Диссертация (1102103), страница 19
Текст из файла (страница 19)
Sprachliche Polyphonie: Sprachebenen und Dialekte //Buddenbrook-Handbuch / Hrsg. K. Moulden, G. von Wilpert Gero. Stuttgart, 1988. S. 145 – 157.53В переводе Н. Ман: «Вот именно, черт возьми, c'est la question, ma très chère demoiselle! [В том-то ивопрос, дорогая моя барышня! (фр.)]» (I, 65).78Нижненемецкий был в употреблении в Любеке еще долгое времяпосле Реформации. Французский язык в XVIII в. – начале XIX в. как языквысших слоев общества, дипломатии и науки, был необходимым условиемуспеха на коммерческом и общественном поприще54.
Особенности речистарого Будденброка, таким образом, исторически обоснованы, как иобилие французских слов в речи его современника городского поэтаГофштеде. Старый Иоганн Будденброк, которому на момент началадействия в романе в 1835 г. семьдесят лет, несмотря на свой скепсис поотношению к фигуре Наполеона, гораздо более ориентирован нафранцузский образец в своем габитусе, чем его сын55. При этом городскойпоэт Гофштеде не переходит на нижненемецкий; эта особенность в романехарактеризует занимающихся коммерцией представителей бюргерства:«Зашел разговор о делах, и незаметно все перешли на диалект» (1.1, 33)56.Консул и его сын Томас также владеют диалектом как и старыйИоганн Будденброк, однако для них это больше не естественный языкобщения, но язык работы. Знание диалекта необходимо для общения сработниками фирмы, простым людом и, как следует из приведенного вышепримера, служит объединяющим фактором с другими негоциантами, вкакой-то мере даже противопоставляя их так называемому образованномубюргерству (Bildungsbürgertum).
Поэтому маленький Томас как наследникфирмы учится говорить на диалекте. И именно умение разговаривать спростым людом на его языке помогает консулу Будденброку избежатьнамечающегося конфликта с революционно настроенными работниками.54См.: Französische Sprache in Deutschland im Zeitalter der Französischen Revolution / Hrsg. B. Spillner.Frankfurt a. M., 1997.55Эффект присутствия французского в тексте романа достигается за счет совсем небольшого количестваотдельных слов. Ср. «все французские выражения вместе взятые не образуют даже и полстраницыпечатного текста» (Wilpert. Op.
cit. S. 146).56Диалект при этом становится, по наблюдению У. Диттмана, способом «игрового самопредставленияобщества […] В качестве общественно установленной формы речи он придает уверенность и надежностьязыку, ограниченному «строгими границами», в которых живут персонажи» (Dittmann. Op. cit.
S. 46).Кроме того, исследователь проводит параллель между отмиранием диалекта в речи персонажей иисчезновением языка, определяемого социальной принадлежностью к коммерческому бюргерству (Ibid.S.47).79При этом диалект снова служит достижению комического эффекта,усиливая уже сниженный образ народа:„Je, Herr Kunsel, ick seg man bloß: wie wull nu ‘ne Republikw, seg ickbloß…“„Öwer du Döskopp … Ji heww ja schon een!“ (1.1, 209)57Обратной стороной этой открытости миру простых горожан, как нистранно,являетсянекийпределвизысканности,поставленныйкоммерческой элите города.
О Томасе Будденброке несколько раз сказано,что он выделяется безупречностью не только своего костюма, но и речи.Это настораживает бюргерское общество, и, по всей видимости, вызываетсимпатию и сочувствие повествователя, который как будто поддерживаетТомаса, как и Герду, а позднее Ганно, в их чувстве слова и музыки58.Подобное отношение усредненного бюргерского общества к манереречи Томаса свидетельствует о существовании некой языковой нормы,свойственной изображенному в романе обществу, которой подчиняютсяили от которой отталкиваются персонажи романа. В немалой степениименно владение этой нормой позволяет Бендиксу Грюнлиху расположитьк себе консула Будденброка. «Он говорит тебе, мама, и тебе, папа, толькото, что вы любите слышать, чтобы втереться к вам в доверие!», ‒вскрикивает Тони» (I, 157).
Вычурная манера Грюнлиха вызываетмгновенное отчуждение не только Тони, но и обоих ее братьев. Этаразница восприятий очень любопытна. Грюнлих подражает некоемуабстрактному представлению об идеальном образе успешного негоциантаи одновременно потакает слабостям консула и его супруги.Грюнлих пользуется стилистическими регистрами, характернымидля самого консула: сухим и деловым стилем, свойственным расчетам,которые производит консул, и его же манерой обращения к Богу в духе57В переводе Н. Ман: - Эх, господин консул, я же сказал: республику хотим, так и говорю...- Ну и дурак же ты! Да ведь у нас и без того республика (I, 249).58Томас при этом не исключение, несмотря на непонимание музыки Герды.
Об этом свидетельствуетсам их союз; еще одним доказательством может служить болезненная реакция Томаса на фальшивящийоркестр в день столетнего юбилея фирмы.80пиетизма, основанной на стилистике записей Йоахима Манна в семейной«библии». Этот стилистический контраст в речи одного персонажаостанавливает внимание еще в сцене новоселья в первой части романа.«Сентиментальная», по выражению старого Будденброка, манера консула,опираетсянастилистику христианскойпиетистскойпроповедисобращениями к Господу и собственному отцу, призванными подчеркнутькак ценность и значение семьи, так и постоянную актуальность связи сБогом. Их характерной чертой можно назвать частую инверсию,повторения,усиливающиеэмоциональнуювыразительностьречи,междометия, многоточия: «Но, отец, эта злобная вражда с братом, с вашимстаршим сыном... Нельзя допустить, чтобы невидимая трещина раскололаздание, с божьей помощью воздвигнутое нами...» (I, 105)59.Однако сразу за этой фразой следуют многозначительное молчание иреплика консула в совсем ином ключе: «Считаю, ‒ коротко отвечалконсул.
[…] ‒ С одной стороны, вы даете тридцать три тысячи тристатридцать пять марок Готхольду и пятнадцать тысяч сестре во Франкфурте,в сумме это составит сорок восемь тысяч триста тридцать пять марок»(Там же)60.Ничеголишнего,простаялексика,четкиесинтаксическиеконструкции, позволяющие проследить логические связи, отсутствиезаднего плана, столь характерного для религиозно окрашенных репликконсула.
Этот язык призван выявить очевидность и не оставляетпространства мистическому страху и недоговоренным опасениям. Каквидим, стиль консула функционален, он меняется в зависимости отобласти применения.Бендикс Грюнлих также сразу переходит к делу, прямо говоря освоих достижениях: «я занятой человек. Дело мое очень живое» (1.1,59«Aber, Vater, diese böse Feindschaft mit meinem Bruder, deinem ältesten Sohne … Es sollte kein heimlicherRiß durch das Gebäude laufen, das wir mit Gottes gnädiger Hilfe errichtet haben…» (1.1, 53).60«„Ich rechne“, sagte der Konsul trocken.
[…] Inerseits: Sie geben 33 335 an Gotthold und 15 000 an die inFrankfurt, und das macht 48 335 in Summe. Andererseits: […]"»(Ibid).81103)61. Синтаксическая незамутненность этой фразы резко контрастирует собычной замысловатостью фраз Грюнлиха. Кроме того, он концентрируетв своей речи слова, обладающие большой ценностью для четы Будденброк:«Тут и вера, и отзывчивость, и подлинное благочестие - короче говоря, мойидеал: истинное христианство.
И наряду с этим изящная светскость,благородство манер, подлинный аристократизм» (I, 154)62. Каждое изперечисленных слов представляет собой ключевое понятие в мирезажиточного бюргерства, а их сочетание можно назвать квинтэссенциейценностного горизонта консула и его окружения. Это смешение понятий,принадлежавших церковной и общественной сферам, означает для У.Диттманна, к примеру, потерю смысла, омертвление и той, и другойсферы.Отсюдапротивостоятьслабость,обманухрупкостьГрюнлиха63.консула,невозможностьИсследователь,однако,делаетслишком сильный акцент на потере языком смысла, усматривая в этомсвидетельство кризиса языка, переживаемое культурой модернизма.Однако формульность, социально детерминированное речевое поведениехарактернодлялюбойсоциальнойгруппы,вособенностидляизображаемой в романе бюргерской элиты.
Кроме того, романноеповествование не сводится к этой формульности, но использует ее какодин из компонентов.В сердцевину этого, в том числе и речевого, габитуса целилсяохотник за приданым Тони Будденброк. В тексте романа, однако, этонагромождение теряет свою эффективность не только благодаря эффекту,произведенномунадетейБудденброк,ноипосредствомповествовательской иронии. Тщательно выработанный стиль Грюнлихакомичен своей вычурностью, манерностью построения фраз и лексики.61«ich bin stark beschäftigt, mein Geschäft ist ein außerordentlich reges».«Hier findet man Gottesglaube, Mildherzigkeit, innige Frömmigkeit kurz die wahre Christlichkeit, die meinIdeal ist; und damit verbinden diese Herrschaften eine edle Weltläufigkeit, eine Vornehmheit, eine glänzendeEleganz, Frau Konsulin, die mich persönlich nun einmal charmiert!» (1.1, 104)63Dittmann.
Op. cit. S. 47 – 49.6282«Это благоухает весьма необычно (Das putz ganz ungemein)» (1.1, 133)становится смешной поговоркой у младшего поколения Будденброков.Оценка повествователя в этом случае совпадает с мнением персонажей.Включенность повествователя в мир персонажей проявляется приописании и других выбивающихся из общей языковой картиныперсонажей. Эти замечания разбросаны по роману и не привлекаютособоговнимания,ноговорятоботношенииповествователякповествуемой им истории и свидетельствуют об определенной языковойперспективе или, в определении Б. А. Успенского, точке зрения в планефразеологии, «когда автор описывает различных героев различным языкомили вообще использует в том или ином виде элементы чужой илизамещенной речи»64. Повествователь «Будденброков» очень чуток кчужому слову, которое, как слово Грюнлиха, вызывает у него прежде всегоиронию65.
Подобное отношение не связано с неприязнью, вызываемойперсонажем. Тот же прием повествователь применяет к Тони, одному изсамых симпатичных ему персонажей.«Это слово „благородный“ (vornehm) плотно засело в головку Тони»(1.1, 95), сказано уже во второй главе, заканчивающейся описанием жизнимладших Будденброков. „Vornehm“ воплощает для Тони желаемоесочетание стабильности, успеха, превосходства, благородства и изящества– соединение внутренних характеристик, их внешнего проявления исоциального положения.
Сама Тони не просто воплощает этот габитусбюргерского патрициата, она старательным образом воспроизводит его, втом числе и в своей речи, несмотря на всю присущую ей эмоциональность.Повествователь же, возведя „vornehm“ в ранг понятия, закрепив его связь сперсонажем, не только создает речевой портрет персонажа, но и вступает с64См.: Успенский, Б. А. Поэтика композиции // Успенский, Б.
А. Семиотика искусства. М., 1995. С. 30 – 80.Здесь ‒ С. 30.65О приеме цитирования отдельного слова, ассоциирующегося с определенным персонажем, в речидругих персонажей и повествователя в творчестве Т. Манна см.: Admoni, W., Silman, T.Wandlungsmöglichkeiten der Erzählweise Thomas Manns // Betrachtungen und Überblicke. Zum Werk ThomasManns / Hrsg.
G. Wenzel. Berlin, 1966. S. 120 – 130.83ним в своеобразный диалог66. Даже в речи повествователя „Vornehm“отсылает к точке зрения Тони и в большинстве случаев служитироничному, но в то же время исполненному симпатии отстранению.К примеру, неожиданная смерть Томаса, означающая крах надежд исоциальных претензий Будденброков, стала для Тонисильнейшимпотрясением, и похороны Томаса показаны преимущественно с ее точкизрения. В этот момент повествователь отстраняется от трагедии,переживаемой персонажем, говоря, что похороны «должны были бытьнепередаваемо благородными (sich unsäglich vornehm gestalten musste)»(1.1, 761). Тщеславные старания Тони можно было бы представить какдоступный ей способ воздать должное брату, однако повествовательпосредством скрытой цитаты, над которой он уже столько раз смеялся,будто противится тому, чтобы читатель проникся сочувствием к Тони,воспринял происходящее исключительно в трагическом ключе.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
