Диссертация (1101749), страница 19
Текст из файла (страница 19)
Имя Барбароссы у современного читателя ассоциируется впервую очередь не со средневековым германским императором, а с планом«Барбаросса» и идеологией Третьего Рейха, которая создала Фридриху I не самуюблагоприятную репутацию. Как пишет историк Эрнст Вис, под влиянием ярлыка,закрепившегося за Барбароссой в недавнем прошлом, его роль в истории частонедооценивается (к примеру, тот факт, что имперская политика Гогенштауфенасоздавала мощный противовес претензиям папы на абсолютную власть в Европе);к тому же, если применять современные категории к Средневековью, тореакционером следует считать не только Фридриха, но и Константина, КарлаВеликого, Оттона178.
Другая средневековая политическая сила, фигурирующая вромане – Ломбардская лига – также дает пищу для ассоциаций: достаточновспомнить современную итальянскую Лигу Севера (Lega Nord)179 с еесепаратистскими настроениями – как видно, политика североитальянских коммунне сильно изменилась со времен Средневековья, разве что борьба с внешнимврагом уступила место внутренним усобицам. Впрочем, и в Средневековьеотношения между городами были не столь уж безупречны - Эко развенчиваетнавязанныйшкольнымиучебникамиисториимифосвященномсоюзеитальянских городов, сплотившихся для сражения с узурпатором Барбароссой:«Quando mi sono messo a studiare la storia della lega, ho visto che veramente questecittà cambiavano alleanza ogni giorno. In un certo senso però si può dire che nel177 «История всегда современна… Если кто-то в наши дни примется за составление истории Пунических войн,то неизбежно будет рассматривать отношения Рима и Карфагена под определенным углом, пытаясь провестианалогии с сегодняшней ситуацией в Средиземноморье».
/ Stauder Th. Un colloquio con Umberto Eco intorno aBaudolino // Il lettore di provincia, gennaio-agosto 2001. XXXII 110/111. P.6.178Wies E.W. Federico Barbarossa. Mito e realtà. / trad. Aldo Audisio. Milano: Rusconi, 1991. P. 300 – 301.179Политическая партия, выступающая за самостоятельность североитальянских городов и образованиенезависимого государства Падания со столицей в Милане. Лидер – Умберто Босси. 77 romanzo c’è una parodia implicita della Lega Nord contro il sud; già ottocento anni fauno stato italiano non era possible, perché ognuno perseguitava i suoi interessiparticolari»180.Такое постоянное балансирование на грани истории и современности вромане «Баудолино» позволяет сделать следующие выводы:1)историясредневековыевдвойнеложна:насвводятхронисты-фальсификаторы,новизаблуждениесовременные,нетолькозачастуюискаженные, представления о прошлом; история непознаваема как объективнаяистина и существует исключительно в форме рассказа;2)история – повторяющийся процесс, прошлое не противопоставленонастоящему, а образует с ним единое, вневременное культурное пространство.Это еще одна грань постмодернистской концепции истории, в которойотвергается романтическая идея своеобразия, неповторимости каждой эпохи:история развивается не линейно, а циклично, даже спиралевидно, так что каждыйновый виток воспроизводит схему старого.
Эффект повторяемости историиощущают на себе персонажи рассматриваемого нами романа: Баудолино с трудомориентируется в бесконечной череде сменяющих друг друга византийскихправителей, так же как Никита-в многочисленных итальянских походахФридриха: «se questa fosse una cronaca…basterebbe prendere una pagina a caso e vi siritroverebbero sempre le stesse imprese» [P. 107]181. Эко как-то поделился сжурналистами в одном из интервью: «Пересматривая прошлое, поневолеподдаешься пессимизму: все повторяется. Прогресс имел место в гораздоменьшей степени, нежели нам хочется думать.
Не думаю, что собеседованияРональда Рейгана с его референтами носили более цивилизованный характер, чемразговоры Фридриха Первого с придворными. Барбаросса не понимал психологииитальянских городов-коммун… а Джордж Буш-младший, как установлено, не180 «Изучая историю Ломбардской лиги я убедился, что в действительности итальянские города менялисоюзников каждый божий день. В некотором смысле, пожалуй, можно утверждать, что в романе есть скрытаяпародия на Лигу Севера, стремящуюся отделиться от юга; восемьсот лет назад, как и теперь, единоеитальянское государство было невозможно, так как каждый преследовал свои личные интересы». / Stauder Th.Un colloquio con Umberto Eco intorno a Baudolino // Il lettore di provincia, gennaio-agosto 2001.
XXXII 110/111.P. 5.181«Была бы это летопись,… можно было бы открывать ее наугад. На каждой странице рассказывалось бы однои то же» [С. 109]. 78 знает, где находятся Балканы. Пессимизму истории я противопоставляюоптимизм рассказывания истории. Баудолино – это воплощенная радостьрассказывания»182.Постмодернистская трактовка истории, таким образом, делает введениеанахронизмов в роман вполне оправданным и уместным. Кроме того,актуализация истории в «Баудолино», так же как взаимодействие средневековойхроникиссовременнымижанрами,несетвсебепопуляризаторскую,дидактическую функцию.2.2.
Жанр mirabiliaЖанрmirabiliaпредставляетсобойвесьмаинтересноеявлениевсредневековой литературе. Фактически являясь частью огромного комплексаестественнонаучной и географической литературы Средневековья, он рождается ифункционирует на границе между энциклопедическими жанрами (бестиарии и такназываемые «образы мира») и записками путешественников и при этомхарактеризуется активным привлечением легендарного и сказочного материала.Это в очередной раз возвращает нас к проблеме жанровой классификациилитературы Средневековья, которая, как известно, не укладывается в некуюстройную систему, а скорее представляет собой ряд жанровых блоков, подсистемв рамках соответствующих литературных направлений183. Однако же если вследза А.
Д. Михайловым определять средневековый жанр как совокупностьопределенных сюжетов и мотивов, объединенных сходством используемыххудожественных приемов и, что особенно важно, общим пафосом – общейпсихологической, эмоциональной и этической доминантой, то mirabilia можно сполным основанием выделять в отдельный жанр. Речь идет, таким образом, о182 Е. Костюкович.
От переводчика. // Эко У. Баудолино. / Пер. с итал. Е. А. Костюкович. СПб.: Симпозиум,2003. С. 541.183Проблема жанра в литературе Средневековья. / ред. А. Д. Михайлов. М.: Наследие, 1994. С. 3-7. 79 группе произведений, посвященных описанию разнообразных чудес подлунногомира и проникнутых чувством изумления и восторга перед его диковинами.При таком определении жанра сразу же встает вопрос о понятии чуда и ограницах чудесного.
Ж. Ле Гофф пишет184, что в Средневековье термину«чудесное» («il meraviglioso») предпочитали множественное число – «чудеса»(«mirabilia»). То есть там, где мы различаем отдельную культурную категорию,Средневековье видело скорее огромный универсум объектов. Кроме того,интересны замечания Ле Гоффа относительно этимологии слова mirabilia, чейкорень -mir- (miror, mirari) указывает в первую очередь на визуальное восприятие.Безусловно, средневековые чудеса не сводились исключительно только к тем,которыми можно любоваться, на которые можно лишь смотреть широкораскрытыми от изумления глазами.
Однако этот компонент значения позволяетпоместить mirabilia в один семантический ряд с mirari и miroir185. Кроме того, дляобозначения чудесного, сверхъестественного западная культура располагаеттремя определениями – mirabilis, magicus и miracolosus, что, соответственно,ставит перед нами задачу разграничения указанных понятий. Чудесное (ит.meraviglioso) уходит корнями в дохристианскую эпоху (это однако вовсе неотменяет тот факт, что значительная часть его наследия была усвоена,адаптированахристианством);магическое(ит.magico)относитсяпочтиисключительно к сфере отрицательных сил, это дьявольское сверхъестественное;miracoloso же служит для обозначения христианского чуда и по своей природепринципиально отлично от mirabilia: мир дохристианских чудес являетсярезультатом взаимодействия целой совокупности сверхъестественных сил (что вкакой-то мере отражается и в постановке множественного числа - mirabilia), тогдакак христианское чудо – miracolo – в конечном счете всегда имеет одногоединственного автора-Творца (чей божественный замысел осуществляется через184 Il meraviglioso nell’Occidente medievale.
// Le Goff J. Il meraviglioso e il quotidiano nell'Occidente medievale. /Trad.it. Michele Sampaolo. Bari: Laterza, 2007. P. 5-23.185Miroir во французском языке сохраняется в противовес латинизму speculum, давшему итальянское specchio –«зеркало». Образ зеркала является важной семиотической константой в творчестве Эко, его функционированиев романе «Баудолино» будет отдельно рассмотрено в Гл. 2.3, 2.4 и Гл.
III. 80 множество посредников) и отличается от mirabilia своей предначертанностью,предсказуемостью: «…как только в повествовании появляется святой, никто ужене сомневается в том, чем он займется. Дождавшись нужного момента, он тут жепоразит всех умножением хлебов,воскрешением умершего или изгнаниемдьявола»186. Более того, причудливый универсум mirabilia представлял собойальтернативу миру повседневности (quotidiano), в котором господствовалахристианская идеология. Это мир наоборот, причем слово «наоборот» в данномслучае понимается не только как принцип устройства (карнавальная антиреальность, стоящая на трех «китах»: изобилие, телесная свобода, безделие), но ив пространственно-временной перспективе – это всегда мир не-здесь и не-сейчас,отсюда возникшая в XIII в.
в крестьянском фольклоре легенда о стране Кокань(которая существует «нигде и повсюду»)187, а также легенды о «золотом веке» иземном рае как географическом локусе-вместилище многообразных mirabilia.«Наоборот», таким образом, почти всегда означает возвращение к прошлому,стремление обрести утраченное, вернуться в некое «идеальное детство». Именноздесь проходит граница между средневековыми mirabilia и современным жанромутопии, который не ретроспективен, а напротив, всегда перспективен, обращен вбудущее.В романе «Баудолино» тема чудесного связана с циклом легенд охристианском правителе пресвитере Иоанне, который в Средневековье считалсявладыкой трех Индий- вплоть до XIV в., когда в 1321-1324 гг. монах-доминиканец Иордан в своих письмах из Индии сделал вывод, что царствопресвитера расположено в Эфиопии, где оно прочно обосновалось начиная с XVв.