Диссертация (1101976), страница 20
Текст из файла (страница 20)
Типологический портрет «подпольного человека» (обобщение)В этом параграфе мы обобщим все то, что было сказано выше и попытаемсянарисовать«портрет»«подпольногочеловека»,выделитьегоключевыехарактеристики. Это краткое описание послужит нам опорой для изучения другихпредставителей данного типа в русской литературе.Тип «подпольного человека», с одной стороны, вбирает в себя чертытрадиционных литературных типов (не зря же многие свои мысли и мечты геройклеймит «литературщиной»), с другой стороны, обладает рядом совершенно особых,индивидуальных черт, присущих только этому типу.
Перечислим по пунктамхарактеристики типа «подпольного человека»:1.Взаимообусловленностьтакихкачеств,какгордость,стыд,самоуничижение и самовозвеличение; ощущение собственной ничтожности (развитиекачеств «маленького человека»), оскорбленное самолюбие.2.«Усиленное сознание», «дурная бесконечность» рефлексии, сомнение какоснова мыслительной деятельности героя.873.Индульгенция на дурные, низкие, несправедливые и греховные мысли ипоступки, которую герой выдает сам себе ввиду собственного «покаяния». В рамках«подпольной» логики факт признания своих слабостей является достаточнымусловием для «отпущения грехов».4.Противопоставление себя миру (типологическое родство с «лишнимчеловеком»), презрение к людям, желание быть первым, властвовать над людьми; бунтпротив мира, выражающийся в словах или поступках (желание пересоздать мир,сделав его более «справедливым» – отголоски «байронического» типа), уход в«подполье».
Отказ от общепринятых ценностей и моральных норм, собственныйвзгляд на «хорошее» и «дурное», отсутствие веры в «общие правила».5.Неумение / нежелание строить отношения с людьми, одиночество каксознательный выбор или вынужденное изгнанничество и в то же время мучительнаяпотребность «обняться со всем миром». Невозможность примирения и прощения.6.Значимость другого (собеседника), моделирование мнения и слов другогоо себе, постоянная оглядка на другого.7.Этическая и психологическая раздвоенность, сочетание в «подпольном»характере несовместимых крайностей, отсутствие «положительного основания».8.Идеологическая составляющая типа «подпольного человека».
Идея каксиноним веры (в отличие от «нового человека», Идея «подпольного» обычно болееэгоистична, во всяком случае, даже если эта идея направлена на создание «рая наЗемле», в центре этого рая «подпольный человек» всегда видит самого себя).9.«Наслаждение страданием» (как собственным, так и причинением мукдругим). Эксперименты над людьми (для самоутверждения или желания совершить«пробу» Идеи).10.«Отвлеченность», «книжность» мышления, теоретизирование, поройбесплодное («гамлетизм» в трактовке Тургенева), озабоченность вопросами бытия,«литературность сознания» типа (знание о мире почерпывается из книг).11.Исповедальность рассказа «подпольного человека» (повествованиеведется либо от первого лица, либо образ дается в сильном авторском приближении).Несколько слов необходимо сказать о так называемой Идее «подпольногочеловека».
В литературоведении устоялось мнение о том, что Подпольныйпарадоксалист–этогерой-идеолог.Однакопридетальномрассмотрении88обнаруживается, что Идеи как таковой в том варианте, в котором она присутствует умногих других героев Достоевского (Раскольникова, Ивана Карамазова, ПетраВерховенского, Аркадия Долгорукого), у Парадоксалиста не прослеживается; его ещенельзя назвать героем-идеологом в том смысле, как героев «пятикнижия», потому чтоу последних Идеи оформляются уже в некоторое подобие спасительного для них (исудьбоносного для всего человечества) проекта, предмет веры и эстетический идеал, апотому нечто целостное. Поэтому у романных героев Достоевского такая Идея можетметафорически олицетворяться (например, герои «чувствуют» свою Идею, боятся ее«унизить», она их «съела» и.
т. д.), то есть они осознают ее как нечто законченное ивступают с ней в глубоко личные отношения. У Парадоксалиста же есть скорее рядубеждений, не складывающихся в программу действий, он лишь теоретизирует поповоду идей других. Однако в «Записках из подполья», как указывает А. Б. Криницын,«сформулированыглубинныепсихологическиеустановки,которыебудутобуславливать характер идей героев “пятикнижия”» [Криницын 2001, с. 45].Поэтому можно говорить о том, что в «Записках из подполья» былаподготовлена почва для формирования Идей других героев, для которых эти Идеислужатконституирующимэлементомихличностииявляютсяследствием«психологического и метафизического унижения».
В плане психологии унижениепроявляетсявпренебрежениилюдей,которыенедооценивают«подпольногочеловека», а в плане метафизики «подпольный человек» мучается от унижения егоБогом или природой, которые создали его смертным и поэтому ничтожным передвеличием вселенной.То, что у Парадоксалиста Идея не кристаллизуется во что-то более целостное иопределенное – это скорее его индивидуальная черта, чем типологическаяособенность. Ниже мы попытаемся это доказать, рассматривая других «подпольныхлюдей» Достоевского, в жизни которых Идея более значима и определена яснее.Осталось пояснить последний пункт нашей характеристики – «исповедальностьрассказа “подпольного человека”». Мы уже говорили о том, что жанр исповеди илидневниковых записей особенно значим для раскрытия образа «подпольного человека»;это как раз то пространство, где такой герой может в полной мере высказать миру все,что у него накопилось.
Почему герой выбирает жанр «исповеди»? На этот вопросотвечает американский ученый Терренс Дуди в монографии «Исповедь и общность в89романе»: «Любая исповедь – это акт индивидуализации, и большинство исповедей влитературе и в жизни происходят не потому, что индивид должен признаться в чем-топлохом, но потому, что он внезапно понял самого себя и испытывает потребностьвыговориться. Его исповедь есть история души (personal history), обдуманный исознательный акт самоопределения, с помощью которого индивид пытается объяснитьреальность своей жизни во всей ее целостности и непрерывности» [Doody T.Confession and community in the novel. Baton Rouge; L.: Luisiana state univ.
press, 1980.P. 20 – цит. по Криницыну 2001, с. 103].Мы перечислили достаточно много черт, характеризующих тип «подпольногочеловека», хотя для того чтобы отнести какого-либо героя к данному типу, ему (герою)необязательно обладать в полной мере всеми перечисленными чертами (так же как«лишние люди» или «байронические герои» не являются братьями-близнецами).Кроме того, известно, что в литературе (как, наверное, и в жизни) редко встречаютсятак называемые «чистые типы» (даже у Тургенева, который сам сформулировалхарактеристики своих творческих типов, не встречаются «чистые» Гамлеты или ДонКихоты.
Так, казалось бы, образцовый Гамлет Рудин заканчивает свою жизнь вполнепо-донкихотски).Рассмотрев и описав героя «Записок из подполья», мы переходим к другим«подпольным людям» в творчестве Достоевского, а затем к функционированию типа«подпольного человека» в произведениях других писателей.90Глава 2. Трансформации типа «подпольного человека» в другихпроизведениях Ф.
М. Достоевского«Подпольность» как отличительная черта персонажей Достоевского отмечаласьеще современниками писателя, да и сам Достоевский не раз упоминал об этойособенности своих героев в черновых записях. А. Б. Криницын отмечает: «Не рискуясудить обо всем русском обществе, мы можем, опираясь на слова Достоевского[«Подпольный человек есть главный человек в русском мире» [16, с.
407] – К. К.],выделить по крайней мере в его произведениях некое “большинство” персонажей,могущих быть названными “подпольными людьми”. Именно этих, наиболеехарактерных для Достоевского героев, таких как Парадоксалист из “Записок изподполья”, Раскольников, Свидригайлов, Ставрогин, Кириллов, Иван Карамазов ит. д.,объединяетнекийкомплексчерт,общаяпсихологическаяоснова,свидетельствующая об их “подпольном происхождении”.
Становление их какличностей проходит неизменно по одной схеме, с повторением одних и тех женеправильностей и нарушений, потрясений и откровений, и именно этот сходныйпсихологический опыт (как правило, негативный) обуславливает, при всех различиях виндивидуальности и идеях, их поразительное взаимопонимание и духовное родство,вплоть до феномена двойничества» [Криницын 2001, с.