Диссертация (1101976), страница 16
Текст из файла (страница 16)
Здесь до конца реализовано желание быть самим собой,свободное от каких бы то ни было общественных правил, нормативов морали и этики»[Дилакторская 1999, с. 276].Таким образом, «подполье» – это, во-первых, метафора психологическогосостояния героя, символизирующая те барьеры, которые Подпольный человек ставитмежду собой и окружающими; во-вторых, – это образ внутренней реальности,созданной самим героем и состоящей из его собственных фантазий, мыслей и идей.Кроме того, семантика подполья пересекается с семантикой слова гроб (узкоепространство под землей, отсутствие людей, отгороженность от них). Подполье, какуже было сказано, противопоставлено внешнему, «верхнему» миру; гроб же связан смиромсмерти,которыйпротивопоставленмируживых(кстати,каморкуРаскольникова, похожую на гроб, тоже можно назвать подпольем).
Но в семантикегроба и подполья есть и важное различие: смерть навсегда отделяет человека от мираживых, крышка гроба – это непреодолимая стена между человеком и обществом 1 , авот подполье не несет в себе семантики необратимости: дверь погреба всегда можнооткрыть («выйти из подполья»). Таким образом, уйти в подполье означает сознательнои, возможно, временно затаиться, выжидая какого-то удобного момента илиблагоприятной ситуации.1Впрочем, для Достоевского и это препятствие не всегда непреодолимо: вспомним рассказ «Бобок».68Так что же именно «загоняет» человека в «подполье»? Почему он делаетсознательный выбор в пользу одиночества?Иногда это может быть связано со стыдом. М. Якоби пишет об этом:«Общеизвестно, что способность человека доверять или не доверять другим вытекаетиз его истории детства.
Слишком много детей, травмированных стыдом, строяттолстую защитную стену недоверия вокруг себя. Всю свою жизнь они избегают во чтобы то ни стало повторения того ужасного чувства боли и унижения, которые онииспытали детьми. Следовательно, любой, кто подходит слишком близко, пробуждаетсильное недоверие и страх быть использованным и снова униженным <…> Такимобразом, создается порочный круг: непробиваемый барьер стыда не подпускает никогонастолько близко, чтобы дать им узнать, какой я слабый и зависимый <…> Поэтому яищу защиты под маской “я недоступен”. Но если всегда будет срабатывать этотпредупредительный сигнал, то никто и не попытается приблизиться ко мне. Поэтому яснова оказываюсь в одиночестве, убежденный, что никто не любит меня» [Якоби 2001,с.
175].В конечном итоге человек, психологически травмированный пренебрежением инасмешками, перестает доверять окружающим и уходит в «подполье».Нам мало что известно о детстве Парадоксалиста. Но и того, что мы знаем, ужедостаточно, чтобы понять, что налицо все факторы, которые в будущем сформируютчеловека недоверчивого, подозрительного, закрытого. Вот что герой пишет о своемдетстве: «Меня сунули в эту школу мои дальние родственники, от которых я зависел ио которых с тех пор не имел никакого понятия, – сунули сиротливого, уже забитого ихпопреками, уже задумывающегося, молчаливого и дико на все озиравшегося» [5,с.
139].Этих нескольких штрихов уже достаточно, чтобы составить себе представлениео дошкольных годах героя. Во-первых, то обстоятельство, что он, «сиротливый», былотдан в школу «дальними родственниками» и упоминание о попреках ясно наводятчитателя на мысль, что Парадоксалист рано лишился родительской заботы,оказавшись сиротой.
К тому же, на протяжении всей повести ни словом не упомянутоо родителях. Скорее всего, герой их вообще не помнил. Во-вторых, мальчик был«забит попреками», и, видимо, вследствие этого уже тогда был «молчаливым» и «дикона все озирающимся». Всего одно слово – сунули в школу – сразу рождает образ69никому не нужного ребенка, от которого хотят поскорее избавиться и делают это припервой же возможности. О. Г. Дилакторская, внимательно изучив текст «Записок»,делает предположение, что Подпольный человек проходил обучение либо в одном извоенных училищ Петербурга (Инженерном или Артиллерийском).
«Школа, куда егоотдали, – не платный пансион (как пансион Чермака, Сушарда/Драшусова/Тушара),конечно же, не лицей (в 40-е годы в лицее учились обеспеченные дворянские дети –М. Е. Салтыков, М. В. Буташевич-Петрашевский). Несомненно, как сирота герой взятна казенный кошт. Чаще всего это случалось тогда, когда отдавали ребенка под опекувоенных школ: казенное обеспечение было гарантировано на долгий срок»[Дилакторская 1999, с. 252].
Отсюда можно сделать вывод, что опекуны мальчикавовсе не заботились о том, чтобы подобрать ему учебное заведение в соответствии сосклонностями ребенка, а просто «сунули», по выражению героя, туда, где непотребуется дополнительных расходов и мальчик не будет слишком часто попадатьсяна глаза (воспитанники школы, как отмечает Дилакторская, и в каникулярное время необщались с родственниками [Дилакторская, там же]). Как военная служба«подходила» к тщедушной, нескладной, неловкой, невысокого роста фигуреПарадоксалиста понятно по постоянным насмешкам однокашников, которые герой неможет забыть, дожив до сорока лет: «Товарищи встретили меня злобными ибезжалостными насмешками за то, что я ни на кого из них не был похож. Но я не могнасмешек переносить; я не мог так дешево уживаться, как они уживались друг сдругом.
Я возненавидел их тотчас и заключился от всех в пугливую, уязвленную инепомерную гордость. Грубость их меня возмутила. Они цинически смеялись надмоим лицом, над моей мешковатой фигурой; а между тем какие глупые у них самихбыли лица!» [5, с. 139]Поскольку способность к рефлексии у героя проявилась в очень раннем возрасте– еще до школы (уже тогда он был «задумывающимся»), мальчик принимал насмешкисвоих не слишком развитых товарищей очень близко к сердцу – это привело к тому,что ребенок сразу «закрылся»: «заключился от всех в пугливую, уязвленную инепомерную гордость» [5, там же]. Сначала герой возненавидел одноклассников за ихнасмешки, а по мере наблюдения над ними к чувству неприятия добавилось еще ибезграничное презрение.
«Еще в шестнадцать лет я угрюмо на них дивился; меня уж итогда изумляли мелочь их мышления, глупость их занятий, игр, разговоров. Они таких70необходимых вещей не понимали, такими внушающими, поражающими предметамине интересовались, что поневоле я стал считать их ниже себя» [5, там же].Говоря «поневоле», Парадоксалист, наверное, немного лукавит: скорее всего,мальчик с рвением оскорбленного самолюбия выискивал у ненавистных емуодноклассников слабости, преувеличивая их и преуменьшая возможные достоинства.Вообще, склонность к преувеличению свойственна многим героям Достоевского. Какправило, это объясняется повышенной чувствительностью, сильным воображением итем, что автор устами Парадоксалиста называет «излишним сознанием».
Кроме нашегогероя, стремление преувеличивать проявляется, например, у Раскольникова, который,будучи охваченным фантазией об исправления мира, замечает вокруг себя только злои насилие, у Настасьи Филипповны («Идиот»), преувеличивающей глубину своегопадения, у чрезмерно эмоциональных и впечатлительных Катерины Ивановны(«Братья Карамазовы») и Лизаветы Николаевны («Бесы»), у не в меру подозрительногоИпполита («Идиот») и у многих других персонажей.Но вернемся к Подпольному парадоксалисту.
Будучи еще юным, Парадоксалистне отказывается от общества окончательно (как произойдет в более зрелом возрасте),пока еще только формирующееся «подполье» имеет связи с внешним миром. Геройпредпринимает попытки сблизиться с окружающими. Он и сам признает, чточувствовал сильную потребность в общении: «То и говорить ни с кем не хочу, а то дотого дойду, что не только разговорюсь, но еще вздумаю с ними сойтись поприятельски. Вся брезгливость вдруг разом ни с того ни с сего исчезала. Кто знает,может быть, ее у меня никогда и не было, а была она напускная, из книжек? Я до сихпор этого вопроса еще не разрешил.
Раз даже совсем подружился с ними, стал их домапосещать, в преферанс играть, водку пить, о производстве толковать...» [5, с. 125].Однако подобная дружба никогда не выдерживает проверку временем. Геройописывает один эпизод своей подростковой дружбы: «Был у меня раз как-то и друг. Ноя уже был деспот в душе; я хотел неограниченно властвовать над его душой; я хотелвселить в него презрение к окружавшей его среде; я потребовал от него высокомерногои окончательного разрыва с этой средой.
Я испугал его моей страстной дружбой; ядоводил его до слез, до судорог; он был наивная и отдающаяся душа; но когда онотдался мне весь, я тотчас же возненавидел его и оттолкнул от себя, — точно он и71нужен был мне только для одержания над ним победы, для одного его подчинения» [5,с. 140].То есть еще в юности Подпольный человек проявляет признаки жестокости инетерпимости к близким людям, что впоследствии будет способствовать укоренению в«подполье» и препятствовать сближению даже с теми, кто будет испытыватьискреннюю симпатию к герою (например, с Лизой). Корни подобного поведения опятьже следует искать в школьном детстве. О. Г.
Дилакторская отмечает: «… военнаясреда воспитывает по уставу подчиненность младших – старшим, низших – высшим,слабых – сильным. Постоянно испытывая насилие над собой, герой подпольяутверждает свое право насилием над другим, зависимым от него и слабым. Таквоздействует на формирование его характера ненавистная и презираемая им среда,развратившая и исковеркавшая его личность» [Дилакторская 1999, с. 266]. Отсюдаможно сделать вывод о том пагубном влиянии на личность маленького героя, котороеоказаловоенноеучилище,сформировавшеевдушеПодпольногочеловекасвоеобразный «механизм замещения», когда обида на товарищей за насмешки ииздевательства вымещается путем унижения слабого.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
