Диссертация (1101976), страница 38
Текст из файла (страница 38)
Курсив наш – К. К.].Воображаемые читатели по ходу написания текста выражают сомнение вталанте рассказчика («Вы, пожалуй, скажете: хватит ли у вас ещё таланта заставитьнас плакать?» [Свенцицкий 2008, с. 61]); высмеивают его исповедь («Воображаю, каквам весело станет от этого признания» [Свенцицкий 2008, с. 108]); объявляют героясумасшедшим («Те, что поглубокомысленнее, разумеется, уже спешат ответить мне:вы сумасшедший» [Свенцицкий, там же]; «Я уверен, что вы готовы воскликнуть: “Этовы-то трезвый человек?! Со всякими страхами, с манией преследования и маниейвеличия, несчастный больной, вообразивший себя Антихристом! Да вы или в самомделе больной, или мистик отчаяннейший!” [Свенцицкий 2008, с.
135–136]»);подозревают его во вранье («Воистину “странный человек”, – скажете вы, – да чего жетут спрашивать! Не то что “солгал”, а соврал самым что ни на есть пакостнымобразом: пишет сам про себя, что скоропостижно скончался, это ли ещё не улика, этоли ещё не враньё!» [Свенцицкий 2008, с. 128–129]; «А кто нам поручится, – скажетевы, – что всё сейчас здесь написанное правда? Если вы такой странный человек, вы,может быть, и в самом деле всё это врёте, так себе, сами не знаете зачем?»[Свенцицкий 2008, с. 148]).
Это классический случай «слова с оглядкой» по Бахтину.Сам герой отвечает своему читателю ровно тем же. Странный человек всяческиподчеркивает, что не уважает воображаемого собеседника: «Я нисколько не уважаювас, “благосклонные читатели” моей исповеди. Может быть, даже презираю вас»[Свенцицкий 2008, с. 179].
Он подозревает, что читатель нисколько не лучше, а вомного раз хуже его самого, и даже не обходится без прямых оскорблений собеседника:«Пусть уж всякие там специалисты да “рецензенты” копаются и выискивают“литературные” промахи, а пошлые трусливые люди, бездушное ничтожество, спешатскорее назвать меня дегенератом и успокоиться, забиться глубже в свою конуру!»[Свенцицкий 2008, с. 177], а в конце романа, распалившись собственнымиподозрениями, даже пытается изгнать читателя из пространства своего текста:163«Слушайте, вы, читатели, от нечего делать читающие романы! Вам хочетсянаслаждаться эстетическими эмоциями.
Уходите прочь отсюда, здесь моё царство, я нехочу, чтобы вы были здесь!» [Свенцицкий 2008, с. 214]Нет смысла искать, что именно так обидело Странного человека в разговоре своображаемым собеседником. Герой воспринимает мир априори враждебно: «К людямвообще я отношусь с недоверием. Никакие внешние признаки искренности для менянеубедительны.
Я знаю по личному, постоянному опыту, что искренность – вещьнеопределимая. И твёрдо держусь мнения, что человеческая душа – потёмки. О, икакие ещё потёмки! И потому всегда и ко всем отношусь с оговоркой: а может быть,он и мерзавец» [Свенцицкий 2008, с. 76]. Эта уверенность в заведомой враждебностиокружающихипорождаетвнутренне-полемическую,«двуголосую»речь.Впризнаниях героя Свенцицкого также присутствует и отмеченная Н.
Ю. Честновойтенденция к «антиэстетизации собственного слова» [Честнова 2009, с. 66]. Странныйчеловек использует в своей речи следующие экспрессивные выражения: разнюнились,гнусность, мерзавец, скотская похоть, урод, пакостник, ничтожество, дегенерат,развратник и др.Стремясь настроить читателей против себя и распалить в себе самомполемический задор, герой Свенцицкого, как и Парадоксалист, ведет себя намереннопровокационно. Приведем несколько примеров подобных высказываний:«Я, так сказать, теоретически убеждён, что все мужчины развратны.
И я не верювсем этим почтенным господам, пишущим и говорящим с дрожью в голосе о том, что вженщине нужно видеть “человека”. Посмотрите, как эти моралисты заглядывают наулицах под шляпки проходящим дамам и какими глазами смотрят они им вслед.
Я всёэто вижу – и в этом одна из главных мук моей жизни!» [Свенцицкий 2008, с. 72–73].«…Порядочные люди здоровыми никогда не бывают (…) Здоровыми могутбыть или дети, или мерзавцы – потому что и те и другие ничего не видят дальше самихсебя» [Свенцицкий 2008, с. 120] (ср. с высказыванием героя «Записок из подполья»:«Разве сознающий человек может сколько-нибудь себя уважать?» [5, с. 107] или«Всякий порядочный человек нашего времени есть и должен быть трус и раб.
Этонормальное его состояние» [5, с. 125]).«“Невеста”! Самка, которую после всяческих комедий вручают счастливомусамцу. Ещё бы! Ну, а для очищения совести сводничество можно назвать “браком”»164[Свенцицкий 2008, с. 163–164] (вывод, сделанный с целью оскорбить нравственныечувства читателя).Сходства героев Достоевского и Свенцицкого обнаруживаются не только вречевой организации, но и в жанровой природе «Записок из подполья» и романа«Антихрист».
Во-первых, роман Свенцицкого имеет подзаголовок «Записки странногочеловека», что сразу адресует нас к «Запискам из подполья» Достоевского (особенноучитывая то, что рассказчик в предисловии сам ссылается на этого автора). Во-вторых,у обоих героев – Странного человека и Парадоксалиста – присутствует установка наполную откровенность: «А попробуйте-ка заговорите о том, о чём никогда не говорят,но что всегда переживают, – вам это обязательно покажется фальшью.
Но верьте, нечасто вам придётся услышать в действительной жизни такие искренние признания,какие вы слышали от меня» [Свенцицкий 2008, с. 107. Курсив В. П. Свенцицкого –К. К.], – пишет Странный человек. И герой Достоевского, и герой Свенцицкого хотятвысказаться до конца, не утаивая даже самых грязных подробностей, самыхпредосудительных желаний: то есть и в первом, и во втором случае перед нами непросто записки, а исповедь «подпольного человека». Оба героя надеются получитьоблегчение, раскрывшись перед читателями (реальными или предполагаемыми) доконца.
В связи с исповедальной установкой, предполагающей изложение материала отпервого лица, роман «Антихрист» и «Записки из подполья» были схожим образомвосприняты читателями: откровения обоих героев приписали их авторам. Вот чтопишет об этом А. М. Эткинд в упомянутой выше книге «Хлыст»: «Очевидно стремяськ тому, чтобы его героя-рассказчика воспринимали как подлинное лицо автора 1 ,Свенцицкий придал ему свою профессию и формальные черты биографии. Вместе стем он вложил в этот монолог мысли и чувства шокирующие и недопустимые длярелигиозного человека, и это ставит в тупик даже изощренного читателя.
Отношениямежду я рассказчика и подлинным я автора так и остаются непроясненными»[Эткинд 1998, с. 247. Курсив А. М. Эткинда – К. К.].Свенцицкому даже пришлось объяснять в послесловии ко второму изданию,какое отношение его герой имеет к нему самому, так убедительна оказаласьисповедальная манера романа для современников писателя: «И вот “Записки странного1С. В. Чертков полагает, что образ автора скорее отражен не в рассказчике «Антихриста», а в его друге,Николае Эдуардовиче: «Николай Эдуардович – alter ego странного человека и истинное “я” Свенцицкого»[Свенцицкий 2008, с. 713].165человека” есть исповедь моего двойника. Вот почему “Антихрист” в одно и то жевремя и роман, и исповедь.
Роман, потому что всё же этот образ есть плод моеговоображения, есть моё творческое создание. Исповедь – потому что это не простойпродукт воображения, не просто художественный образ, а нечто имеющее болееорганическуюсвязьсмоейдушой»[Свенцицкий2008,с. 219.КурсивВ.
П. Свенцицкого – К. К.].Среди рассказов Свенцицкого есть небольшой отрывок, озаглавленный «Издневника “Странного человека”», напечатанный в журнале «Новая земля» в 1911 г.(через три года после выхода романа «Антихрист»). Вероятно, этот отрывок можнорассматривать как добавление к роману. Рассказ представляет собой отрывочнуюдневниковую запись Странного человека, в которой тот описывает свои голодныемуки в пасхальный день. Отрывок написан в той же исповедально-провокационнойманере, что и роман.
Герой называет себя «преступником» и «исчадием ада»[Свенцицкий 2008, с. 512] и возмущается тем, что в великий праздник, когда вседолжны мириться и прощать друг друга, у него нет даже куска черного хлеба.Раздраженные реплики в адрес читателей, в которых без труда узнается ПарадоксалистДостоевского («Простите за откровенность: мне наплевать, что вы обо мне думаете»[Свенцицкий 2008, с. 520]; «Чушь все это, милостивые государи!» [Свенцицкий, тамже]; «Да ну вас! Очень мне нужно перед вами расшаркиваться» [Свенцицкий 2008,с.
523]),сменяютсявосторженнымипризнаниями(«Ялюблютебя,милая!<Обращается к Земле – К. К.> Люблю твои косы, твои глаза, твой смех, твои шалости,твои слезы, твою радость, твою грусть…» [Свенцицкий 2008, с. 523]).Отдельно можно отметить, что герой рассказа несколько раз акцентируетвнимание на собственной ущемленной гордости: «Но, милостивые государи, я горд.Да-с, горд!» [Свенцицкий 2008, с.
520]; «Три дня назад я нашел в карманесемикопеечную марку, продал ее за пятачок и купил фунта два хлеба (…) Выпонимаете, что это стоило мне при моей гордости?» [Свенцицкий 2008, с. 521]; «Ядостаточно горд, чтобы не пойти к вам» [Свенцицкий 2008, с. 524]; «Я горд, конечно,но я устал» [Свенцицкий, там же]. Всего слово с корнем «горд» в текстешестистраничного отрывка повторяется целых десять раз, что указывает на особую166значимость этого качества в характере Странного человека (как и для всякого«подпольного» героя).Итак,герояромана«Антихрист»сполнымправомможносчитатьпредставителем литературного типа «подпольного человека». Герой Свенцицкогоактуализирует в себе следующие «подпольные» свойства: болезненная раздвоенность,проявляющаясявсочетанииромантическоймечтательностиициничнойразвращенности (следствие склонности к «усиленному сознанию»); самолюбие игордыня, находящие себе выход в самоуничижительной откровенности; «подпольная»установка на «демонизм»; жестокость, склонность к моральному и физическомунасилию особенно в отношении женщин; стремление к уединению в сочетании сзависимостью от чужого мнения; наличие «подпольной» Идеи как способа оправданиясвоегосуществования;изломанная,диалогизированная,провокационнаяречь;сходство жанровой природы «Записок Странного человека» и «Записок из подполья».§6.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
