Диссертация (1101976), страница 7
Текст из файла (страница 7)
Криницына, Н. В. Живолуповой и других ученых.В. Н. Захаров в своей монографии «Система жанров Достоевского» [Захаров1985] называет «Записки из подполья» «петербургской повестью». Эта жанроваяспецифика проявляется в идейно-тематическом ракурсе, композиционном строении исоциально-психологическомтипе«петербургскойвповести»О. Г. Дилакторскойгероя.творчестве«ПетербургскаяповестьПодробномурассмотрениюжанраДостоевскогопосвященакнигаДостоевского».Исследовательницауделяет особое внимание образу Петербурга как структурообразующего элемента вжанровой характеристике произведения.Анализ жанровой природы «Записок из подполья» позволяет автору книгивыделить целый ряд ключевых особенностей типа «подпольного человека»:1.
Значение детства Парадоксалиста как фактора формирования его личности.Обстоятельства сиротливого детства героя «сложили особый характер: униженность внем обернулась гордостью, зависимость – высокомерием, бесправность – властностью,заурядность – стремлением к исключительности, бедность – презрением к бедности»[Дилакторская 1999, с. 270].2.
Существование героя как бы в двух плоскостях: реальной и идеальной:«Бездомность и одинокость с детства положили начало формированию характераугрюмого, замкнутого и фантастического, воспринимающего жизнь в двойномракурсе: в ее реальном течении (грязная, пошлая, безыдейная действительность, вкоторой герой занимал последнее место) и в книжном представлении, другойидеальной реальности (в области “прекрасного и высокого”), где он не признавал длясебя второстепенных ролей» [Дилакторская, там же].3.ЭтическаядвойственностьсознанияПарадоксалиста:«…книжныеромантические роли в практике жизни оборачиваются жестокими и злыми28поступками, высвечивающими в герое низменную сущность» [Дилакторская 1999,с. 271] и противоречивость характера как следствие этой двойственности.4.
«Подполье» как сознательный выбор героя: «“Подполье” – не только особаясреда и особая форма существования, но и вызов, направленный против общегосоциальногомиропорядка.Видее“подполья”проявляетсянеподчинениеПарадоксалиста общим законам социума и универсума, его своеволие. “Подполье”становится и формой самозащиты от внешнего мира, и “почвой”, и собственнойвселенной героя.
В “подполье” личность, хоть и поставлена в зависимость от условийи обстоятельств, в которые она заключена, хоть и несет на себе груз прошлого,отпечаток старых и новых цивилизаций, но ищет полной свободы и стремится кнезависимости от любых и всяких обязательств. Именно в “подполье” как бы найденаформула полной свободы.
Здесь до конца реализовано желание быть самим собой,свободное от каких бы то ни было общественных правил, нормативов морали и этики.Этика “подполья” – отсутствие лжи, срывание масок. “Подполье” позволяет предстатьв самом неприглядном, обнаженном виде, вывернуть все закоулки души, скрываемые,постыдные, низкие, лишенные какого бы то ни было эстетизма, романтическогоореола, демонизма» [Дилакторская 1999, с. 276.
Курсив наш – К. К.].5. Проанализировав обширный философский контекст «Записок из подполья»,О. Г. Дилакторская делает важный вывод о том, что все эти «книжные» поиски так ине приводят героя к истине, поскольку искать ее нужно не в умозрительныхпостроениях, а в «живой жизни» [Дилакторская 1999, с. 282]. «Выход из “подполья” –диалог. Но диалог героя – это диалог с самим собой, с разными сторонами своегопротиворечивого сознания, отражающего историю европейской философской мысли.Желая оппонента, другого сознания, он не признает его на равных, поэтому ведет спорс самим собой о самом себе.
Его “я” не в состоянии выйти за собственные пределы»[Дилакторская 1999, с. 283].6. И, наконец, О. Г. Дилакторская исследует жанровую природу «Записок изподполья». С точки зрения литературоведа, жанр этого произведения – «исповедь, вкоторую внедрены другие жанровые формы» [Дилакторская 1999, с. 292]: формафизиологическогоочерка(этимобъясняетсятщательное,претендующеенадокументальность описание среды и быта героя); форма новеллы, предполагающаянеожиданные сюжетные развязки (особенно это проявляется в фантазиях героя);29формазаписок,чтодаетвозможностьпроявитьсяиисповедальному,идокументальному стилям, менять временные планы, вводить разные игровыеситуации, выступать под различными ролевыми масками и так далее [Дилакторская1999, с.
293–293]. О. Г. Дилакторская делает следующий вывод: «Нетрудно увидеть,что Достоевский выбрал записки как жанр, способный легко трансформироваться изромана в повесть, а в самой повести сохранять возможность обращения кразнообразным жанровым формам – очерку, новелле, исповеди» [Дилакторская 1999,с. 294].Жанровуюприроду«исповеди»ПодпольногочеловекаисследуетА. Б. Криницын в своей работе «Исповедь подпольного человека: К антропологииФ. М. Достоевского» [Криницын 2001]. В данной работе автор анализирует не толькопроблемы жанровых особенностей «Записок из подполья», но также генезис и идейноестановление подпольного героя, эволюцию типа «подпольного человека» в творчествеДостоевского.А.
Б. Криницын выделяет следующие основные черты типа «подпольногочеловека»: «Это одновременная способность к добру и злу, при крайнейпротиворечивости стихийных порывов. Необыкновенно усиленное самосознание (откниг), возмещающее отсутствие реальной жизни (“усиленно самосознающая мышь”).Беспрестанная саморефлексия, презрение к себе и комплекс неполноценности, стыдсамогосебя.“Отвлеченность”,“книжность”мышления.Бесхарактерностьинеспособность к действию из-за раздвоенности и разнородности побуждений(новоявленный гамлетизм).
Человеконенавистничество и озлобленная агрессия,провоцирующие многочисленные скандалы. Большинство этих черт в различныхкомбинациях мы встретим и у центральных героев “пятикнижия”» [Криницын 2001,с. 25].Первая глава книги посвящена «подпольному» типу в творчестве Достоевского.В ней рассказывается о том, как формируется тип «подпольного человека», о том, чтобольшоевлияниенаформирование«подполья»оказалосложноедетство,оторванность от родных, непростые отношения со школьными товарищами, а такжелитература, служившая в юности Подпольному человеку своеобразным заменителемреального мира. А.
Б. Криницын отмечает «мечтательство» «подпольного человека»,30его «крайнюю отчужденность от прочих людей» [Криницын 2001, с. 24] иодиночество.Во второй главе подробно описан процесс зарождения Идеи в уме «подпольныхлюдей»: «“Главная идея” оказывается для бывшего мечтателя точкой соединениязаветных грез с действительностью, а ее осуществление – единственным шансомукоренить в реальности свое призрачное, “мечтательное” бытие» [Криницын2001, с. 44]. Идея в жизни «подпольного человека» имеет огромное значение: она«призвана удовлетворить тоску души героя по высшему, религиозному идеалу –иными словами, призвана стать заменой веры» [Криницын 2001, с. 54].
Дляутверждения Идеи порой необходимо совершить преступление, «заявить высшеесвоеволие» (что описано в романе «Преступление и наказание»).В третьей главе А. Б. Криницын рассуждает о жанровой проблематике «Записокиз подполья» – об исповеди как жанре, исповедальной ситуации, психологическойоснове и логике протекания исповеди, о времени и пространстве исповеди. В этойглаве рассматривается фигура инициатора исповедального монолога: указывается наобусловленность его стремления к исповеди присущими его характеру подпольнымичертами, производится классификация исповедального монолога по его содержанию иобозначается главная интенция самой исповедальной ситуации: установить новуюобщность с окружающими, стремящуюся в своей высшей точке либо к райскойситуации, либо к ситуации словесной вседозволенности.Следующая глава посвящена второй коммуникативной инстанции исповеди – ееслушателям.
В этом случае исповедь может быть двух родов: интимная (говорящийодин на один с конфидентом) и публичная (исповедь, рассчитанная на аудиторию).Слушатели могут быть настроены враждебно, доброжелательно и, кроме того, могутвыступать в роли двойника исповедующегося.В пятой главе исследуется мотив прощения в творчестве Достоевского.ОтличительнойчертойПодпольногопарадоксалистаявляется«егороковаянеспособность к прощению (во всех пониманиях: невозможность ни просить его, нипринять, ни даровать, тождественная глобальной неспособности его к общению илюбви), причины которой метафизически глубоки» [Криницын 2001, с.
263].По нашему мнению, на сегодняшний день «Исповедь Подпольного человека»А. Б. Криницына представляет собой полный и всесторонний анализ образа31Парадоксалиста в «Записках из подполья». В нашей работе мы еще не один развернемся к выводам, которые были представлены в этой книге.Еще одно исследование, посвященное анализу жанра «Записок из подполья»представленовмонографииН. В. Живолуповой«“Запискиизподполья”Ф. М. Достоевского и субжанр “исповеди антигероя” в русской литературе второйполовины 19-го – 20-го века» [Живолупова 2015].
Работа Н. В. Живолуповойпосвящена проблеме исследования архитектоники, поэтики и художественногофункционирования «исповеди антигероя» (субжанр, выделяемый автором). Помнениюисследовательницы,Ф. М. Достоевского«жанроваямногократнооболочка»воспроизводилась«Записокврусскойизподполья»литературе.Вмонографии раскрывается жанровая природа «исповеди антигероя», определяютсяаспекты внутренней формы субжанра (связанные со спецификой другости,телесности,воспринимающегосознания),устанавливаютсяпредпосылкиизакономерности поэтики произведений исследуемого ряда. Автор относит к субжанру«исповеди антигероя» следующие произведения: «Крейцерова соната» Л. Н.
Толстого,«Скучная история» и «Ариадна» А. П. Чехова, «Мы» Е. Замятина, «Роман с кокаином»М. Агеева, «Отчаяние» и «Лолита» В. Набокова, «Москва-Петушки» В. Ерофеева,«Это я – Эдичка» Э. Лимонова и др. В монографии исследуются аспектычеловеческого бытия, для осмысления которых оказывается востребованной именноэта форма. С точки зрения архитектоники жанрообразующими оказываютсяэпистемологические аспекты самоопределения субъекта «исповеди антигероя» всвободе, любви, нравственной истине.
С позиции поэтики рассматривается спецификаметафорики, сюжетики, инвариантные черты субжанра.Еще один значимый аспект изучения «Записок из подполья» связан с языкомповести. Еще М. М. Бахтин отмечал, что «герой Достоевского не объектный образ, аполновесное слово, ч и с т ы й г о л о с; мы его не видим, мы его слышим; все же, чтомы видим и знаем помимо его слова, не существенно и поглощается словом, как егоматериал, или остается вне его, как стимулирующий и провоцирующий фактор»[Бахтин 2002, с. 63]. На необычайную значимость слога Подпольного человекаобращает внимание и К. В.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
