Диссертация (1101749), страница 17
Текст из файла (страница 17)
63].155«Я соединил разрозненные члены, издавна знакомые ученым мудрецам…все, о чем говорится в этом письме,истинно, как Евангелие» [C. 218]. 69 большийвес,нежелиреальныйфакт.Еслипоначалусредневековаяисториография следовала античной иерархии источников – visa, audita, lecta – топостепенно письменный источник становится не только престижнее устного, но идостовернее увиденного собственными глазами156.В «Баудолино» фальсификация истории присутствует во всех своихпроявлениях: намеренное умолчание, искажение фактов, изменение деталей,привнесение вымышленных подробностей, и, наконец, искажение цифровыхданных157.
Вот как Баудолино оценивает численность войска ФридрихаБарбароссы в Третьем крестовом походе:«…nel maggio del 1189 Federico si era mosso per via di terra da Ratisbona con quindicimila cavalieri equindicimila scudieri, alcuni dicevano che nelle pianure d’Ungheria avesse passato in rassegna sessantamila cavalieri ecentomila fanti. Altri avrebbero poi addirittura parlato di seicentomila pellegrini, forse tutti esageravano, anche Baudolinonon era in grado di dire quanti veramente fossero, forse erano in tutto ventimila uomini, ma in ogni caso era una grandearmata.
Se non li si andava a contare uno per uno, visti da lontano erano una folla attendata che si sapeva doveincominciava ma non dove finisse» [P. 288]158.Это по сути компиляция из тех фантастических цифр, которыми пестрятхроники Третьего похода:«Diversi cronisti parlano di 70.000 combattenti, notizie arabe addirittura di 100.000. Si tratta di cifreassolutamente fuori della realtà./…/ Karl Jordan parla di 3.000 cavalieri. Se per ogni cavaliere contiamo uno scudiero e unservitore e in più gli indispensabili artigiani e gli uomini addetti all’approvvigionamento, possiamo arrivareragionevolmente a un esercito di 12.000 – 15.000 uomini»159.По мнению М. Заборова, такого рода фальсификация - преуменьшение силсвоих и преувеличение сил противника (а иногда наоборот) - отражает в первуюочередь тенденциозное стремление возвысить, прославить подвиг своих156 Guenée B.
Storia e cultura storica nell'Occidente medievale. / Trad.it. Alberto Bertoni. Bologna: Mulino, 1991.157О типах фальсификации истории в сочинениях средневековых хронистов см.: Заборов М.А. Введение висториографию крестовых походов (латинская хронография XI – XII вв.). М.: Наука, 1966. Глава 5.158«Фридрих в мае 1189 года выступил сухопутной дорогой из Регенсбурга с пятнадцатью тысячами всадникови пятнадцатью тысячами оруженосцев.
В некоторых рассказах встречались сведения, что по венгерскимравнинам прошло шестьдесят тысяч конных и сто тысяч пеших воинов. Указывалась и другая цифра: шестьсоттысяч пилигримов. Конечно, летописцы преувеличивали. Баудолино не мог бы сказать, сколько именно народубыло в войcке, но приблизительно двадцать тысяч душ. В любом случае армия была солидная. Если не считатьпо головам, а смотреть издали, получался лагерь такого громадного размера, что где он начинается, было ясно,а вот где он кончается, было неведомо никому» [С. 296-297].159«Некоторые хронисты говорят о семидесятитысячном войске, арабские источники даже о стотысячном.Однако эти цифры не имеют ничего общего с реальностью.
/…/ Карл Йордан указывает цифру в 3.000 рыцарей.Если считать, что каждый рыцарь имел свиту, состоящую из оруженосца, личного слуги, а также слуг,ответственных за обмундирование и продовольствие, то в общей сложности можно говорить о войскечисленностью 12.000 – 15.000 человек» (Перевод мой – О. М.) / Wies E.W. Federico Barbarossa. Mito e realtà. /trad. Aldo Audisio. Milano: Rusconi, 1991.
P. 289. 70 соотечественников. Но есть у рассматриваемого явления и другая сторона:вольное обращение с цифрами – также результат воздействия фольклорнойтрадиции (неслучайно хроники отдают предпочтение крупным круглым числам,делящимся на 5 и 10) и эпоса с характерным для него приемом количественнойгиперболизации. Немаловажно также символическое истолкование числа:выражение «тысячи», «десятки тысяч», «сотни тысяч» зачастую используетсяпросто в значении «очень много», «огромные силы»160.В море исторической фальсификации Баудолино чувствует себя как рыба вводе. Герой также пробует свои силы в качестве хрониста, только в отличие отОттона и Никиты честно сознается, что он – лжец. Роман открывается первыми иединственными сохранившимися страницами из его хроники «Gesta Baudolini»,все прочие листы которой были утеряны во время долгого путешествия.
Этотнебольшойотрывокпозволяетсделатьнекоторыевыводыотносительножанровых особенностей сочинения в целом. Баудолино является представителемнового поколения историков: подобно хронистам XIII – XIV вв. Дино Компаньи,Джованни Виллани, Мартино ди Канале, Рональдину из Падуи, он создает невсемирную, а частную историю, которая в данном случае посвящена событиям вЛомбардии и конкретно в родной деревушке Фраскете, на месте которой вдальнейшем будет основана Алессандрия, - так что его произведение, вероятно,уместно было бы отнести к разряду позднесредневековых городских хроник.
Вначальной главе, написанной героем еще в четырнадцатилетнем возрасте, мынаходим географические характеристики местности (болотистые почвы, густойтуман), этнографические данные (отношения между жителями разных городовЛомбардии, характер местного населения – практический ум, хитростьфраскетанскихкрестьян).ОпринадлежностиGestaBaudoliniкновомунаправлению в средневековой историографии свидетельствует также языкхроники: манускрипт написан не на латыни, а на местном наречии.
Экопредпринимает на первых страницах романа попытку смоделировать итальянский160 Заборов М.А. Введение в историографию крестовых походов (латинская хронография XI – XII вв.). М.:Наука, 1966. С. 364. 71 протовольгаре на основе фраскетанского диалекта161. Показательно, что рукописьпредставляет собой палимпсест: она написана поверх стертой рукой Баудолинопервой версии Хроники Оттона, отдельные фразыиз которой то и делопроглядывают сквозь новый текст.
Перед нами диалог старого и новогопоколения средневековых историков: на глазах читателя свершается не толькопереход от латыни к вольгаре, но также от высокого стиля (наследие античнойриторики) к простому языку, - об этом пишет Бернар Гене, характеризуя процессразвития средневековых хроник162. Правда при этом баудолиново повествованиеместами приобретает чрезмерно конкретный, сниженный тон и своим не самымблагородным содержанием скорее напоминает фаблио, чем хронику.Остальные главы романа, в которых Баудолино повествует о дальнейшихсобытиях своей жизни, служат своего рода автокомментарием героя ксобственному манускрипту.
Он рассказывает, как создавалась хроника: «Dopo horiempito molte altre pergamene, certe volte giorno per giorno. Mi pareva di esistere soloperché a sera potevo raccontare quello che mi era accaduto di mattina. Poi mi bastavanodei regesti mensili, poche linee, per ricordarmi gli eventi principali. E, mi dicevo,quando fossi avanti negli anni…sulla base di queste note stenderò le Gesta Baudolini»[P. 17]163. Технику дневниковых записей применяли многие хронисты-очевидцысобытий, в частности, Жоффруа де Виллардуэн, который делал заметки во времяЧетвертого крестового похода, чтобы впоследствии придать им законченнуюформу. Кроме того, Баудолино подчеркивает важность процесса рассказыванияистории, который подчас становится важнее самой истории, и роль в немвоспринимающей стороны.
Этот аспект исторического повествования реализуетсяв ситуации диалога Баудолино и Никиты: «Tu sei diventato la mia pergamena, signorNiceta, su cui scrivo tante cose che avevo persino dimenticato… Penso che chi raccontale storie debba sempre avere qualcuno a cui le racconta, e solo così può raccontarle161 Анализ языковых особенностей первой главы «Баудолино» см. в Гл.
III.162Guenée B. Storia e cultura storica nell'Occidente medievale. / Trad.it. Alberto Bertoni. Bologna: Mulino, 1991.163«Впоследствии я исписал кучу других пергаментов. Бывало, писал каждый день. Думал, я существую толькочтобы вечером рассказывать о том, что пережил днем.
Позднее мне стало достаточно помесячных записей вдве-три строки: я вел свою хронику главных событий. Рассчитывал, что когда я приду в должный возраст…, изэтих пометок выстроятся «Gesta Baudolini»[C. 18]. 72 anche a se stesso» [P. 214]164. Эко рассматривает историографию как факткоммуникации на разных уровнях: с одной стороны, деятельность историка(Никита) состоит в постоянном вопрошании истории (олицетворением которойявляется Баудолино), ее интерпретации, сличении разных источников; с другойстороны,историк-рассказчик(Баудолино)вситуациидиалогаполучаетвозможность сменить точку зрения, взглянуть на рассказываемое глазамисобеседника, или, по выражению Л.
Гумилева, «с птичьего полета», благодарячему картина событий становится более полной. Плодотворность диалогаосознает и Никита: «Amava sentire gli altri raccontare, e non solo di cose che nonconosceva. Anche le cose che aveva già visto con i propri occhi, quando qualcuno glieleridiceva, gli pareva di guardarle da un altro punto di vista, come se si trovasse sullacima di una di quelle montagne delle icone, e vedesse le pietre come le vedevano gliapostoli sul monte, e non come il fedele dal basso» [P.
19]165. Джан Луиджи Феррариспроводит еще одну весьма любопытную параллель: если Никита объединяет всебе все характеристики идеального читателя (в терминологии Эко – LettoreModello) - природное любопытство, интерес к чужим рассказам, сочетающийся сопределенной долей недоверия к источнику, то Баудолино соответствуетпрофилю образцового автора (Autore Modello166), который подмигивает своемучитателю, призывая все время быть начеку: «quello che colpiva in Baudolino erache, qualunque cosa dicesse, guardava di sottecchi il suo interlocutore, come peravvertirlo di non prenderlo sul serio» [P. 19]167. То есть возникает двойная аналогия:Баудолино – Эко и Никита – читатель.Одним словом, ситуация диалога, организующая повествование в романе«Баудолино», не только позволяет читателю заглянуть в мастерскую историка, но164 «Ты стал моим пергаментом, сударь Никита. Я на тебе пишу то, что полагал позабытым… Думаю, чторассказчику самое нужное— слушатель.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
