Диссертация (1101976), страница 40
Текст из файла (страница 40)
Кроме того, указывается на жанровоесходство произведений: записки Подпольного и дневник Кавалерова.А различие между Подпольным человеком и Кавалеровым В. Н. Кузьмина видитв следующем: «Герой “Записок из подполья”, пережив акт последнего, крайнегопадения, одновременно милосердно награждается автором мгновенной вспышкойнравственного воскресения и духовного прозрения. Достоевский открывает в немсердце, способное страдать живой душевной болью, способное к искреннемураскаянию» [Кузьмина 1997, с. 269], а с Кавалеровым ничего подобного непроисходит.
В этом Кузьмина видит «диаметральную противоположность» этихгероев, их глубинное отличие при внешнем сходстве. Мы не можем согласиться стаким видением образа Подпольного человека. На наш взгляд, Парадоксалист вовсе нераскаивается в пережитом и высказанном. В своих последних словах он лишь горько171констатируетфактсвоей«мертворожденности»безовсякойнадеждынавозвращение к «живой жизни». Таким образом, оснований полагать, что какПарадоксалист, так и Кавалеров потенциально способны к выходу из «подполья» иприобщению к источнику «живой жизни» ни текст повести, ни текст романа не дают.Еще одно различие героев Достоевского и Олеши В.
Н. Кузьмина видит ввосприятии мира. По мнению исследовательницы, у Кавалерова это восприятиеотличаетсядвойственностью:«БолезненноуязвленноевоображениеНиколаяКавалерова, стараясь скомпрометировать новый мир, хочет внутренне победить егопутем обесценивания (…) Но до конца романа Николай Кавалеров так и не можетпреодолеть тех противоречий в восприятии нового мира, которые возникли у него всамом начале» [Кузьмина 1997, с. 274]. Отмечая автобиографический подтекст«Зависти», она пишет: «Но не только страх и отсутствие мужества делают Ю.
Олешупленником своей эпохи. Он, как и Н. Кавалеров, обольщен временем, эмоциональнозахвачен его энтузиазмом, техническим прогрессом, силой и душевным здоровьемуверенной в себе личности. И чем меньше он сам обладает этими качествами, темсильнее обольщение и притяжение. Ничего подобного по отношению к миру толпы, клюдям нравственно здоровым, с крепкими нервами герой повести Достоевского неиспытывает. Он завидует, но не обольщается. Он развращен только своим подпольем.Герой же Ю.
Олеши как бы распят между философией подполья и обольстительнымдля него мироощущением толпы» [Кузьмина 1997, с. 276]. Здесь мы тоже не можемвполне согласиться с исследовательницей, поскольку, во-первых, у Кавалерова«обольщение временем» (которое, надо полагать, действительно существует) теснопереплетаетсяснаслаждениемотощущениясобственнойуниженности,выброшенности, с мазохистским смакованием страдания, которое столь присущеПарадоксалисту; а во-вторых, восприятие Подпольным человеком мира тоже не стольоднозначно и точно так же содержит в себе массу противоречий (о чем речь пойдетниже).Итак, по нашему мнению, Кавалеров – это «подпольный человек» 20-х годов ХХвека.
Если можно так выразиться, герой романа Олеши еще более «подпольный», чемсам Подпольный человек Достоевского. Прежде всего, это связано с историческойэпохой, в которой разворачиваются события «Зависти»: 20-е гг. ХХ в. становятся болееплодородной почвой для появления «подпольных» людей, чем даже 60-е гг. XIX в.,172ведьмногиеобщественно-политическиетенденции,зародившиесявэпохуДостоевского, в период великой социалистической стройки в полной мере получаютсвое развитие и воплощение. То есть если прагматизм социалистов, революционеров инигилистов активно отбрасывает на обочину жизни усиленно рефлексирующегоПарадоксалиста,тоэнергичностьпредприимчивыхнэпманов,дельцов,промышленников и строителей коммунизма вычеркивает Кавалерова из жизни ещеболее активно. «Усиленное сознание» Кавалерова становится не нужно и даже вреднов 20-е гг.
– стране не нужны отвлеченно теоретизирующие, тонко чувствующие,невротические личности, а нужны рабочие руки, трезвое, позитивное мышление,трудоспособностьиэнтузиазм.Сознаваяэто,Кавалероввыбираетдлясамоутверждения совершенно «подпольный», окольный путь – самоуничижение.Например, еще в самом начале своего повествования, рассказывая о Бабичеве, геройзаявляет о себе: «А я, Николай Кавалеров, при нем шут» [Олеша 1999, с. 10].Продолжая самопрезентацию, герой характеризует себя как человека, который«жил в знаменитое время, всех ненавидел и всем завидовал, хвастал, заносился, былтомим великими планами, хотел многое сделать и ничего не делал – и кончил тем, чтосовершил отвратительное, гнусное преступление…» [Олеша 1999, с.
24–25]. Сравним стем, что пишет о себе Парадоксалист: «Я не только злым, но даже и ничем не сумелсделаться: ни злым, ни добрым, ни подлецом, ни честным, ни героем, ни насекомым»[5, с. 100].То, что рассказывает Кавалеров, находит буквальные соответствия с запискамиПарадоксалиста. Например, герой Достоевского рассказывает историю о том, какоднажды специально зашел в трактир с целью спровоцировать ссору и бытьспущенным в окно, однако план его не удался: «Я испугался того, что меня всеприсутствующие, начиная с нахала маркера до последнего протухлого и угреватогочиновничишки, тут же увивавшегося, с воротником из сала,— не поймут и осмеют,когда я буду протестовать и заговорю с ними языком литературным. (…) Я вполне былуверен (чутье-то действительности, несмотря на весь романтизм!), что все они простолопнут со смеха, а офицер не просто, то есть не безобидно, прибьет меня, анепременно коленком меня напинает, обведя таким манером вокруг биллиарда, ипотом уж разве смилуется и в окно спустит» [5, с.
128-129].173Посмотрим, что рассказывает Кавалеров о том, как он впервые оказался в домеБабичева: «Я живу под его кровом две недели. Две недели тому назад он подобралменя, пьяного, ночью у порога пивной… Из пивной меня выкинули» [Олеша 1999,с. 15]. В пивной Кавалеров затеял ссору, в которой «самоуничижение и заносчивостьслились в одном горьком потоке»: «Вы… труппа чудовищ… бродячая труппа уродов,похитившая девушку… – Окружающие прислушались: вихрастый фрукт выражалсястранно, речь его вышла из общего гомона. – Вы, сидящие справа под пальмочкой, –урод номер первый. Встаньте и покажитесь всем… Обратите внимание, товарищи,почтеннейшая публика… Тише! Оркестр, вальс! Мелодический нейтральный вальс!Ваше лицо представляет собой упряжку.
Щеки стянуты морщинами, – и не морщиныэто, а вожжи; подбородок ваш – вол, нос – возница, больной проказой, а остальное –поклажа на возу… Садитесь. Дальше: чудовище номер второй… Человек со щеками,похожими на колени… Очень красиво! Любуйтесь, граждане, труппа уродовпроездом… А вы? Как вы вошли в эту дверь? Вы не запутались ушами? А вы,прильнувший к украденной девушке, спросите ее, что думает она о ваших угрях?Товарищи… – я повернулся во все стороны – они… вот эти… они смеялись надомною! Вон тот смеялся… Знаешь ли ты, как ты смеялся? Ты издавал те звуки, какиеиздает пустой клистир…» [Олеша 1999, с.
15–16].Необходимо отметить, что Кавалеров не просто оскорбляет присутствующих,чтобы спровоцировать скандал, а устраивает именно «литературный протест»,которого боялся и о котором мечтал Парадоксалист. То есть герой Олеши буквальновоплощает неудавшийся замысел Подпольного человека «затеять ссору в трактире ибыть выброшенным в окно». Но на этом сходство не заканчивается. Кавалеров, как быглядя на себя со стороны, описывает именно то ощущение, которое Достоевский всвоих романах называл «слететь с колокольни»: когда человек переступает черезкакую-то грань в себе и с ужасом понимает, что уже не может замолчать, остановитьпоток откровений в адрес окружающих – он должен высказать все до конца: «Яговорил, ужасаясь тому, что говорю. Я резко вспомнил те особенные сны, в которыхзнаешь: это сон – и делаешь что хочешь, зная, что проснешься.
Но тут видно было:пробуждения не последует. Бешено наматывался клубок непоправимости» [Олеша1999, с. 16].174Примечательны выражения, в которых рассказывает о себе герой Олеши: егосначала «выкинули», а потом «подобрали» – словно он какая-то ветошка, ненужнаяодному, но пригодившаяся другому.
Совершенно так же говорит о себе геройДостоевского: «Я стоял у биллиарда и по неведению заслонял дорогу, а тому надобыло пройти; он взял меня за плечи и молча,— не предуведомив и не объяснившись,—переставил меня с того места, где я стоял, на другое, а сам прошел как будто и незаметив. Я бы даже побои простил, но никак не мог простить того, что он меняпереставил и так окончательно не заметил» [5, с. 128. Курсив наш – К. К.].Сравним: Кавалерова «выкидывают» и «подбирают», Подпольного человека –«переставляют» с места на место, словно мебель.
Именно такое отношение ним, как квещам, то, что их «окончательно не замечают», и вызывает обиду и ярость«подпольных» людей. Кавалеров описывает свои чувства:«– Моя молодость совпала с молодостью века,– говорю я.Он не слушает. Оскорбительно его равнодушие ко мне» [Олеша 1999, с. 20.Курсив наш – К. К.].Парадоксалист не может простить того, что его «окончательно не заметили»,для Кавалерова оскорбительно равнодушие собеседника.Олеша в своей книге «Ни дня без строчки» по поводу творчества Достоевскогопишет: «Основная линия обработки им (Достоевским) человеческих характеров – этолиния, проходящая по чувству самолюбия» [Олеша 1999, с. 748]. Думается, эти слова вполной мере могут быть отнесены и к герою самого Олеши.
В. Н. Кузьмина вообщеназывает тему самолюбия центральной в творчестве писателя. «При этом так же как иу Достоевского, эта проблема озлобленного и завистливого самолюбия и при томсамолюбия романтически настроенной личности» [Кузьмина 1997, с. 267].Болезненное самолюбие Кавалерова заставляет героя придавать значение такиммелочам, которых не замечают другие: его может больно ранить любое неосторожноеслово, косой взгляд или пренебрежительная интонация; это как будто о нем написалПарадоксалист: «Я тщеславен так, как будто с меня кожу содрали, и мне уж от одноговоздуха больно» [5, с. 174].Как и герой Достоевского, Кавалеров уверен, что окружающие настроены поотношению к нему насмешливо и враждебно. Он подозревает враждебность даже внеодушевленных предметах: «Меня не любят вещи.
Мебель норовит подставить мне175ножку. Какой-то лакированный угол однажды буквально укусил меня. С одеялом уменя всегда сложные взаимоотношения. Суп, поданный мне, никогда не остывает.Если какая-нибудь дрянь – монета или запонка – падает со стола, то обычнозакатывается она под трудно отодвигаемую мебель. Я ползаю по полу и, поднимаяголову, вижу, как буфет смеется» [Олеша 1999, с. 8].Но особенную подозрительность проявляет Кавалеров по отношению кприютившему его Андрею Бабичеву: «Он никогда не говорит со мной нормально. Какбудто ни о чем серьезном я не могу его спросить.