Диссертация (1101185), страница 17
Текст из файла (страница 17)
Глава.Онирические мотивы в романе В.Я.Брюсова «Огненный ангел».§1.Онирические мотивы и проблема жанра.Шел Петров однажды в лес.Шел и шел и вдруг исчез,«Ну и ну, – сказал Бергсон, –Сон ли это? Нет, не сон».Д. ХармсПочти во всех исследованиях, посвященных роману «Огненный ангел»,поднимается вопрос жанра. Как мы уже писали, за этим вопросом скрываетсяпроблема интерпретации онирической проблематики романа, от которойзависитобщеепониманиесюжета.Существуетмножествоверсийотносительно того, что собственно произошло на уровне сюжета и каковоавторскоеотношениекпроизошедшему.Вприжизненнойкритике«Огненный ангел» анализировался как роман, давший натуралистическоеописание истерички (Л. Гуревич111) и создавший тип женщины с какой-тосмутной душевной драмой (А. Левинсон112). П.Коган113 полагал, что романближе скорее не к художественному произведению, а к научному трактату[Коган:347].К. Бальмонт считал «Огненный ангел» историческим романом и писалБрюсову 16 сентября 1910: «К «Огненному ангелу» твоему, согласен, я несправедлив, быть может.
Но дело в том, что исторический роман, в принципе,я считаю формой глубоко-фальшивой и неприемлемой и поистине, не всостоянии даже читать исторические романы, – разве что читать их поанглийски, что совершенствоваться в английском разговорной речи»[Переписка Брюсова с Бальмонтом:220].111Гуревич Л.Дальнозоркие // Русская мысль. 1910. Кн.3. С.143-155.Левинсон А. Валерий Брюсов. Огненный ангел. Повесть XVI века, в двух частях// Современный мир. 1909. № 3. С.124-126.112113Коган П.
Очерки по истории новейшей русской литературы М., 1910. Т.3,Вып.280Андрей Белый напротив же в рецензии на роман определяет«Огненный ангел» как «произведение извне историческое <…>, изнутри жеоккультное. Фабула, так неожиданно, даже механически оборванная, естьрассказ о том, о чем нельзя говорить, не закрываясь историей» [Белый1909:91]. Эллис114 считал, что «символизм привходит в него <роман –примечание мое, М.П.> как один из существенных элементов» [Эллис:204],при этом сам роман не является целиком символическим.
«Главноедостоинство этого историко-психологического романа, – пишет он, –совершенная стройность перспективы, выдержанность всех сложных плановсозерцания, начиная от первого, реально-бытового, и кончая самымпоследним – оккультным, являющимся как бы пределом, горизонтом всегокругозора» [Эллис:203].М.А.Кузьмин115 трактовал роман Брюсова как прекрасно выполненнуюстилизацию (стилизацию он понимал как «перенесение своего замысла визвестную эпоху, и обличение его в точную литературную форму данноговремени»): «Совершенно брюсовские коллизии героев, брюсовский (инепогрешимо русский) язык сочетаются так удивительно с точной иподлинной формой немецкого автобиографического рассказа XVI века»[Кузьмин:9].Чертыстилизациив«Огненномангеле»отмечаетиС.Соловьев116.
Причем, это беспрецедентный опыт стилизации в русскойлитературе. С.Соловьев пишет: <…> при этой работе Валерий Брюсов неимелпредшественниковврусскойлитературе.УПушкинаестьвеликолепные фрагменты романа из римской жизни, написанные стилем114Эллис. Русские символисты. М.: Мусагет, 1910.115Кузмин М. О прекрасной ясности: Заметки о прозе // Аполлон. 1910. № 4. С.5-10.Соловьев С. Валерий Брюсов. Огненный ангел. Повесть XVI века // Русскаямысль. 1909. Кн. 2. С.29-30.11681Тацита и Апулея. Но только фрагменты. Выдержать целую повесть в стилечуждого нам века впервые удалось Валерию Брюсову» [Соловьев:29].С.П.Бобров117 указывает, что Брюсов виртуозно передает психологиюСредневековья.
Перед автором «Огненного ангела» стоит «задача трудная инезаурядная – проникнуть в глубь средневековья, заглянуть в самую душуего – в мистику и найти затем на палитре современности краски, могущиепередать это «святая святых» людей XVI века. Обыкновенно художники,бравшиеся за эту задачу, ограничивались тем, что списывали одну, чистовнешнюю сторону жизни средних веков, которую и изображали более илименее талантливо. Психологическая же, интимная сторона всегда оставлялажелать за собой много лучшего. У автора «Огненного ангела» как разпротивоположное» [Бобров:7]. Ю.Айхенвальд118 же придерживался как разпротивоположного мнения: «Вся постройка возведена на фундаменте изкниг. Все составлено, прилажено одно к другому; есть отдельные счастливыепассажи и сцены, – но все время бросаются в глаза белые ниткиисторических сведений и справок. <...> Нет души у людей и духа у времени»[Айхевальд:25].А.А.Измайлов119, рассматривая роман Брюсова, высказывает позицию,соединяющую сразу несколько точек зрения.
«Огненный ангел» – это «романстилизованный», но стилизованный «не в том, более утонченном пониманиитермина «стилизация», какое создано последними годами, но в болеешироком понимании – подделки под старину, воссоздания тонов старины»[Измайлов:90-91]. Обращает внимание Измайлов и на научность «Огненногоангела» и пишет, что «в своем романе Брюсов – мозаист, а не творец,117Сербов [Бобров С.П.] В. Брюсов. Огненный ангел. // Ребус. 1908. № 29 (1354).118Айхенвальд Ю.
Валерий Брюсов: Опыт литературной характеристики. М., 1910.119Измайлов А.А. Помрачение божков и новые кумиры. М., 1910.С.7.82составитель, а не поэт» [Измайлов:91]. Образ Ренаты он истолковывает какобраз «загадочной девушки, истерички и галлюцинатки» [Измайлов:91].Пограничные состояния героев брюсовского романа, по мнению Измайлова,– это аффекты, имеющие сугубо психические основы. И «Огненный ангел» –это роман, безусловно, исторический, повествующий о событиях XVI века,которые к современности никакого отношения не имеют, и иметь не могут.«Но в целом трудно отогнать мысль, не раз прорезающую чтение: нужно ли?– задается вопросом А.А.
Измайлов. – Да, конечно, был такой темный век, итогда попадались сотнями изломанные, больные, галлюцинирующие люди.Но так ли подлинно интересно восстановлять точку зрения ушедшего века,на которую сейчас при всем желании не может даже на минуту стать векнынешний?» [Измайлов:92].Подводя итоги этому краткому обзору прижизненной критики, можнозаметить, что с самого начала участия романа в литературном процессеоформился круг основных проблем, над которыми работали позднейшиекритика и литературоведение. А именно вопрос жанровой принадлежности«Огненногоангела»исвязанныйснимвопрострактовкиприсутствия/отсутствия сверхъестественных сил в романе120.
Наметились иосновные пути разрешения этих вопросов. Жанр «Огненного ангела» могопределяться как исторический роман (мемуары, стилизация, обсуждалосьсвоеобразиебрюсовскогоисторизма)икакроманнеисторическийХотя, строго говоря, на отнесение текста к определенному литературномунаправлению и жанру влияет не столько само наличие / отсутствие мистического элементав тексте, сколько наличие/ отсутствие мистического в культурной традиции, к которойпринадлежит критик. То есть, если критик допускает существование сверхъестественного,то текст, где действуют сверхъестественные силы, может трактоваться по-разному и,например, считаться реалистическим. Если же критик не допускает существованиясверхъестественного, то участие подобных сил в романе может описывать срациональных, с точки зрения критика, позиций.
Например, как выражение психическихсостояний героев. Причем, логика текста и логика автора иногда могут не учитываться. Вобщем, при формировании суждения важную роль играет аксиологическая шкалаисследующего.12083(символистский, оккультный, символистская стилизация). Вмешательствосверхъестественных сил в жизнь героев трактовалось либо как выражениеболезненной психики героев, результат суеверий темного века, либо каквполне вероятное, на уровне сюжета, событие.Литературоведение советского периода рассматривало «Огненныйангел»какисторическийроман(Б.И.Пуришев121,Д.Е.Максимов122,С.Д.Абрамович123, А.
И.Белецкий124, З. И.Ясинская125), причем отмечалосьПуришев Б.И. Брюсов и немецкая культура XVI века // Брюсов В. Собр. соч.: В 7т. Т. 4. С.328-341. Б.И. Пуришев описывает влияние немецкой культуры XVIвека натворчество Брюсова. Определяя жанровую природу «Огненного ангела», исследовательсоотносит этот текст с произведениями XVIв. И приходит к выводу, что к «Огненномуангелу» в жанровом отношении наиболее близки немецкие романы XVII века (Мошерош,Гриммельсгаузен), так как и в том, и в другом случае повествование ведется от лицаглавного героя. Но ближе всего к «Огненному ангелу» стоит такая популярная в эпохуВозрождения жанровая форма, как мемуары. И Рупрехт называет свой текст именномемуарами.
Для Б.И. Пуришева важно проследить приметы эпохи в тексте романа иобъяснить, какую роль в нем играют фаустианские эпизоды. Доктор Фауст, по мнениюПуришева, не только усиливает исторический колорит, но символизирует вечный порывчеловека к предельному знанию.121Максимов Д.Е. Поэзия Валерия Брюсова. Л., 1940; Максимов Д.Е. Брюсов.Поэзия и позиция. Л. 1969.122Абрамович С. Д. Женские образы в исторических романах В.Я. Брюсова //Брюсовские чтения 1983 года. Ереван,1985. - С.114-125. С.Д.Абрамович относит«Огненный ангел» к историческим романам, но встречу Рупрехта и Ренаты трактует какинициацию. «Его <Рупрехта – примечание мое – М.П.> властно влечет не столькопрелесть Ренаты (эротические сцены трактованы здесь как раз очень сдержанно),сколько тайна: ведьма <…> эта женщина или просто несчастная истеричка?»[Абрамович:117].
Сгущение загадочности, превращение любви в мистерию – вот главнаязадача романа, по мнению С.Д.Абрамовича. В основе «Огненного ангела» лежитлитературная полемика В.Брюсова с младосимволистами, а именно с идеями «ВечнойЖенственности» и сверхчеловеческого избранничества, которое В.Брюсов представляетв романе как пугающий процесс расчеловечивания, ведущий к страшным результатам.Таким образом, хотя С.Д.Абрамович рассматривает «Огненный ангел» в русле традицииисторического романа, мистический план этого текста тоже попадает в поле его зрения.И разбирается с точки зрения социально-культурной ситуации (литературной борьбы)1900-1909 годах.