Диссертация (1101976), страница 10
Текст из файла (страница 10)
Г. Чернышевского «Что делать?», а также персонажами Н. Г. Помяловского,В. А. Слепцова, Н. Ф. Бажина и др. писателей революционно-демократическогонаправления.«Записки из подполья» появляются в 1864 г. как полемический отклик на роман«Что делать?», а Подпольный парадоксалист изначально задуман автором как антипод«дельнымлюдям»визображенииписателейдемократическогонаправления.41Вышедшие из одной социальной среды разночинной интеллигенции, «подпольныйчеловек» и «новый человек» совершенно по-разному отвечают на поставленный взаглавии романа Чернышевского вопрос, демонстрируя противоположные точкизрения на мироустройство. Парадоксалист в отличие от Чернышевского и егопоследователей убежден, что невозможно построить общество на разумных началах,потому что как раз неразумное, «вредное хотение» и есть самое сильное, и «хотеть потабличке» человек ни за что не согласится, поскольку это унижает и упрощает егочеловеческую природу.Однако, как и положено антиподам, у этих типов гораздо больше общего, чемкажется на первый взгляд, поскольку они описывают одно то же жизненное явление.Парадоксалист в своей полемике адресуется именно к интеллигентам-разночинцам, а,скажем, вовсе не к аристократам из «лишних людей», не к рабочим и не к крестьянам.Вымышленный читатель, с которым постоянно спорит герой, – это такой же точноразночинец, как и он сам.
Они говорят на одном языке и оба заняты разрешениемодинаковых вопросов.В стихотворении «Застенчивость» (1855) Н. А. Некрасова (который, будучисоратником Чернышевского, в их полемике с Достоевским, конечно, был всецело настороне первого) представлен обобщенный портрет разночинца. По мнениюИ. А. Панаева, стихотворение носит автобиографический характер.Лирический герой Некрасова, находясь в обществе, испытывает типично«подпольные» переживания: мучительную застенчивость, неумение вести себя вобществе.
Осмеянный «модной красавицей» и увивающимися вокруг нее «львами»,герой, «молчаливо досадуя», забивается в «дальний угол» («подполье»!) и тампредается горьким, самоуничижительным мыслям:Для чего-де меня, горемычного,Дураком ты на свет создала?Ни умишка, ни виду приличного,Ни довольства собой не дала?..[Некрасов 1981, с. 113]Герой Некрасова ведет себя в точности как Подпольный парадоксалист,способный годами переживать унижение, испытанное в обществе приятелей.
Здесь ибезудержные мечты о внезапном успехе, и сетования на судьбу за то, что та не дала42герою ни красоты, ни ловкости, ни богатства. А мучительная рефлексия по поводусвоего унижения охарактеризована практически теми же словами, что и в «Записках изподполья»:Знаю я: сожаленье постыдное,Что как червь копошится в груди,Да сознанье бессилья обидноеМне осталось одно впереди...[Некрасов 1981, с. 114]Работая над романом «Подросток», Достоевский отмечал: «Подпольный человекесть главный человек в русском мире.
Всех более писателей говорил о нем я, хотяговорили и другие, ибо не могли не заметить» [16, с. 407. Курсив наш – К. К.].Возможно, Некрасов и был одним из этих «других», которые «не могли не заметить», алирического героя «Застенчивости» вполне можно считать прямым предшественникомПарадоксалиста.Но кого же еще мог подразумевать Достоевский под словом «другие»?ЛитературоведыназываютПарадоксалиста:гоголевскийнесколькихПоприщин,героев,князьпослужившихНехлюдовапрообразами(Л. Н. Толстого«Люцерн»); отдельные «подпольные» проявления можно обнаружить даже в такихгероях, как, например, Евгений из поэмы А.
С. Пушкина «Медный всадник» илиНеизвестный из драмы М. Ю. Лермонтова «Маскарад». Однако у всех перечисленныхперсонажей «подпольные» проявления носят случайный характер, о прямойвзаимосвязи здесь говорить сложно.А вот следующие три героя вполне могли бы претендовать на рольлитературных прообразов «подпольного человека».Первый из них – чиновник Красинский, персонаж неоконченного романаМ.
Ю. Лермонтова «Княгиня Лиговская» (1836–1837). Красинский – бедный молодойдворянин, занимающий мелкую должность в одном из департаментов. В одиннесчастливый день он оказывается сбит с ног лошадью Печорина, на которой тотпронесся мимо, даже не остановившись, чтобы помочь пострадавшему. ВскореКрасинский становится свидетелем того, как Печорин, смеясь, рассказывает об этомпроисшествии своим товарищам в трактире.
Оскорбленный дважды, Красинскийпытается затеять ссору, но, растерявшись, попадает в глупое положение и оказывается43изгнан под общий хохот. Едва переводя дух от унижения и обиды, чиновникобращается к Печорину: «Милостивый государь, – голос чиновника дрожал от ярости,жилы на лбу его надулись, и губы побледнели, – милостивый государь!..
вы меняобидели! вы меня оскорбили смертельно» [Лермонтов 2000, с. 139]. Но Печоринтолько смеется над ним.К сожалению, достоверно не известно, какое развитие должен был получитьобраз Красинского, но даже в нескольких эпизодах с его участием явственнопроступают черты «подпольной» психологии: гордость, ущемленное самолюбие,склонность к усиленной рефлексии, ощущение своей социальной униженности.Конечно, здесь еще нельзя говорить о полноценной реализации типа «подпольногочеловека» – речь идет лишь об определенных едва уловимых признаках, которыепозже будут развиты Достоевским в целую философию «подполья».Еще более очевидным образом с Подпольным парадоксалистом соотноситсягерой рассказа И.
С. Тургенева «Гамлет Щигровского уезда» (1848). В болезненномхарактере тургеневского персонажа самолюбие сочетается со склонностью ксамоуничижению. Как и Парадоксалист, герой тургеневского рассказа мнителен,обидчив и «заеден рефлексией» [Тургенев 1979, Т. 3, с. 257]. Раньше он имелнекоторый успех в обществе, но теперь его жизнь – это сплошная череда унижений:слуги обносят его кушаньем, соседи презирают, окружающие не замечают, и даже вслучайном знакомом герой с первых же слов подозревает враждебность.Гамлет Щигровского уезда «гибнет от того, что в нем решительно нет ничегооригинального» [Тургенев 1979, Т.
3, с. 258]. Он называет себя «пустым, ничтожным иненужным, неоригинальным человеком» [Тургенев 1979, Т. 3, с. 271] – Парадоксалистбудет презентовать себя в похожих выражениях.Рассуждая о своей ничтожности, тургеневский герой признается, что он«страшно самолюбивый человек». Это невротическое сочетание гордости исамоуничижения позже в полной мере воплотится в персонажах Достоевского.Подпольный парадоксалист детально и в красках опишет особый род наслаждения,получаемый от унижения, о котором говорил герой рассказа Тургенева: «Я узналядовитые восторги холодного отчаяния; я испытал, как сладко, в течение целого утра,не торопясь и лежа на своей постели, проклинать день и час своего рождения, – я немог смириться разом» [Тургенев, там же].44Еще один тургеневский прообраз Парадоксалиста – это Чулкатурин, герой«Дневника лишнего человека» (1849).Оба героя несчастны, жизнь для них – череда разочарований и обид.
Чулкатуринотмечает в себе следующие характерные для «подпольного» типа качества:мнительность, раздражительность, застенчивость, излишнее самолюбие, скованность инеестественность в обществе. Кроме того, героев объединяет склонность к«усиленному сознанию»: «Я разбирал самого себя до последней ниточки, сравнивалсебя с другими, припоминал малейшие взгляды, улыбки, слова людей, перед которымихотел было развернуться, толковал все в дурную сторону, язвительно смеялся надсвоим притязанием “быть, как все”, – и вдруг, среди смеха, печально опускался весь,впадал в нелепое уныние, а там опять принимался за прежнее, – словом, вертелся, какбелка в колесе.
Целые дни проходили в этой мучительной, бесплодной работе»[Тургенев 1980, Т. 4, с. 174].Вот как описывает Чулкатурин свои переживания, когда он находился подлеЛизы и князя: «Не одна лисица рылась в моих внутренностях: ревность, зависть,чувство своего ничтожества, бессильная злость меня терзали» [Тургенев 1980, Т. 4,с. 189] – эмоциональная гамма, присущая «подпольному» мироощущению.Впрочем, Чулкатурина нельзя считать в полной мере «подпольным человеком»– в нем нет той степени озлобленности и невротической обиды на весь мир, как у герояДостоевского, а также отсутствует тяга к тирании и мучительству.Таким образом, тип «подпольного человека» не был выдуман Достоевским: егопоявление было подготовлено предшествующей литературой.
«Подпольный человек»совмещает в себе черты типов «лишнего» и «маленького» человека и противостоиттипу «нового человека». Прямыми предшественниками героя «Записок из подполья»можно считать Красницкого, Гамлета Щигровского уезда и Чулкатурина.§2. Гордость и самоуничижениеПарадоксалист на страницах «Записок из подполья» признается: «Я, например,ужасно самолюбив» [5, с. 103]; и далее: «… я тщеславен так, как будто с меня кожусодрали, и мне уж от одного воздуха больно» [5, с.
174]. Человек без кожи, собнаженной гордостью и необычайно уязвимым самолюбием – этот образ как нельзя45более точно характеризует героя «подполья». В то же время нельзя не отметитьпостоянную тягу Парадоксалиста к самообвинению. Как в Подпольном человеке могутуживаться, с одной стороны, его непомерная гордыня, жажда власти и признания, а сдругой, – стремление самоуничижаться, умалять свои достоинства и преувеличиватьнедостатки?Характерной особенностью Подпольного человека является «книжность» егосознания, то есть на его образ мыслей и восприятие действительности сильное влияниеоказали литература и философия. Как видно из текста, герой знаком с философскимиконцепциями Канта, Гегеля, Шеллинга, Штирнера, Шопенгауэра, он читаетЧернышевского, Некрасова, Гоголя, Гончарова, Пушкина, Байрона, Гейне и пытаетсярассуждать о прочитанном в применении к современной действительности,основываясь на этих авторах или полемизируя с ними (например, особенноевозражение вызывает у него концепция так называемого «разумного эгоизма»Н.
Г. Чернышевского). Вообще, литература играет настолько важную роль ввосприятии Подпольным человеком мира, что зачастую он не способен провести граньмежду художественным текстом и жизнью. Реальность настолько не соответствует еговнутренним идеалам, что он предпочитает «перекраивать» ее по литературномуобразцу, часто сознательно закрывая глаза на явные несоответствия и нестыковки.Яркимпримером подобноговосприятиядействительностиможетпослужитьповедение Парадоксалиста в трактире, после того, как его оскорбительно переставилис места на место, как какую-нибудь вещь. Он признается, что не стал затевать ссоруиз-за того, что знал за собой склонность к «литературщине» и понимал, наскольконеуместно и смешно будет выглядеть его «литературный» протест: «Я испугался того,что меня все присутствующие, начиная с нахала маркера до последнего протухлого иугреватого чиновничишки, тут же увивавшегося, с воротником из сала, – не поймут иосмеют, когда я буду протестовать и заговорю с ними языком литературным.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
