Диссертация (1101976), страница 15
Текст из файла (страница 15)
121-122] После этого читателю просто нечего добавить к сказанному: герой в этойсамообличительной тираде исчерпал абсолютно все возможные обвинения в свойадрес, он сам осудил себя строже, чем кто бы то ни было.Парадоксалист перенес в жизни немало унижений (больше надуманных, чемреальных), каждое из которых его болезненное сознание раздувало до размеровтрагедии. Дожив до сорока с лишним лет, он не утратил присущей ему ранимости, нонаучился тщательно оберегать свои слабые места. Самым болезненным и самыммучительным ударом для него был бы удар «в спину», если бы читатель раньше негоназвал какой-либо его недостаток. Ход его мыслей буквально следующий: «А вдруг он(читатель) сочтет меня никчемным? И пусть! Я никчемный! Более того, я слабак!Хуже того – подлец!».
Герой предвосхищает самую негативную характеристику,самый нелестный отзыв. И это действительно обезоруживает мнимого противника:ему нечем крыть. И, как отмечает М. Якоби, «от такой формы поведения недалеко додругой формы защиты, навязанной комплексом неполноценности: необходимостипостоянного самоконтроля и надзора за собой, чтобы избежать обнаружения своихнедостатков» [Якоби 2001, с. 125].Поражает кропотливость, с которой Подпольный человек неустанно «копается»в своих чувствах.
С наблюдательностью химика герой разлагает свои переживания намалейшие ощущения, с искусностью художника улавливает тончайшие переходыоттенков ярости, стыда, боли и сладострастия, с настойчивостью ювелира подвергаетих словесно-образной огранке. Ни одна мысль, ни одно переживание не избежит«описи»: все будет измерено, взвешено, определено и записано в «реестр».Образуется порочный круг: «Навязчивый самоконтроль вызывает подавление;подавление вызывает стыд, а усиливающееся в результате наблюдение над собой ведетк еще большему подавлению (…) Чем более четкие и узкие границы у стыда, чем63больше они ограничивают нашу свободу и спонтанность, тем сильнее вероятностьтого, что сдерживаемые чувства вырвутся из бессознательного» [Якоби 2001, с. 125–128].Именно это мы и наблюдаем в случае с Парадоксалистом, когда его злостьпополам с мучительной жаждой признания то и дело вырывается на свободу: вресторане, со слугой Аполлоном, в случае с Лизой, с офицером в бильярдной.
Геройсловно превращается в один больной нерв, любое незначительное колебание которогоможет привести к сильнейшему приступу раздражения.Подведем итоги двух предыдущих параграфов.Подпольный парадоксалист, пытаясь возвыситься над людьми, болезненно нежелая быть посредственностью, но при этом не обладая какими-то явнымиспособностями или качествами, отличающими его от людей, старается предстать какможно более подлым, злым и жалким, лишь бы не сливаться с «зауряднымбольшинством». Внутренне герой желает жить по литературным законам, при этомхорошо понимая, что сыграть романтического героя у него не получится (да и амплуароманного героя не по душе Парадоксалисту из-за однозначности и неуместностиэтого образа в современной действительности), поэтому он пытается шокироватьокружающих своей небывалой откровенностью.
Гордыня, не находя прямоговыражения, опосредованно проявляется через самоуничижение.Крометого,посколькуПарадоксалистсчитаетспособность «усиленносознавать» как раз тем, что отличает его от людей, он пытается проявить это качествов самообвинении и внутренне гордится своей способностью рассказывать о себе такое,в чем не всякий готов сознаться даже себе. Тон и стиль речи Парадоксалистанамеренно провокационны и призваны оскорбить вкус читателя.Этим отчасти объясняется то нездоровое наслаждение, которое испытываетгерой, рассказывая о своих дурных поступках и мыслях.
Чтобы обеспечить себе«бесперебойное» удовольствие от страданий и стимулировать свое «болезненноесознание», герой сам создает себе жизненные условия по принципу «чем хуже – темлучше».64Вероятно, своим покаянием герой рассчитывает получить «отпущение грехов»(при этом не давая никаких обещаний перестать грешить в будущем) и тем самыминдульгировать себе собственные слабости в глазах окружающих.Парадоксалист постоянно испытывает мучительное чувство стыда, котороесопровождает буквально каждый его поступок. Проявления стыда у Подпольногопарадоксалиста многообразны: «стыд постфактум», «предвосхищающий стыд» и«стыд за стыд».
При этом необходимо отличать собственно стыд от чувства вины,которое не присуще герою.§4. Одиночество в «подполье»Парадоксалист одинок в своем «подполье». Но что все-таки загоняет героя туда?Является ли социальная изоляция результатом осознанного выбора героя или егоуединение вынуждено обстоятельствами? Чтобы ответить на эти вопросы, необходимоуточнить понятие «одиночества» 1 .Понятие «одиночество» не эквивалентно жизни без общества. Два человека всовершенно одинаковых условиях могут чувствовать себя совершенно по-разному:одиноким и неодиноким. Люди, жалующиеся на одиночество, могут иметь совершенноразличные проблемы: «один испытывает затруднение в установлении социальныхсвязей,другойощущаетглубокоечувствособственнойнеполноценностиинезначительности, третий погружен в экзистенциальное чувство своей обособленностии отчужденности» [Хоровиц 1989, с.
243]. Для героя «Записок из подполья» в равнойстепени характерны все перечисленные психологами особенности переживания своегоодиночества.Самым знаменитым отшельником, наверное, можно считать Робинзона Крузо,героя одноименного романа Д. Дефо.1Как отмечают авторы сборника «Лабиринты одиночества», «значение одиночества может меняться взависимости от социальной группы, возраста, исторического периода и культурной среды. Своеобразнойиллюстрацией подобных вариаций служат антропологические интерпретации употребления этого понятия вразличных культурах.
<…> Бриггс отмечал, что у эскимосов существует несколько различных слов,обозначающих одиночество “Huijuujaq” – наиболее общее понятие у эскимосов – означает “быть несчастным ототсутствия других людей”. “Pai” более специфическое понятие для выражения – “быть или чувствовать себяпокинутым; скучать по ушедшему человеку”. Наконец “tumak” означает быть “тихим и погруженным” внесчастье, особенно из-за отсутствия других людей» [Пепло 1989, с. 172].65Как отмечают К. Рубинстайн и Ф. Шейвер, «…хотя в романе в целом неговорится о его переживаниях, <…> Крузо все же однажды жалуется на “безысходнуютоску одиночества” – состояния, в котором он оказался по воле провидения, которое“губит им же созданные существа, бросает их на произвол судьбы, оставляет безвсякой поддержки и делает столь безнадежно несчастными, повергает в такоеотчаяние, что едва ли можно быть признательным за подобную жизнь”» [Рубинстайн1989, с.
278].«Одиночества» Робинзона Крузо и Подпольного парадоксалиста отличаютсядруг от друга: в романе Дефо герой физически отрезан от общества, посколькунаходится на необитаемом острове; изолированность Подпольного человека отокружающих обусловлена сложным комплексом причин: это и обида на людей запричиненные унижения и невнимание с их стороны, и презрение к их «мелочным»интересам, различие взглядов и убеждений; собственное, отличное от большинствапонимание, что есть зло, а что благо; свой взгляд на общечеловеческие нормы моралии нравственности; наконец, простое неумение общаться вкупе с болезненнымсамомнением.Подпольный человек, желая того или нет, нарушает неписаные законыкоммуникации, делая ее невозможной.
О неумении общаться подробно пишетА. Б. Криницын: «В силу своей асоциальности, герой ощущает себя настолькооторванным от других, что оказывается совершенно неспособным общаться иправильно выстраивать разговор, добиваясь постепенного сближения. Вместо этого онпытается преодолеть пропасть, которую ощущает между собой и другими, однимголовокружительным прыжком – полным откровением. Исповедь – это попыткастремительно и единовременно ввести другого в свой внутренний мир, говоря с нимкак с самим собой. Таким образом, “чужесть” преодолевается незаконным путем –через “ломание стены” между собою и “другим” <…> Разглашение своихсекретнейших, зачастую постыдных тайн позволяет форсировать дистанцию общения,добиться предельного сближения с собеседником, но одновременно предопределяет иневозможность нормального и естественного общения с ним в будущем, какневозможно продолжать игру после открытия карт одним из игроков…» [Криницын2001, с.
137–138].66Таким образом, в отличие от Робинзона, Подпольный хоть и живет средилюдей, но в конечном итоге оказывается еще более одинок, чем путешественник,попавший на необитаемый остров. Парадоксально, но в этом сравнении дружба сдикарем Пятницей, осложненная массой объективных социальных и культурныхпрепятствий, оказывается гораздо более гармоничной, легкой и естественной, чемотношения Подпольного с людьми «своего круга».Сближает же Робинзона и Подпольного страдание из-за невозможностиполноценного контакта с обществом, только в первом случае невозможностьсоединиться с людьми вызвана объективными (внешними) причинами, а во втором –субъективно-психологическими (внутренними).Чувство одиночества, чаще всего связанного с непониманием или отторжениемчеловека обществом, испытывают почти все основные персонажи произведенийФ.
М. Достоевского. Условно их даже можно разделить на «отверженных» (тех, когоотвергло общество, например, Сонечка Мармеладова, Нелли Смит и ее мать, АркадийДолгорукий и ряд других героев) и «отвергающих» (тех, кто сам отверг общество –Раскольников, Ставрогин и другие). Разделение это мы назвали условным, так какдалеко не всегда удается определить, кто кого «отверг» первым (как раз в случае сПодпольнымпарадоксалистом).Зачастую,явныхпредпосылокдляизгнанияобществом нет, они существуют лишь в сознании героя, по тем или иным причинамотделяющего себя от других (это, к примеру, Мечтатель из «Белых ночей» илиИпполит из романа «Идиот», Иван Карамазов, а также некоторые герои «Бесов»).Часто это отторжение происходит из-за того, что люди не оправдываютпритязаний «подпольного человека» и отказываются играть по его правилам илизанимать отведенное им место в иерархии героя (как в случае с Ипполитом, исповедькоторого не вызвала ожидаемой реакции всепрощения и возникновения «райскойгармонии» и «всеобщей любви», и Парадоксалистом, ограниченные и циничныеприятели которого «почему-то» не стремятся оценить благородных порывов героя).Все это приводит к разочарованию в людях и к обиде на них и, как следствие, гордомуудалению в «подполье», что, впрочем, не мешает героям время от времени делатьпопытки сближения с людьми, как правило, заканчивающиеся крахом и еще большимпогружением в «подполье» (исключением из правила является герой романа«Подросток» Аркадий Долгорукий, исповедь которого представляет собой интересный67и едва ли не единственный пример в творчестве Достоевского обратного движения из«подполья» «наверх», к людям).Что же за пространство представляет собой «подполье»? Что заключено в этомобразе? На этот символ обращали внимание многие исследователи.
Особенно точнымпредставляется определение О. Г. Дилакторской: «“Подполье” – не только особаясреда и особая форма существования, но и вызов, направленный против общегосоциальногомиропорядка.Видее«подполья»проявляетсянеподчинениеПарадоксалиста общим законам социума и универсума, его своеволие. “Подполье”становится и формой самозащиты от внешнего мира, и “почвой”, и собственнойвселенной героя. В “подполье” личность, хоть и поставлена в зависимость от условийи обстоятельств, в которые она заключена, хоть и несет на себе груз прошлого,отпечаток старых и новых цивилизаций, но ищет полной свободы и стремится кнезависимости от любых и всяких обязательств. Именно в “подполье” как бы найденаформула полной свободы.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
