Диссертация (1101749), страница 27
Текст из файла (страница 27)
Тем не менее, в романе текстуальный образ чудесного дворца все женаходит воплощение: речь идет о замке армянского сановника Ардзруни, вкотором герои останавливаются на ночлег в самом начале своего путешествия игде трагически погибает Фридрих Барбаросса. Хозяин демонстрирует гостямчудесные автоматы: воспламеняющие зеркала (зеркала Архимеда), говорящуюголову Медузы (Дионисиево ухо), самооткрывающиеся двери250, вращающуюсясферу, машину, создающую пустоту.
Однако в данном случае все указанныеmirabilia представляют собой плоды исследования свойств различных стихий –воздуха, огня, земли и воды. Ардзруни наслаждается изумлением гостей, но с ещебольшимудовольствиемонразоблачаетчудеса,демонстрируяпринципфункционирования невиданных автоматов. Так из романа в очередной раз уходитволшебство. Раскрывая тайны mirabilia в данном эпизоде романа, Эко249 «Мы дотащились досюда, мы натерпелись всего, что приходилось терпеть! Чтоб видеть россыпи смарагдов!Когда мы писали письмо Пресвитера, тебя тошнило от топазов! А тут, оказывается, носят речные камушки нагрязных веревочках и думают, что переплюнули всех богачей!» [С.
395].250Любопытно, что самооткрываюшиеся двери фигурируют в средневековом «Послании пресвитера Иоанна» иостаются за кадром при воссоздании текста этого письма на страницах романа Эко, однако затем возникают вкачестве одного из эмпирических чудес. 111 демонстрирует еще один путь рационализации средневекового чудесного: егопереход в категорию науки.Итак, герои романа «Баудолино», наслышанные о чудесах Востока,отправляются на поиски этих mirabilia и подтверждают (или опровергают)собственным опытом их существование. При этом в романе представлена иобратная перспектива.
Дьякон Иоанн, пораженный проказой и обреченный намедленную смерть в собственном дворце, «питается» легендами о чудесном миреземель, где заходит солнце. Уже сама возможность подобного смещения точкизрения – очередной анахронизм, свойство современного плюралистическогосознания: едва ли средневековый путешественник смог бы проявить такуюгибкость,восприимчивостькчужойкультуре,чтобыизобразитьсвойсобственный мир глазами «другого». В романе возникает еще один текстуальныйобраз – Запад глазами Востока, в котором переплетаются реальные факты инебылицы [P. 396]. Баудолино не без удивления узнает о существовании в Римеогромного дворца круглой формы, где христиане поедают львов: свод егопересекают солнце и луна, там поют рукотворные птицы, под прозрачным поломплавают механические рыбы, а в основании одной из ступенек находитсяотверстие, в котором можно увидеть все диковины подлунного мира (очевидно,Дьякон, сидя в своей «Вавилонской башне», на досуге читал Борхеса).
Некоторыеже чудеса Запада точь-в-точь дублируют mirabilia, приписываемые в воображенииевропейцев Востоку: потолки дворца, в котором живет великий Пресвитер Рима,сделаны из кипрского дерева, а двери – из лазурного камня с примесью рогакераста, который защищает дворец от пронесения ядов. Баудолино же умножаетmirabilia Запада, повествуя Дьякону об изумрудных отблесках венецианскойлагуны, об Альпах-Пиренеях, покрытых белым веществом, о соляных пустыняхАпулии, о кораблях – огромных деревянных рыбах с белоснежными крыльями, очудесных животных тех краев – олене, аисте, ящерице (которая подобнамаленькому крокодилу), божьей коровке, кукушке [P. 411-414]… Так диковинамистановятся реальные животные, их описания Баудолино, в лучших традициях 112 бестиария, снабжает символическим или же просто народным толкованием: совапитается лампадным маслом при церквях, оттого у нее глаза в темноте горят, каксветильники; ёж имеет спину, покрытую иглами, и пьет молоко прямо из выменикоров; соловей бодрствует по ночам и воспевает в своих чудных трелях розу.Упоминает Баудолино и дивные специи – шафран, имбирь, мускатный орех,можжевельник, майоран, римский тмин, пытаясь передать своему собеседнику ихаромат.Как следует из приведенных примеров, описание Запада строится по томуже плану, что и некогда описание Востока в письме Пресвитера Иоанна.
Этотпроцесс смены полюсов, превращение восточных диковин в бытовые атрибуты, азападных повседневных реалий в чудеса несет важную смысловую нагрузку.Выявляя общность логики мышления в представлении о «другом», котораядоказывается наличием общего багажа mirabilia в разных культурах, Экоутверждает зависимость понятия «чудесного» и критериев, позволяющихотделить его от «повседневного», от точки зрения говорящего и выявляетединственную незыблемую характеристику чуда – удаленность, или, другимисловами, отсутствие его в качестве некой наличной реальности, котороекомпенсируется рассказами о чудесном. Таким образом, чудо в романе Экоприобретает семиотическое измерение: это знак, обязательно предполагающийотсутствие обозначаемого им предмета, – то есть его «след», согласнотерминологии Ж.
Деррида251.***В романе «Баудолино» Эко фактически повторяет опыт средневековогосочинителя Жеана де Бургонь, составляя компиляцию из известных ему рассказово чудесах и приписывая их авторствовымышленному герою. Баудолиновыступает в роли современного Джона Мандевила.Эко обыгрывает взаимодействие двух разновидностей mirabilia: рассказов,ориентированных на традиционный набор клише, и, с другой стороны,251 Ильин И. П. Постмодернизм. Словарь терминов.
М.: Интрада, 2001. 113 повествований,вцентрекоторыхоказываетсяиндивидуальныйопытпутешественника. Историческая перспектива жанра mirabilia в «Баудолино»становится композиционным принципом: в начале романа герои знакомятся счудесами через текст, в их сознании формируется определенный горизонтожиданий, который затем подвергается эмпирической проверке. В этойдвухчастной структуре романа реализуются две важные функции жанра mirabiliaкак интертекста:1) характеристика персонажа252 – круг чтения Баудолино раскрывает намкультурный запас его знаний, сферу интересов: в романе дается подробныйперечень литературы, изученной им в Париже, обозначается предпочтение,отдаваемое рассказам о чудесном в ущерб учебникам по грамматике; читательможет проследить, как круг чтения формирует сознание героя (любовь к БеатрисеБургундской постепенно вытесняется более сильной страстью – жаждой чуда,выражающейся в стремлении в далекое царство);2) «место и память»253 – отношения смежности, метонимии между текстом иинтертекстом.
Эта функция срабатывает, когда герой посещаетместность,знакомую ему по описаниям в текстах прошлого: «Каждая местность вбирает всебя общую память культуры, и задача субъекта письма – реактивировать ее всвоей индивидуальной памяти»254. В «Баудолино» крайне важен факт узнаваниячудес, основанный на предварительном знакомстве с литературой жанра mirabilia.Речь идет, разумеется, о «месте» в широком смысле слова – то есть о локусе,вмещающем в себя природные явления, обитателей и их культуру.Используя две указанные вариации жанра mirabilia как структурныйэлемент, Эко дает им современную оценку – в частности, автор демонстрируетотносительность и неоднозначность понятия «опыт», источником которого можетбыть, например, зеленый мед. Есть ли вообще четкая граница между двумятипами mirabilia применительно к рассматриваемому нами роману, не было ли252 Пьеге-Гро Н.
Введение в теорию интертекстуальности./ Общ. ред. и вступ.ст. Косикова Г.К. М.: URSS, 2008.C. 114-122.253Там же. С. 122-126.254Там же. С. 123. 114 увлекательное путешествие Баудолино в дальние страны галлюцинацией –результатом воздействия гремучей смеси из прочитанных книг и запрещенныхпрепаратов? С точки зрения читателя, эмпирические mirabilia в «Баудолино» едвали можно назвать более достоверными, чем традиционные: все они так или иначележат в плоскости литературы, и нам ничего не остается, как отложить в сторонучитательское недоверие255 и принять за истину тот факт, что Баудолинодействительно видел исхиаподов (и это учитывая, что автор со свойственным емулукавством еще в начале романа представляет своего героя как отъявленноголгуна). Категория «возможный мир» в «Баудолино» приобретает новое измерениев связи с параллелью мир литературы – мир гашиша: подобно тому, каклитературные миры паразитируют на реальном, наркотики также продуцируютвоображаемыймир,которыйявляетсялишь«увеличительнымзеркаломвпечатлений и обычных мыслей человека»256.
И в том, и в другом случае цельтого, кто эти миры посещает – бегство от реальности, поиски чуда, которого в нейне может быть по определению.Мы уже говорили, что Эко, включая многочисленные средневековыеповествования о чудесах в текст своего романа, приписывает их вымышленномуавтору (в первую очередь это сам Баудолино, а также его друзья – Абдул, Поэт,Борон, Соломон). Кроме того, известные нам средневековые произведенияснабжаются вымышленной историей создания: роман Эко выступает какметатекст по отношению к памятникам жанра mirabilia.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
