Диссертация (1101615), страница 16
Текст из файла (страница 16)
Кроме того,«афинская» премудрость как отличительная особенность книжного кругавозникает еще в топике приказных авторов, влияние которых на выговскуюшколу безусловно. Подобно категориям философского и риторского знания,образ используется приказной школой как в хвалебном, так и в осуждающемконтексте:Афинейския убо премудрости сладко есть слышати (справщик Савватий)[Виршевая поэзия 1989, с. 196];Афинейския бо ради премудрости никто не спасется (старец Феоктист)[там же, с. 242].Подобный пассаж есть и у Ивана Шевелева-Наседки о вреде латыни, «отеллин изложена» с горькой иронией в адрес афинских витий.85Известно, что выговцы интересовались литературным творчеством своихидеологических оппонентов и многому от них научились в планеобразности, композиции, стиля. Недаром в произведениях Семена Денисоваесть ссылки на поэтов древности со стихотворными пересказами их слов[Понырко 1974, с.
280] — явление исключительное, поскольку ранняя поэзияссылалась только на Священное Писание и канонические душеспасительныесочинения. Интерес к стихотворным достижениям других школ проявляетсяу выговцев не только на уровне формального ученичества, но и в планесодержания. Унаследованная идея авторитета высокой учености сопряжена уавторов этой школы с ощущением себя как последних хранителей истины,культуры древности. Премудрость и благочестие неразрывно связаны впоэтике Выга. Ярким примером этой связи может служить стихотворение«Увеселение есть юноши премудрость», написанное в самом начале XVIIIвека.Наставления отрокам существуют в поэзии XVII века в двух формах: этонапутствия нравственного характера (такие как послание Петра СамсоноваГригорию Евдокимовичу или наставление Стефана Горчака своему сыну) ипредисловия к учебным пособиям: грамматикам, азбукам, букварям.
Впроизведениях первой группы преобладают советы бытового характера: каквести себя в людях, как относиться к родителям и начальству. Подобныевирши могут быть положены в основу так называемых стихотворныхдомостроев: эта форма распространилась к середине XVII столетия, самыйизвестный пример — Виршевый домострой Кариона Истомина, являющийсяуже не переработкой, а самостоятельным дидактическим сочинением.
Чтокасается предисловий для юношества, желающего учиться, то этастихотворная форма известна с XVI века. Основным ее отличием являетсяпреобладание формул о мудрости и учености по сравнению с наставлениямиобщего нравственного характера. Именно таким представляется 12-строчноестихотворение неизвестного выговского автора, повествующего виршами отом, что премудрость — «увеселение» юности. Несмотря на наличие в этих86стихах сентенций о смирении и молитве, бóльшая часть характеристикотносится именно к процессу учения:чистота в премудрости зело позлащает,Удобрит любомудра житие покорно <...>Добро есть учащимся страх Божий имети <...>Да в добро учении себя позлащают [Силлабическая поэзия 1970, с.
301].Основной тезис стихотворения состоит в неотделимости мудрости отблагочестия — идея, особенно часто преподносимая в виршах выговскихстарообрядцев[Понырко1994;Юхименко2004].По-видимому,рассматриваемое стихотворение выполняло функцию предисловия длякакой-либо учебной книги, но впоследствии при переписывании приобрелосамостоятельноезначение.«Источникисохранилисведенияболеелюбопытные о том, что в пустыни занимались обучением грамоте людейприходящих; кроме того обучали детей, которых присылали издалекародители с этой целью» [Дружинин 1911, с.
6].С демонстрацией премудрости, как это уже было разобрано в связи сприказной школой, связана виршевая замысловатость, решение непростыхформальных задач в рамках стихотворения. Е. М. Юхименко указывает набарочность выговских сочинений [Юхименко 2008, с. 18] и вводит термин«выговский вариант барокко», подчеркивая преемственность по отношениюк московской литературе. Действительно, не чужды выговцам и такиеприемы, как акростих, богатые метафорические ряды, совмещение высокогокнижного (в духе литургической поэзии) и народного стиля, интерес кбарочным темам; кроме того, многие стихотворения сохранились в списках смузыкальной партитурой, в отличие от новоиерусалимских авторов —традиционно одноголосой.Идея поэтического текста как украшенного распространяется и напрозаические сочинения.
Поэтому, как и в случае с Аввакумом, творчествовыговских старообрядцев не распадается на стихотворную и прозаическуютрадициипоотдельности.Наоборот,синтетизм,сочетаниетрадиций87особенно характерны для авторов этой школы. Иногда стихотворныефрагменты органично вплетены в прозаические сочинения. Таково,например, «Слово воспоминательное Феоктисту Константиновичу» СофьиДаниловой, или же можно вспомнить стихотворные вставки в произведенияхСемена Денисова.Из важнейших категорий поэзии выговских авторов необходимо такжевыделить ощущение превосходства древнего над новым, основополагающуюидею «верности древнему благочестию» [Юхименко 2008, с.
20]. В виршах оправедниках непременно используется этот топос: «в древней веренаставляя»; о науке, полезном учении, говорится «древнее святых отецпредание». Древнее знание как наиболее ценное и лучшее, таким образом,прочно входит в философию выговских стихотворцев.Отношение выговских поэтов к слову. Наиболее частая рифма ввиршах выголексинских авторов — «радость» - «сладость», фигурирующая вторжественном контексте и формирующая его вокруг себя. Постоянно впоэзии Выга звучит и заимствованный из христианской гимнографии эпитет«сладкий»(«сладчайший»,«пресладчайший»,«всесладчайший»),употребляемый по отношению к праведникам — часто с утратой исконногозначения:ох, ни сладких очес случше [Силлабическая поэзия 1970, с.
306];тебе, сладчайша света, поминаю [там же, с. 305];яко остави нас християнска сладость [Понырко 1974, с. 282];ты сладкая моя память [там же];сладчайшая вас милость вельми понуждает [там же, с. 286];сладчайшия очи не отверзошася [Юхименко 2008, с. 294].Благодаря неоднократному повторению этого определения в выговскихвиршах формируется два важнейших топоса: противопоставление горького88сладкому (как в рифме, так и во внутристрочной позиции) и сладость какмастерство, красота и чистота речи проповедника. Топосы тематическипримыкают друг к другу и потому могут легко совмещаться, а регулярнаяоппозиция«горечь»-«сладость»способствуетвыстраиваниюпараллелизмов, которыми насыщена выговская поэзия:Кто бо скорбящия ны сладко утешает,Кто горесть нашу в сладость дивно прелагает [Понырко 1974, с. 284];Глас медоточен не падает в слуха,горесть разделяем плачевнаго духа [там же, с.
283].Нередко в виршах говорится о том, что «горечь полынная» повседневныхнужд и скорбей братии может быть облегчена «медоточным» гласомпастыря.Эти повторяющиеся образы демонстрируют огромную роль красоты словаи дара утешения словом в выговском мировосприятии. Эта же системапонятий раскрывается с обратной стороны, когда в стихотворных посланияхпоявляется традиционный мотив словесного бессилия автора: «Добраго тядобре грубыми слоги» [Понырко 1974, с. 285].Как бывает и в поэтике приказной школы, послание Илии Сименовичу(строка из которого была приведена) написано прежде всего ради того,чтобы засвидетельствовать любовь, завещенную Христом: об этом прямоговорится в тексте стихотворения.
Акростих гласит: «Честнейшемугосподину Илии Семеновичу, здравствуи» — явно вариант формулы«такому-то радоватися». Помимо стремления «воздать долг», написатьстихотворное послание с заверениями в любви, адресант ничего недобиваетсявпределахстихотворноготекста.Такимобразом,самодостаточность стихотворного привета, намеченная в начал столетия,поддерживается и усиливается в выговской поэтической традиции.Напоминает приказные вирши и послание пустынников к М. И. («Невемы, како можем тя благодарити»). В нем содержится размытая просьба квысокопоставленномулицуозаступничестве.Ввиршаххорошо89просматриваются политические мотивы, однако наиболее интересныпанегирические описания адресата:премудра, милосерда повсюду глашают,Мудро утешающа в скорбех печальных,тепло заступающа в напасти отданных <...>Медовна убо сладость много услаждает,ваша же коль премудрость щедро утешает [Понырко 1974, с. 286].Помимо уже описанного топоса сладкогласия, здесь содержитсяпонимание мудрости как средства утешения.
Это явно новый мотив посравнению с мировосприятием приказных авторов: в виршах появляетсячувственнаямудрость,анесоревновательно-игровая;красноречиеоказывается на службе милости. Философия этой спасительной иутешающеймудростисложиласьнаВыгеблагодаряглубокойпроповеднической традиции, бытовавшей в старообрядческой общине.Помимо этого, старообрядцы ощущали себя отверженными, последнимихранителями древних истин, гонимыми обществом, а потому именно темымилости и защиты от внешних и внутренних напастей преобладают в ихкультуре,ориентированнойновоиерусалимскиминабогослужение.славословиями,Посравнениюнаполненнымиссчастьемсуществования и предчувствиями райского великолепия, вирши выговскихпоэтов — слова гонимых, слова борцов за правду, вынужденныхсуществовать в оппозиции по отношению к государственной идеологии.Преломление фольклорных и литературных традиций в поэзии.Проповедническиетрадиции,словесности, закладываютлежащиевосновевыголексинскойпринцип ориентации на устное исполнениевиршей.
Многие из них, как уже было сказано, пелись. Некоторые тексты,впитывшие в себя народную образность и интонацию, складывались вподражание духовным стихам и иным устным жанрам, бытовавшим вВыгореции,90«Слово воспоминательное Феоктисту Константиновичю на 40 день» заавторством Софьи Даниловой впитало в себя традиции фольклорных плачей.Оно напоминает стихи Евфимии Смоленской (сер. 50-х гг. XVII в.)благодаряихгенетическомусходству:«Молитва»Евфимии,женысвященнослужителя, представляет собой любопытное соединение топикибогослужебных текстов, а также духовных стихов и плачей фольклорногопроисхождения.Вирши Софьи Даниловой — тоже синтетическое произведение, вкотором проза перемежается виршевыми фрагментами, представляющимисобой прямую речь собравшихся у могилы Ф.
К. Долгого (в том числевключены слова от лица его сына, дочерей и самого покойного).Стихотворные фрагменты, как драматические декламации, передают особуюэмоциональность и лиризм ситуации. Подобного рода формы диалогов стеми, кто не может ответить, встречаются и в литературных плачах школыСимеона Полоцкого, и в уже упомянутой «Молитве» Евфимии Смоленской,где символичной отсылкой к Евангельскому эпизоду звучит прямая речьмладенца, еще не умеющего ни ходить, ни говорить.Однако основным источником выговского стихотворения все-такиследует считать именно фольклорную традицию, в русле которойформируется и драматичность ситуации (монологи «по ролям»), ихарактерные ряды вопросительных и восклицательных предложений(синтаксический параллелизм), и обращение к умершему как к живомучеловеку, которого упрекают в том, что он равнодушен к живым,безразличен к уговорам восстать из могилы.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
