Диссертация (1101615), страница 14
Текст из файла (страница 14)
Заметим также, что здесь намеренно представлен пример сдостаточным количеством пересечений, тогда как в других псалмахНовоиерумалимской школы их бывает гораздо меньше.§ 2. 3. 5. Контрастная образностьВ науке уже отмечалось, что Новоиерусалимские стихотворения,посвященные святым, принимают две формы: молитвенную и форму гимна(панегирика). А. В. Позднеев высказал справедливый тезис о построениипанегирической поэзии русского классицизма на фундаменте стихотворенийXVII века [Позднеев 1996, с. 36], впоследствии эта мысль была развита вработах А. П.
Богданова [Богданов 1983; 2012, с. 4]. Действительно, всеизвестные стихотворения о святых имеют панегирическую составляющую ииногда содержат молитвенное обращение.Но и молитвенные стихи этой школы проникнуты светлой надеждой,практически свободны от самообличительных рядов, которые встречаются визобилии в книжных стихотворных молитвах начала и середины столетия.Новоиерусалимские песни – это поэзия света, наиболее распространенные вней метафоры связаны с солнцем, зарей, лучами, звездами. Знаменитыедвуосновные эпитеты и повторения этимологически родственных слов,присущие этому поэтическому центру, зачастую завязаны на корне «свет».Свет исходит отовсюду: от неба и небесных заступников, от углей и от74золота – он избавляет людей от тьмы греха, поэтому вселяет в душимолящихся и воспевающих радость. Со светилами могут сравниватьсяобители: «Монастыря три...
яко свѣтила сияютъ» [Описание соборногохрама 1870, с. 53]; «Той же монастырь... видимъ есть всемъ плавающимъ въморѣ, // Яко пресвѣтла луна стоитъ на островѣ» [там же, с. 54]. Грознаяторжественность Божия величия воплощается в символике огня: «Очи боТвои пламы суть огненны» [Никон 2004, с. 841]. Дения апостолов такженесут свет: «Им же святых сердца словом озаряют // И апостол венца языкисияют» [там же, с. 842].
К Богородице песнопевец обращается со словами:«Светлая деннице мысленна Востока» [там же, с. 846].Стихи не просто насыщены световыми образами – правильнее сказать, чтотопика света это первооснова новоиерусалимских стихотворений, вокруг неезачастую выстраивается смысл остального текста. Для сравнения можнорассмотреть, как сходный образ будет использован в поэзии приказнойшколы:Луна и звезды едину нощь просвещают,и ваши царские десницы всех людей обогащевают [Виршевая поэзия 1989,с. 203].Разумеется, световая топика используется приказными авторами нередко,наравне с растительной, животной и пр. Однако образ всегда завязан надействии или свойстве,реалии(чтопо которому можно сопоставить описываемыевыражаетсясравнениемиметафорой),тогдакаквновоиерусалимской поэзии представлены чистые эпитеты.В связи с этой световой образностью в поэтической традиции НовогоИерусалима рождается несколько устойчивых рифм, но они не образуютстихотворных формул; самые распространенные из них – «зарю» - «царю»,«радость» - «благость».
Образы зари, небесных светил, лучей, молний исходящего на землю огня – это мир Божественный, небесный, мирпрославляемых святых, пространство победы Вышних сил над тьмой.75Именно на контрасте света и тени строятся гимны новоиерусалимскихавторов.Образы тьмы — мир греховный, мир страстей человека (в этом контекстевозникают обычно перволичные формы) — также богато представлен впоэзии школы:Познати тма Тя, Света, не светла не может [Никон 2004, с. 840];Даждь зарю светолучну в тме грехов следящим [там же];Адскую тму от мене мрачную отжениИ светом имене Твоего огорни [там же, с.
849].В связи с противостоянием света и тьмы, так или иначе выраженном вбольшинстве стихотворений, вводится в вирши традиционная воинскаясимволика. К примеру, таковы слова из Летописца о патриархе Никоне:«Щитъ вѣры имѣя, ко брани на бѣсовъ простирая» [Описание соборногохрама 1870, с. 53].Посколькуновоиерусалимскиеобразысклонныразрастатьсяимножиться бесчисленными метафорическими развертываниями и усилениемсмысла слова с помощью приставок и суффиксов, иные воинские образыформируют целые сцены:Рог Твой всесилный на вся простирая,Тебе противных яко стебль стирая,На скиптры луки Твоя суть напяты,Служащих руки во бранех святы [Никон 2004, с.
850].Подобное развертывание в связи с этим комплексом тем порождает исцены, связанные с интересом новоиерусалимских стихотворцев к темномумиру и существам, его населяющим:Возбрани борющим врагом моим бесом,Ищущим погибель мою со привесом,76И исторгнути тщащим во адову пропасть,Разоры и козни, и всякую тмы власть [там же, с. 855].НеменеекрасноречивыпримерыизпоэзиимонахаГермана:стихотворение «Веселия день и спасения днесь...» на четверть посвященоописаниям пребывавших во тьме до Вокресения Христова. Портретозлобленного дьявола имеется даже в «Летописце».Вполне логично, что помимо многочисленных поэтических строк,вытканных световыми метафорами, важную роль в образной системеНовоиерусалимской школы играет поэзия страшного.
После панегирическойсоставляющей на второе место по яркости, эмоциональности можнопоставить именно описания ужасов: это образы смерти и мистическихживотных, символизирующих дьявола:Губитель враг рыкает, яко кит несытый,Змий Леофан, с лести змий лукаво свитый,Свивая себя, в тайных многих погружаяИ духом козней лстивых ко мне приближая [Никон 2004, с. 840].Образы змея, левиафана и кита пересекаются в средневековой литературе[Ле Гофф 2002, с. 148], в частности, в виршах, изобилующих библеизмами.НаэтомфоневпоэзииНовогоИерусалимавозникаетфеномензмееборческого сюжета.Подробное описание поединка со змеем содержит стихотворение из«Алфавита» к букве «И».
Посвящено оно не Георгию Победоносцу(стихотворение о нем также имеется в цикле, но без упоминания змея) идаже не Федору Тирону, но Иоанну Богослову. Апостол наделентрадиционным наименованием «громов сын», уходящим корнями вСвященное Писание. В одном только первом четверостишии слова с корнем«гром» употребляются пять раз. Это одна из характерных черт поэзииНовоиерусалимской школы: частое употребление однокоренных слов,символизирующих деяния святого, для его наименования и описания —замена традиционного имени.
Святому также сопутствует номинация77«девственный», почерпнутая из молитвословной традиции – как былопоказано выше, не уникальная. Обнаруживается перекличка с канонамисвятому («В начале бе Слово» – раздается голос грома) и Псалтирью, однакокомпозиция стихотворения оригинальна: Иоанн Богослов сражается сдьяволом, принявшим облик змея.Бóльшая часть текста строится на параллелизме с последовательнымописанием действий змея и Иоанна Богослова. Таким образом создаетсяэффект условного поединка между апостолом и лукавым. Мотивнизвержения древнего змея, возможно, заимствован из акафиста ИоаннуБогослову («Радуйся, громе, поражаяй древняго змия и его ангелов») илинепосредственно из Откровения (12:7-9), где повествуется о победе надзмеем-сатаной, которую одерживает ангельское воинство. Этот фрагментимеется также в изложении Мардария Хоныкова:Сниде аггел ключь бездны с ужем имущьк змию, иже зол и древний демон сущь.На тысящу лет в бездну заключити,мир же от его лести свободити [Белоброва 1993, с.
432].Но несмотря на змееборческий контекст, Иоанн Богослов предстает впервую очередь как учитель, носитель Божественной мудрости, и акцент наэто делается в стихотворении неоднократно. Слово – основное его оружие,он проливает «громословесный» дождь в бразды человеческих душ, остритсловеса ко спасению, гласно проповедует на стогнах – и пение, возносимоеисполнителями стихотворных строк, это лишь малые плоды, которых ждетотверующихпроповедник.Такоепониманиепоединкаможнорассматривать в ряду воинских метафор (щит веры, шлем спасения,обоюдоострый меч слова), характерных как для поэзии XVII в., так и длявсей древнерусской литературы.Подобно другим Новоиерусалимским стихотворениям с упоминаниемдьявола, образ змея здесь рельефен и ярок.
Для его описания используетсядаже звукопись: «Змий звиздом свистает, сладя гласы лестны» [Никон 2004,78с. 847]. Апостол и лукавый последовательно противопоставляются по рядусвойств, в стихотворении выстроены оппозиции: тьма-свет, низ-верх,изощренность-простота, тайна-гласность, недолгое-вечное. Возможно, впротивопоставлении Иоанна Богослова, который учит о добре и о Боге,змею, который научил распознавать добро и зло, проскальзывает мотивполемики с излишне мудрствующими риторами, столь актуальный длясовременников новоиерусалимских песнопевцев.
В отличие от многихдругих примеров Новоиерусалимской лирики стихотворение изобилуетовеществленной метафорикой. Отдельный интерес вызывает эпизод, гдезмей вылавливает «парящих» (благочестивых людей) с помощью удицылести (ср. библейский мотив вытаскивания удой самого Левиафана), в товремя как Иоанн Богослов цепляет и поднимает грешников на веревкемолнии.Подобнаяметафорическая«вещность»встречаетсявстихотворениях Кариона Истомина, особенно из Букваря к букве «П»:«чистоту в любви пугвица застегнет» [Истомин 1692, с.
20], однако впоследнемслучаеэтообусловленоформойстихотворногоцикла,необходимостью называть и обыгрывать в тексте стихотворения предметы сназваниями на соответствующую букву, в то время как акростих или инаятайнопись в рассматриваемом стихотворении из «Алфавита» пока необнаружена.Стихотворение к букве «А», хотя оно в меньшей степени сюжетновыдержанное, легко вписывается в тот же змееборческий контекст. На сейраз сам Бог является тем, к кому вопиют о защите от змея. Характерно, чтоэпитетом «сильный» снова назван нечистый:Стрелами силнаго в мя душа есть пронзенна.Пронзе его самого, ими же нас разит,Сам своим оружием в сердцы да преразит [Никон 2004, с.
840].Нельзя не заметить, что и существам мира тьмы сопутствует световаяметафорика, но сила этого света дурная (огонь змея, угли, греховный зной)— он несет не столько свет, сколько страшный жар.79Часто образы света влекут за собой топику воды и комплексы известныхмотивов, с нею связанных. Поскольку символы, сопряженные с воднойстихией,дуалистичны(соднойстороны,бурноемореземногосуществования, пучина грехов; с другой стороны – благодатный дождь,пучина милости), можно наблюдать, что позитивно трактуется, преждевсего, вода, сходящая с небес, как и свет:Вси Твои суть дары солнца светлы лучи,Их же красны, багры, манноросны тучи [Никон 2004, с.
842];Дождь громословесный, молние светлейшиБогослов небесный лиет нам теплейший [там же];Над солнцем краснейша, луны лучша праве,Очима свет твоима даждь и росу главе [там же];Оброси свыше преклоншие главы.Главы, греховным зноем опаленны [там же, с. 850].Как видно, образ благодатной воды дополняет этот комплекс топосовоппозицией к нечистому свету-жару.Итак, идея обособленности поэтического круга «новоиерусалимскихжителей» находит отражение в творчестве этой школы точно также, как впроизведениях приказных авторов возникает тема беседы мудрецов.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
