Диссертация (1101976), страница 17

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 17)

Именно это позже и произойдетв истории с Лизой, когда Парадоксалист как бы психологически отыгрывается надевушке за унижение, которое он испытал в трактире с приятелями.Все же ошибочно было бы считать, что выбор в пользу одиночества (отчастивынужденного, отчасти сознательного) спровоцирован исключительно обидой на весьмир за непонимание.

В случае с Парадоксалистом сложно сказать, имеем ли мы здесьделоснастоящейзавистьюилижеэтовполнеестественноечувствонесправедливости? Думается, что второе все же ближе к истине, хотя сам Подпольныйчеловек нередко по своей привычке к самоуничижению обличает в себе завистника:«В низших классах он <Зверков – К. К.> был только хорошенький, резвый мальчик,которого все любили. Я, впрочем, ненавидел его и в низших классах, и именно за то,что он был хорошенький и резвый мальчик» [5, с. 135].Однако, как бы ни наговаривал на себя Парадоксалист, его презрение к своимтоварищам нельзя назвать безосновательным. Если верить исповеди героя, он еще вдетстве отличался от сверстников развитым сознанием и любознательностью: «Все,что было справедливо, но унижено и забито, над тем они жестокосердно и позорносмеялись.

Чин почитали за ум; в шестнадцать лет уже толковали о теплых местечках72<…> Развратны они были до уродливости. Разумеется, и тут было больше внешности,больше напускной циничности; разумеется, юность и некоторая свежесть мелькали и вних даже из-за разврата; но непривлекательна была в них даже и свежесть ипроявлялась в каком-то ерничестве» [5, с. 139]. Даже если сделать скидку наизвестную впечатлительность и тягу к преувеличению у Парадоксалиста, все равноясно, что он был гораздо развитее своих сверстников.Интересно, что одиночество Парадоксалиста, при всей его мизантропии,несколько иного рода, чем байроническая отчужденность Раскольникова илиСтаврогина: последних действительно не волнует, что подумают о них люди, этоискреннее и абсолютно сознательное отстранение от общества.

Парадоксалист же всвоем одиночестве беспрестанно оглядывается на людей. Его настолько беспокоитвозможное осуждение общества, что это порой превращается в навязчивую идею,сходную с параноидальным синдромом: герою чудится, будто все взгляды обращенына него, что люди только и думают о его промахах и осечках, словно сотни глазначинают неотступно следить за ним, стоит ему лишь высунуться из своего«подполья».Вот что, например, повествует герой об одной из своих «вылазок» в люди: оншел мимо одного «трактиришка» и захотелось ему туда заглянуть, но не просто так, анепременно с тем, чтобы затеять ссору и быть спущенным в окно (это странноежелание Парадоксалист объясняет тоже весьма своеобразно: «До такой ведь истерикиможет тоска заесть!» [5, с.

128]). Случай устроить скандал подворачивается тут же,практически на входе: наш герой загородил дорогу одному офицеру и был им«переставлен с одного места на другое», словно неодушевленный предмет, что,разумеется, несказанно оскорбило и унизило впечатлительного героя. Однако он,вместо того чтобы по заранее намеченному плану устроить скандал, «предпочел…озлобленно стушеваться». Что же заставило его отказаться от задуманной провокациис последующим спуском в окно? «Я испугался того, что меня все присутствующие,начиная с нахала маркера до последнего протухлого и угреватого чиновничишки, тутже увивавшегося, с воротником из сала, – не поймут и осмеют, когда я будупротестовать и заговорю с ними языком литературным. <…> Я вполне был уверен<…>, что все они просто лопнут со смеха, а офицер не просто, то есть не безобидно,73прибьет меня, а непременно коленком меня напинает, обведя таким манером вокругбиллиарда, и потом уж разве смилуется и в окно спустит» [5, с.

128–129].Еще один пример болезненной фиксации героя на чужом мнении: «Вдолжности, в канцелярии, я даже старался не глядеть ни на кого, и я очень хорошозамечал, что сослуживцы мои не только считали меня чудаком, но – все казалось мне иэто – будто бы смотрели на меня с каким-то омерзением. Мне приходило в голову:отчего это никому, кроме меня, не кажется, что смотрят на него с омерзением?» [5,с. 124]Довольно сложно представить себе Раскольникова (при всей его склонности ксамокопанию), фантазирующего на подобную тему, ведь цель «пробы» Раскольникова– доказать свое превосходство себе самому, в то время как Парадоксалист жаждетпризнания своей исключительности со стороны общества.

В этом ключ к пониманиюразницы «одиночеств» этих двух героев: внутренний конфликт Раскольникова никакне связан с изолированностью героя от общества, а следовательно, одиночество недоставляет герою особенных страданий; внутренний конфликт Парадоксалиста женапрямую зависит от отношений с другими людьми, а значит, для последнегоодиночество равно изгнанию и отторжению общества.

Разумеется, положениеПарадоксалиста осложняется «усиленным сознанием»: героя до исступления мучаетвопрос о том, почему же он так нуждается в людях, которых до такой степениненавидит и презирает? В этом и коренится основной «парадокс Парадоксалиста»: онодновременно любит и ненавидит людей, стремится к ним и их же отталкивает,восхищается и презирает, страдает от одиночества, но, пребывая в обществе, страдаетеще сильнее. Внутренне Парадоксалист понимает, что невозможно получитьжелаемую любовь, не изменив самому себе и не предав собственных убеждений,однако продолжает попытки «завоевания мира», заранее обреченные на провал.Необходимо отметить, что к моменту написания записок, герой оставляетпопытки социализации, окончательно замыкаясь в «подполье».

Однако стоит лирассматривать его исповедь как очередную (возможно, последнюю) попытку найтиконтакт с обществом или Парадоксалист приближается к Раскольникову, меняяадресата своих доказательств с внешнего на внутреннего, тем самым замыкая кругобщения на самом себе?74Здесьпроисходитинтересноесточкизренияпсихологииявление.Отгородившись от общества окончательно, укоренившись в «подполье», геройпродолжает нуждаться в собеседнике. Его записки восполняют недостаток общения,служат мостиком во внешний мир, отсюда и диалогизм и полемичность словаПодпольного человека, отмечавшиеся М.

М. Бахтиным. Присутствие другого, еговлияние на текст, порождаемый героем, очень ощутимо: при разрыве физическогоконтакта с людьми, другой, продолжая существовать в сознании Подпольногочеловека, остается психологически значимым для него. Как доказывает М. М. Бахтин,навязчивым стремление предвосхитить чужую оценку, тем самым сохранив за собойправо на последнее слово, Подпольный человек «показывает свою зависимость отчужого сознания, свою неспособность успокоиться на собственном самоопределении»[Бахтин 2002, с.

256]. А. Б. Криницын также отмечает значимость другого в жизнигероя: «Собеседник воспринимается говорящим как воплощенная проекция егомнительности и страха перед другими, являясь порождениями его комплексанеполноценности. Произносящие исповедальный монолог так боятся мнения другого,что пытаются отнять у него “другость”, свободу оценки и суда, и присваивает ее себе<…> Двойник – как раз и есть “вобранный в себя”, “убитый” другой. Однако этотпроцесс приводит, парадоксальным образом, к еще большей радикализации“другости”.

В душе героя другой возрождается, и зависимость от него достигаетвысшей степени» [Криницын 2001, с. 218].Таким образом, Подпольный человек, отгородившись от мира, продолжаетнаходиться в зависимости от другого, сокрытого внутри себя самого. Герой самвначале заявляет, что не собирается публиковать свои записки и пишет их для себя,однако все его сочинение представляет собой либо бесконечные оправдывания, либояростные возражения мнимым собеседникам. Но эти собеседники (поскольку запискисоздаются для самого себя) находятся внутри героя.

Они – его судьи, и судьи неблагожелательные, и даже не беспристрастные, а насмешливые, презирающиеПарадоксалиста (личности внутри человека презирают самого человека и насмехаютсянад ним) и даже (любопытный факт!) не имеющие, как полагает герой, достаточносвободного времени, чтобы выслушивать его болтовню.

Парадоксалист не можетпринять себя или позволить себе быть таким, какой он есть. Если судьи́ извне ненаходится, Подпольный начинает сам выступать в роли судьи, и таким образом,75никогда не может остаться один, наедине со своими мыслями и чувствами. Егосуществование замкнуто в бесконечной рекурсивной рефлексии, которая строится какдиалог с другим.

От присутствия этого внутреннего судьи герою некуда деться,поэтому он вынужден заниматься постоянным объяснением своих поступков и мыслей– бесконечно оправдываться в своем существовании. Суть его рефлексии в конечномитоге сводится к попытке утвердить свое право на жизнь, право иметь собственнуюличность, убеждения, мнения; трагедия его существования не столько во внешнемконфликте с миром, сколько во внутреннем конфликте с собой, воплощающим этотмир. Отсюда и ненависть к самоуверенности окружающих: Парадоксалист не можетдоискаться причины, почему другие прощают и даже любят свое «отвратительное ипрерябое лицо», а он вынужден терзать себя за то, что его лицо выражаетнедостаточно благородства или ума; почему окружающие, говоря пошлости, немучаются потом годами, почему они не боятся выглядеть глупо, почему не казнят себяза унижение – и приходит к выводу, что «развитой и порядочный человек не можетбыть тщеславен без неограниченной требовательности к себе самому и не презираясебя в иные минуты до ненависти» [5, с.

Характеристики

Список файлов диссертации