Диссертация (1101976), страница 37
Текст из файла (страница 37)
Не думайте, что это теоретическое отрицание морали, добра изла и т. п. Не в этикетке тут дело, чтобы одно называть добром, а другое злом, нет. Вомне отсутствует нравственное чувство. Во мне не хватает какого-то нерва, которыйреагировал бы на зло так, а на добро иначе» [Свенцицкий 2008, с. 68. КурсивВ. П. Свенцицкого – К. К.].
Вспомним, что писал Достоевский о «подполье»:«Причина подполья — уничтожение веры в общие правила. “Нет ничего святого”»[16, с. 330]. Думается, что Странный человек несколько рисуется, говоря о своейнеспособности отличить добро от зла. Из текста следует, что он вполне осознаетдурную природу своих поступков, когда, например, оскорбляет и унижает Верочкуили предается разврату с Марфой. Вот в каких выражениях герой характеризует самсебя: «Я ничтожество, заеденный смертью, полуживой человек» [Свенцицкий 2008,с. 102]; «Антихрист я, развратник, мертвец полусгнивший!» [Свенцицкий 2008, с. 123],«слабый, полумёртвый уродец» [Свенцицкий 2008, с.
188], «жалкий Антихрист,мертвец, урод, развратник, обманщик, сумасшедший, дегенерат» [Свенцицкий 2008,с. 190].Дело вовсе не в том, что герой реально не способен отличить добро от зла, а втом, что он не чувствует внутри себя искренней и глубокой потребности делать доброи бороться с собственными пороками. Как для каждого «подпольного», для герояСвенцицкого зло эстетически более привлекательно, чем добро или, во всяком случае,нормальная (а потому ординарная, заурядная, на взгляд «подпольного человека»)порядочность.Романтическинастроенного,уверенноговсобственнойисключительности Странного человека не устраивает амплуа праведника (потому чторассказчик уверен, что любой праведник в душе лицемер и обманщик).
Поэтому геройСвенцицкого, окончательно разочаровавшись в религии, выбирает себе роль – нимного ни мало – самого Антихриста и начинает даже мечтать о свершении какогонибудь чудовищного злодеяния, «самого греховного, что только есть» [Свенцицкий1582008, с.
197. Курсив В. П. Свенцицкого – К. К.]. Наиболее ужасным грехом, накоторый отваживается Странный человек, становится поездка в публичный дом(которая, впрочем, оканчивается бегством героя). Задумав совершить грех и придя в«сад увеселений», «подпольный» герой Свенцицкого и здесь не смог обойтись безромантических фантазий во вкусе Парадоксалиста: «Мечты, как искры, вспыхнули вомне.О, какой эффект – встать и сказать громовую речь о том, как осквернили оникрасоту, как забрызгали грязью женщину, затоптали чистоту и целомудрие! Наполнитьужасом и смятением сердца всех этих самодовольных, развратных, пошлых самцов,которые осмеливаются такими подлыми глазами смотреть на её танцы.Сказать, что они не смеют, не достойны видеть её прекрасной наготы, её святогороскошного тела.О, как струсили бы они все, когда я заговорил бы о близости смерти каждого изних, как восторженно смотрели бы на меня эти несчастные рабыни, которые за деньгиотдают себя на позор.А она, роскошная, голая танцовщица, остановилась бы с недоумением наэстраде и, закрыв лицо руками своими, устыдившись своей наготы, бросилась бы вуборную, чтобы прикрыть себя» [Свенцицкий 2008, с.
199–200].Фантазии этой не суждено сбыться, так как герой неожиданно для себя вместотого, чтобы устыдить танцовщицу, назначает ей свидание, но, испугавшись«умоисступления», незаметно ретируется из «сада увеселений». Ср. с поведениемПарадоксалиста, который тоже сначала предается мечтам о «спасении» проститутки,но эта благородная миссия оказывается психологически слишком тяжела для него.Найдя смысл жизни в миссии Антихриста, герой Свенцицикого в своих«Записках» начинает педалировать тему собственной жестокости и безнравственности,что должно послужить для читателя подтверждением его демонической природы.Оценивая свои поступки как дурные и аморальные, Странный человек, как и положеногерою «подполья», любуется собой, с наслаждением описывая всю глубину своегонравственного падения.
Сколько самолюбования заключено, например, в следующемпризнании: «Я стал теоретик разврата. Я собрал целую коллекцию рукописей и книг.Это моё царство. Фантазия моя в этой области беспредельна, и я смело говорю –гениальна. Целые длинные вереницы лиц, событий, сцен таких утончённых, таких159упоительных создало моё воображение» [Свенцицкий 2008, с. 71]. Герой, говоря особственной греховности, особо подчеркивает, что он не просто какой-то мелочный,пошлый развратник, как все окружающие, а вдохновенный художник порока:«Разврат! Да смеете ли вы употреблять это слово! Не разврат ли уж эти ваши мелкиетрусливые похожденьица, в которых неизвестно чего больше – подлого самолюбияили зловонной слякоти.
Вы не знаете всей великой тайны разврата. Вы оскверняетесвоим поганым прикосновением великое слово “грех”» [Свенцицкий 2008, с. 210].Подобный нарциссический демонизм очень характерен для молодых «подпольныхлюдей» Достоевского (в зрелом возрасте они больше предпочитают роль шута, а недемона).Подобно герою рассказа «Бобок», Странный человек стремится нравственно«заголиться и обнажиться» [21, с.
52] перед читателем и окружающими. Особенноеудовольствие от этого он получил бы, если в роли слушателя перед ним оказалась быюная, непорочная и беззащитная Верочка: «Она была такая ещё маленькая, хрупкая, ейи в голову не могло придти ничего подобного, она ещё и понять-то была бы не в силах,на какие утончённости душа человеческая способна, – и вдруг перед такой-тодевочкой взять да и распахнуть всю свою подноготную, вывернуть всего себянаизнанку, показать свою самую что ни на есть грязную “святая святых”. Ведь тутстолько завлекательного, такой соблазн, особенно если принять во внимание, что я невидал её с деревни и мы расстались с ней такими “простыми” друзьями» [Свенцицкий2008, с. 118].Странный человек неоднократно подчеркивает свой извращенный интерес ксексуальному насилию над женщинами, которому он любит предаваться в своихфантазиях.ВотвкакихкраскахонописываетсвоимечтыоВерочке:«Несправедливейшее, возмутительнейшее, гнуснейшее насилие готов был совершитья...
Мне не нужно было её взаимности. Мне нужно было, чтобы она кричала от ужаса,рыдала и билась всем существом своим от отвращения и от отчаяния» [Свенцицкий2008, с. 125]. Рассказывая о своих отношениях с возлюбленной, герой признается:«Мне легко было над ней измываться.
Ещё бы! Она – маленькая, тоненькая Верочка –полюбила меня по-настоящему» [Свенцицкий 2008, с. 165].Приведем сцену одного из таких «измывательств»:– Если любишь, так всё для меня сделаешь?160Я сам не знал ещё, зачем задаю этот вопрос. Так, от злости, от мёртвой пустотысвоей задал его.– Да, – прошептала Верочка.– Всё?– Всё...– Марфа! – неожиданно для себя и тоже почему-то шёпотом окликнул я.Марфа нерешительно взошла в комнату.– Расскажи, как мы провели сегодняшнюю ночь... Она хочет...Марфа молчала и растерянно-глупо смотрела на меня...
Верочка слабовскрикнула, точно её ударил кто, и подняла худенькую ручку, загораживаясь, как отудара.– Постой, постой, – шипел я, не сходя со своего места, – любишь, ну послушай...Марфа, я приказываю тебе.Но тут произошло нечто безобразное.Верочка бросилась вон из комнаты, а я вдогонку ей стал кричать:– Ты думаешь, я любил тебя, дохлую! Уходи прочь, не надо мне тебя, уходи![Свенцицкий 2008, с. 178–179]Не будем приводить для сравнения уже неоднократно упомянутую сценупрощания Парадоксалиста с Лизой, когда герой оскорбляет любящую его женщинупредложением денег, а вспомним другого «подпольного человека» Достоевского –рассказчика повести «Кроткая».
Его отношения с молодой женой строятся на тираниии унижении женщины, а брак, который он заключает, призван удовлетворитьнепомерное властолюбие героя. Странный человек демонстрирует все ту жехарактерную для «подпольных» людей модель отношений с возлюбленной: сначалагерой упорно добивается любви девушки, а завоевав ее расположение, превращается вжестокого тирана, не устающего испытывать на прочность чувства любимойженщины. После сцен, подобных приведенной выше, наступает запоздалое раскаяние,влюбленные даже мирятся, но счастье уже невозможно: Верочка из «Антихриста»погибает в ходе беспорядков осенью 1905 г., а сам герой окончательно погружается в«подполье»: «Жизнь моя кончена.
Я не выхожу из дома и, как сознавшее себяживотное, покорно дожидаюсь, когда моя “очередь”. Не живу – догниваю!»[Свенцицкий 2008, с. 215] – пишет Странный человек.161В отношениях с другой женщиной – крестьянкой Марфой – герой проявляетсебя похожим образом: «Всю дорогу я держал себя как будущий “строгий барин”. Я непозволял с ней ни малейшей вольности, ни малейшей шутки. Я играл в дьявольскуюигру» [Свенцицкий 2008, с. 176]. Ср. с признанием закладчика из «Кроткой»:«Главное, она с самого начала, как ни крепилась, а бросилась ко мне с любовью,встречала, когда я приезжал по вечерам, с восторгом, рассказывала своим лепетом(очаровательным лепетом невинности!) всё свое детство, младенчество, прородительский дом, про отца и мать.
Но я всё это упоение тут же обдал сразу холоднойводой. Вот в том-то и была моя идея. На восторги я отвечал молчанием,благосклонным, конечно… но всё же она быстро увидала, что мы разница и что я —загадка. А я, главное, и бил на загадку! Ведь для того, чтобы загадать загадку, я, можетбыть, и всю эту глупость сделал! Во-первых, строгость, — так под строгостью и вдом ее ввел» [24; с.
13. Курсив наш – К. К.].Герой Свенцицкого увозит девушку из деревни, запирает ее в своем доме ипредается безудержному разврату, пользуясь положением барина, до тех пор покаМарфа, не выдержав, не сбегает от него. Произошедшее тоже становится дляСтранного человека поводом для особого рода самоуничижительной гордости: «Еслибы вы только знали, до какого разврата доходил я!Хочется, небось, узнать? Я знаю, что хочется.Я нисколько не уважаю вас, “благосклонные читатели” моей исповеди. Можетбыть, даже презираю вас.Стану я расписывать вам, чтобы вы тут, от нечего делать, смаковали мою грязь.Я-то грязь свою пропитал чёрною кровью сердца своего, а вы? Так, на даровщинкухотите? А есть что описывать! Но одна мысль, что вы станете “со вкусом” читать это,вызывает во мне злость и тошноту.Да зачем “описывать”?Довольно сказать, что Марфа, покорная, забитая, напуганная, как собака, – невыдержала и ушла.
Ушла без копейки денег на все четыре стороны.С вас этого достаточно!» [Свенцицкий 2008, с. 179]Здесь обращает на себя внимание особое отношение к читателю. Странныйчеловек, точно так же, как и Парадоксалист, заранее уверен во враждебности инедоверчивости тех, кому попадется его исповедь. Текст постоянно прерывают162обращения к «благосклонному читателю» такого рода: «Признайтесь, прочтя этопредисловие, вы подумали: автор разводит такую канитель, потому что считает этохарактерным для своего героя... способ старый, скучный и неудобный. Готов спорить,что самая эта приписка, которую я сделал, самое это угадывание вашей мысли опятьтакибудетобъясненокак“художественныйприём”.Даещёприём-то“заимствованный у Достоевского”» [Свенцицкий 2008, с. 60.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
