Диссертация (1101615), страница 18
Текст из файла (страница 18)
Действительно, немалый объем отдельно взятогостихотворного послания XVII века составляют отстраненные суждения омудрости и добродетели, косвенно связанные с истинной целью написаниятакого сочинения.Поэтическое послание нередко имеет прагматические цели и потомусодержит бытовые вставки: личные просьбы, пожелания, поклоны общимзнакомым, слова утешения, отголоски полемики, начатой собеседниками запределамистихотворения,идругиесловакслучаю.Вмоментокончательного складывания послания как стихотворного жанра, в моментпреобладания художественной составляющей, появляются послания, кусловнымадресатам,неодушевленнымпредметам.Одинизтакиххарактерных текстов — послание к книгам Стефана Яворского (впоследствии будут появляться стихотворные обращения к чернильнице, умусвоему и др).Тон послания зависит от отношений автора и адресата: их социальногостатуса, степени знакомства, от одобрения или неодобрения действийадресата автором. Подобно поэтам XIX века, посвящавшим послания97зоилам-критикам и иным «врагам», авторы XVII века адресовали вирши вформе посланий также к недругам, нерадивым ученикам, возгордившимсязнакомым.
Формально такое послание сохраняет набор традиционныхэлементов, свойственных и дружеской поэзии, в том числе устойчивых рифм[Люстров 2000]. Ряд формул, «общих мест», выработавшихся благодаряпоэзии дружбы как в приказной, так и в выголексинской школах,впоследствии возвращается в русскую культуру уже в новом качестве.Именно в связи с темой дружбы часто упоминается категория любви — хотяи весьма далекая от современного понимания, но важная для осознанияисторико-литературных закономерностей.А. М. Панченко указывает на часто повторяющееся в поэзии первойполовины XVII в. словосочетание «любовный союз» (вариант – «духовныйсоюз»), смысловое наполнение которого несет, по его мнению, отпечатокпричастности стихотворцев к ограниченному кругу лиц, к конкретномулитературному сообществу. Между тем, это понятие встречается в текстахдалеко не всех стихотворцев, относимых к приказной школе – а именно, уинока Савватия, Петра Самсонова, старца Феоктиста, Стефана Горчака и егосына.Кроме того, нужно признать, что во многих контекстах данноесловосочетание является в большей степени проявлением простогочеловеческого расположения, доверия, дружеских чувств:А есть и тогда про ны речение твое в тебе зрели,Да во очи тебе глаголати не посмели.Что не хотя тебя раздражати,И духовнаго союза с тобою разрушати [Виршевая поэзия 1989,с.
194].Навряд ли в этом случае можно говорить об угрозе изгнаниянедостойного ученика из литературной группировки, к которой принадлежитавтор строк – справшик Савватий. Скорее речь идет об ухудшениидружеских отношений. Вот еще характерный пример, уже за пределами98приказных виршей – слова обиженного гостя в произведении из такназываемой «демократической поэзии»:Нам бы хотелося испить не для пьянъства,да у тебя к нам не стало духовного братъства [Адрианова-Перетц 1977,с. 233].«Утверждая, что «любовь – суть мира, плод многаа жизнь» и описываяотношения «обышных людей», летописцы и церковные дидактики разумелипод нею такую гамму эмоций, которая была синонимична привязанности,благосклонности, миру, согласию, причем — как правило или очень часто —между родственниками (по духу, по крови, по свойству)» [Гладкова 1999,с. 500]. То же можно сказать и о поэзии ранних авторов.
В их арсенале массаслов и выражений, которые позже будут использоваться любовной лирикой.«Ибо в душе ми написася любов твоя, о блаженная верста» [Виршеваяпоэзия 1989, с. 110] – обращается Алексей Зюзин к своему сверстникуСтефану Матвеевичу; «А ныне, не вем, почему сердце твое кабы далече отнас поотстало» [там же, с. 220] – укоряет Василия Львовича Волковастихотворец Михаил Злобин; «Еще ли хощеши имети к нам свою любовь, //воистинну ин никто к нам не таков» [там же, с.
242] – заверяет старецФеоктист Лариона.Сердце является символом и эмблемой любви в поэзии Нового времени.Однако в древнерусских виршах символическое понимание образа шире.Нет столь явного противопоставление сердца разуму, сердце само по себеможет замышлять (недоброе), быть щедрым, предвидеть – и здесь стоитговорить о фольклорной преемственности.Знаменитое фигурное стихотворение Симеона Полоцкого, написанное ввиде сердца, обыгрывает предпосланную ему цитату из Евангелия «отизбытка сердца уста глаголят».
Стоит вспомнить, что в контекстебиблейскойцитатынетпротивопоставлениямолчаливымустамчувственному сердцу, но напротив, уста высказывают именно то, чточеловек носит в своей душе. В стихотворении Полоцкого говорится, что99человеку не дано узнать тайны сердца, пока оно не проведет помысел через«двери уст», поэтому автор олицетворяет человеческое сердце и вводит его вкачестве повествователя.Мотив любовного огня характерен как для фольклорной, так и дляпоздней книжной поэзии (вторая половина XVII в.). Слова «какося разгоресердце мое, и тело мое, и душа моя до тебе, и до тела до твоего, и до виду…»из знаменитой берестяной грамоты, которую Н. Л.
Пушкарева определяеткак фрагмент заговорного текста [Пушкарева 1999, с. 513], относятся к XIV –XV вв. Но в виршах XVII столетия образ огня, горящего сердца почтиникогда не связан с темой грешной любви-страсти:Любовию бо къ Богу разъяренни [Памятники 1994, с. 321];Огнем любовь теплая прозванна бывает,Тою горѣти всяцѣй души подобает [Симеон Полоцкий 1996, т. 2, с. 264];Егда Дух Святый в сердца наша сходит,Благодатию мысли святы родит;От дѣйства Его сердце воспалится [там же, с. 256];Горяще сердце душа носитъ,Свершенны любве у Господа просит [там же, с. 252]..Романтизированная семантика боли и болезни чужда любовной теме вкнижной поэзии XVII века: поскольку в описываемой авторами любви,дружеской или Божественной, нет ничего недостойного, в палитренастроений этих стихов могут быть радость и надежда, скорбь и сетования,но нет места отчаянию, унынию и страсти как таковой.Мотив страдания и даже пытки в поэзии XVII века связан с переживаниемнесчастий другого рода.
«Иже на всяк день и час тянут сердце аки клещами»[Виршевая поэзия 1989, с. 89] – пишет Семен Шаховской князюД. М. Пожарскому с просьбой о заступничестве в беде и нужде. Слезноеобращение Михаила Злобина «Услыши, государь, мой сердечный вопль! //Аще не в слух тебе, государю, вопию, // но болезненным сердцем» [там же,с. 223] связаны также с просьбой оказать ему помощь в бедственном100положении. Между тем, и мотив сердца, истязаемого клещами, и мотивсердечной болезни в более поздней поэзии будет органично существовать врамках любовной тематики.Топосы любовной поэзии, как известно, наиболее устойчивы в культуре.«Элегическаяпоэтикапринципиальная—поэтикаповторяемостьузнавания.являютсяоднимИтрадиционность,изсильнейшихеепоэтических средств» [Гинсбург 1997, с. 27-49].
Те понятия и образы,которые будут впоследствии названы словами-сигналами, существовали и впоэзии XVII века, однако имели иное значение. В культуре Нового временипроизошло замещение, благодаря которому поэзия любви между мужчинойи женщиной оказалась на первом плане, впитав в себя весь образный ряд«любовной» поэзии прошлого. Навряд ли можно говорить о виршах XVIIстолетиякаколабораториивыработкилитературныхклишедляпоследующих эпох, поскольку вопрос о преемственности поэтических школи течений раннего времени остается открытым.
Но воспроизведение старыхформул с новым содержанием благодаря их типологической близостипредставляется возможным.Итак, и любовь, и мудрость – ключевые добродетели, о которых идет речьв виршах, между ними выстроена особая система отношений. Любовь –верховная человеческая добродетель, заповеданная людям от Евангелия.Авторы виршей представляют ее как основу основ, то, с чего начинается ичем венчается путь христианина:Главизна и конец добродетелем — люб нелицемерна (Петр Самсонов)[РГАДА 181, л. 333об — приложение 5]Вина всяким добродетелям — любовь (Алексей Романчуков) [Виршеваяпоэзия 1989, с. 215]Федор Шелешпанский, стихотворец раннего времени, использует ту жеформулу особенно часто, для него любовь нарицается и корнем, и верхом, иконцом всем добродетелям. «Многи добродѣтели без любве ничто же» вторит Симеон Полоцкий [Симеон Полоцкий 1996, с.
264].101«Любовь» – «Бог» – параллель, которая, если верить составителямассоциативных словарей, на сегодняшний день утрачена русской культурой,но сохранилась в европейской. Для средневекового русского стихотворцалюбовь — род деятельной обязанности, поэтому литературные произведенияучат любви, о ней говорится в письмах к покровителям: истинная любовьпрежде всего проявляется в делах.
В человеке противостоят чувства, мысли,желания дурные и благие – при этом как разум, так и сердце могут бытьвместилищами этих устремлений. Таким образом, любовь и мудрость – двевысшие и наиболее почитаемые, хотя и не равновесные добродетели втопике средневековой русской поэзии.Еще одним интересным механизмом формирования традиционногопоэтического послания XVII века является финальная «закрепка» —формульное указание на завершение послания, часто с ритуальнымпожеланием адресату.
Аналогичная ситуация наблюдается в фольклоре, взаговорах, когда императивная часть текста (чаще всего – лечебного)нуждается в «закрепке» [Аникин 1998]. Фольклористы выделяют нескольковидов закрепок – в том числе молитвенную («зааминивание», «во векивеков», «отныне и до веку») и связанную с образами ключа, замыкания,скрепления (например, «буди мои слова крепки да лепки»). В приказномстихотворстве подобные формулы представлены обильно, их наличиестановится законом жанра.В выголексинской поэзии этот прием может выходить за рамки жанра, нопродолжает использоваться в стихах, тогда как во второй половине столетия«закрепки» встречаются и в прозаических письмах. А.
А. Назаревскийуказываетнаразличныеслучаиприменениярифмывкачествериторического приема в деловых памятниках письменности [Назаревский1961, с. 72-77].Очень характерен пример из прозаического послания патриарха Никона ксупругам Николаю Алексеевичу и Марии Степановне: «Здрав буди и к нампопрежнему любви своея не забуди» [РГАДА 27, л. 261].102Вот как реализуется эта формула в приказных виршах:А по сем, государь, здрав буди,толко меня не забуди [Виршева поэзия 1989, с. 238];Здоров же, любимиче, буди,а своего государевича не забуди [там же, с. 261].Близкая формула находится и в выголексинских поэтических посланиях:У Бога в десных, о, будии нас, смиренных, не забуди [Понырко 1974, с.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
