAbschreiben // Thomas Mann und seine Quellen: Festschrift für Hans Wysling / Hrsg.
E. Heftrich, H. Koopmann.Frankfurt a. M., 1991 S. 3 – 20. Показательны в этом контексте также размышления Э. Хефтрига оповторяющихся попытках возвращения к незаконченному роману в контексте Манновского подражанияГете и самом жесте обращения к истокам в романе, в котором исследователь видит манновскуюинтерпретацию идеи эволюции (Heftrig, E. Der unvollendete Krull – Die Krise der Selbstparodie // ThomasMann-Jahrbuch.
Bd. 18 / Hrsg. Th. Sprecher, R. Wimmer. Frankfurt a. M., 2005. S. 91 – 106).231О сходствах в композиции и образности «Смерти в Венеции» и «Волшебной горы» см.: Sprecher, Th.Davos in der Weltliteratur. Zur Entstehung des Zauberbergs // Das „Zauberberg“-Symposium in Davos. 1994.Frankfurt a. M., 1995. S. 9 – 43.118гора»232, таким образом, начата уже после написания первой и половинывторой части «Признаний авантюриста Феликса Круля» (граница проходитв четвертой главе второй части). При этом продолжение не меняетосновного замысла и уже существующей структуры романа233.Естественность «бюргерского» повествования в «Будденброках»особенно очевидна в сравнении с игровым повествованием в «Признанияхавантюриста Феликса Круля».
Этот пикарескный роман, сопровождавшийТ. Манна на протяжении почти пятидесяти лет, развивает темубюргерского существования после «бюргерской смерти»234. Тем не менее,главный герой и вместе с тем рассказчик Феликс Круль не переходит виное сословие; освободившись от серьезности бюргерских правил и взявна вооружение обман и видимость, он по-прежнему всеми силамистремится в сердцевину жизни богатого бюргерства.Рассказ Феликса Круля о собственной жизни, как всякая бюргерскаяавтобиография, служит той же цели легитимизации социального статуса,который он понимает по-своему: «Отныне янамерен еще с большимтщанием следить за чистотой стиля и благоприличием оборотов, дабывышедшее из-под моего пера могло читаться и в самых лучших домах», –заявляет он с гордостью (VI, 320).
Как всякая легитимизация и стоящая заней работа над конструированием собственной идентичности235, попыткаКруля реализуется в обращении к Другому, в его случае фиктивномучитателю, сопричастному ему благодаря общему представлению о«благоприличии» и «лучших домах». Отсюда особенности письмаавантюриста; язык Круля, по словам Р. Дидерикса, «не просто носитель232О начале работы над «Волшебной горой» и эволюции плана романа см.: Neumann, M.Entstehungsgeschichte (5.2, 9 – 46).233Подробное описание истории написания романа см.: Sprecher, Th., Bussman, M., Heftrich, E.Entstehungsgeschichte. 12.2.
S. 9 – 79.234Жанровые истоки «Признаний авантюриста Феликса Круля» см.: Sprecher, Th. Kommentar (12.2, 93 –123).235О нарративном построении собственной идентичности Феликсом Крулем посредством написаниясвоих воспоминаний см.: Schöll, J. „Verkleidet war ich also in jedem Fall“. Zur Identitätskonstruktion in Josephund seine Brüder und Bekenntnisse des Hochstaplers Felix Krull // Thomas-Mann-Jahrbuch. Bd. 18.
Hrsg. Th.Sprecher, R. Wimmer. Frankfurt a. M. S. 9 – 29.119сообщения, он характеризует авантюриста в его попытках очаровывать итут же снова расколдовывать, в его свободе и одновременной зависимостиот общества»236. Мастерство Т. Манна состоит в способности передатьпосредством языка, через повествование неоднозначность свободы героя итворческий потенциал его положения. Отсюда разрыв между его жизньюи поступками и свойственной ему претензией на изящность словесноговыражения. Тот же разрыв создает почву для иронии, в которойугадывается голос не одного только рассказчика, но и повествователя.
Так,по наблюдению того же исследователя, «Феликс пользуется изысканным,выверенным языком человека, стремящегося войти в высшие кругиобщества, и гиперболизирует эту манеру настолько, что иногда уже неясно, пародия ли это или же наивное подражательство»237. В особенностизаметно присутствие повествователя, когда он от лица малообразованногоКруля «в стиле Гете описывает юность Феликса и природу его родногокрая»238.Руководствуясь этим разрывом, Р.
Дидерикс говорит о трех «слоях(Schichten)», составляющих повествование в «Признаниях Фелика Круля»:Круль в детстве и юности; взрослый герой, рассказывающий своюисторию; повествователь, определяющий стиль и языковую перспективуромана. Последнее наблюдение исследователя кажется преувеличением.236Diederichs, R. Strukturen des Schelmischen im modernen deutschen Roman: eine Untersuchung an denRomanen von Thomas Mann "Bekenntnisse des Hochstaplers Felix Krull" und Günter Grass "DieBlechtrommel". Düsseldorf, 1971. S. 98.237Ibid. S.
97.238Ibid. S. 92. Т. Манн, как известно, всю свою творческую жизнь писал с оглядкой на исполинскуюфигуру Гете. Осознанное «Imitatio Goethes» - один из краеугольных камней его художественногосамоопределения. Не избежал этого влияния и роман о Феликсе Круле, особенно его вторая, поздняячасть. По наблюдению Х. Граве, «художник – Гете – и пародия на этого художника – Феликс Круль –питаются от одних и тех же корней […] Он [Феликс Круль – Ю. Л.] в духе авантюриста и преступникаиграет в то, чем Гете является». (Grawe, C.
Die Sprache in Goethes „Dichtung und Wahrheit“, gesehendurch Thomas Manns „Die Bekenntnisse des Hochstaplers Felix Krull“ // Grawe Christian. Sprache imProsawerk. Beispiele von Goethe, Fontane, Bergengruen, Kleist und Johnson. Bonn, 1974. S. 9 – 24. Hier – S.10). Кроме того, исследователь замечает, что стиль повествования Феликса Круля и Гете объединяет«панибратское» обращение с читателем. Творчество Гете, безусловно, не единственный контекст,угадываемый за рассказами о приключениях Феликса Круля.
О значении для романа идей Ницше, Гете,Фрейда, Кареного см.: Wysling, H. Narzissmus und illusionäre Existenzform. Zu den Bekenntnissen desHochstaplers Felix Krull. Bern, München, 1982.120Определяет перспективу повествования, в том числе и в языковом плане,все же персонаж Феликс Круль, повествователь же планомерно егоподдерживает. Более того, именно автобиографичность и связанный с нейличный,индивидуализированныймодусповествованияявляютсяосновным средством притязания героя на читательскую симпатию.В этом отношении Феликс Круль наследует Бенедиксу Грюнлиху,который тоже боролся за признание консула и консульши Будденброк припомощи видимости и обмана. Отличие состоит в том, что читатель«Признаний» не слышит смеха детей Будденброк над выражениямиГрюнлиха. Повествователь же иронизирует над гипертрофированнойформульностью в речи как одного, так и другого пикаро.
С одной стороны,повествователь, как и в «Будденброках», раскрывает перед читателембюргерский мир, но уже в ином ракурсе и в преломленном через призмусознания рассказчика виде. С другой стороны, повествователь иронизируети над этим миром, и над самим Крулем, но его ирония сдержанна, она непротиворечитразвлекательномухарактерупроизведения,напротив,прибавляет ему глубины. Прозорливому читателю предлагается разделитьс повествователем насмешливо-ироничное отношение к изворотливому иодновременно наивному авантюристу. В любом случае бюргерскийречевойгабитусостаетсяобязательнымфоном,предпосылкойстилистической игры в романе.При этом «бюргерский» стиль повествования Феликса Крулявступаетвзаметноепротиворечиессобытиямиегожизни.В«Будденброках» скандальность хотя и являлась мерилом событийности, ноповествователь все же избегал изображать напрямую интимную сторонужизни персонажей в согласии с бюргерскими представлениями оприличном.
«Признания авантюриста», напротив, сосредоточены на этойподлежащей сокрытию стороне бюргерского миропорядка. Скандальная по121содержанию исповедь, описание краж, подлогов и авантюр, передаетсявполне пристойным бюргерским языком.Игровая составляющая рассказов авантюриста облегчает выражениеподлежащих умолчанию событий и переживаний. В творчестве Т. Маннамало не спрятанных за закрытые двери эротических сцен, переживанияГанно сокрыто за музыкальной импровизацией, а близость Ганса Касторпаи мадам Шоша угадывается по фрейдийстским символам. Феликс Круль,однако, может позволить себе наивно-патетический рассказ о своихлюбовных похождениях.