Диссертация (1101185), страница 12
Текст из файла (страница 12)
Поэтому ключевая особенность онирической мотифемы впостмодернизме – это ее развернутость. Нередко онирическая мотифемавключает в себя весь текст. Исследователи отмечают этот процесс, не касаясьпричин его возникновения. Так, В.В.Савельева пишет: «Литературапостмодернизма продолжила диффузию сна и яви в пределах одного текста»[Савельева:79].Н.А.Нагорная подчеркивает, что сновидения «перестаютбыть «вторым миром», «отдельной реальностью», занимают свое место вповседневности, становятся равны ей и даже больше нее» [Нагорная:120].Часто онирический дискурс возникает по умолчанию и не требуетобъявления.54Например, в романе Саши Соколова «Между собакой и волком»онирическое пространство и есть пространство словесности, а то или иноесобытие может произойти, потому что именно так разворачиваетсяпословица или загадка.
Например, один из основных конфликтов романа –конфликт Ильи Петрикеича с егерями начинается из-за убийства существа,которое Илья Петрикеич принимает за волка, а егеря считают гончей.Встреча Ильи Петрикеича с этим существом описывается так: «Веришь - неверишь, но есть кое-кто тут невидимый среди нас. Тормознул и светильникдостал – гори – гори ясно, с огнем храбрей. И тут волка я усмотрел засувоями. Не удивляйтесь, зимой эта публика так и снует семо-овамо, следов– угол.
Лафа им, животным, что воды мороз мостит, и без всякой Погибелиобойдешься. Перевези, ему говорят, на ту сторону козу, капусту и дажечекалку. Только не сразу, а в два приема, чтобы не извели друг дружку повыгрузке. И кто с кем в паре поедет, а кто один – решение за тобой. Ни козу,ни капусту везти не желаю, Погибель сказал, а тем паче его, пусть и внаморднике, перипетий нам на переправе хватает и без того.
И когдаусмотрел за суметами серую шкуру и глаз наподобие шара бесценногоелочного с переливами, то заскучал я, козел боязненный <курсив мой>»[Соколов:157]. На уровне текста перед нами темарематическая прогрессия,относящаяся к типу последовательного развития.
Такая модель соединениясмысловых фрагментов преобладает в тексте романа и определяетсяпограничным состоянием сознания рассказчика. Опьянение не дает емудолго фокусироваться на одной теме и формирует особый, постоянноизменчивый,«скользящий»образмира.Этотпринципсоединенияфрагментов подчиняет себе и фабулу, разбивая повествование на множествочастей, а изображаемый мир на множество осколков. Причудливоесоединение этих осколков в сознании рассказчика создает эффектирреальности и экзотичности происходящего. С помощью последовательногоразвития могут соединяться тексты разных жанров и стилей и, такимобразом, вступать в соотношения.
Например, в разбираемом фрагменте Илья55Петрикеич сначала рассказывает о том, что заметил волка. Потом идет текстзагадки, по условиям которой нужно перевести козу, капусту и волка налодке в два приема. Но условия загадки оказываются обстоятельствамижизни, а перевозчик Погибель нарушает жанровые каноны. Он не собираетсяперевозить ни капусту, ни козу, ни тем более волка, потому что не желаетникаких происшествий на переправе. Погибель уезжает и оставляет волка.Действие же продолжает разворачиваться, опираясь не только на жизненныеобстоятельства, но и по условиям загадки. Илья Петрикеич чувствует себя /оказывается «козлом боязненным», испуганным козликом, оставшимся сволком на одном берегу из-за неправильного решения. Как можно заметить,загадка о козе, капусте, волке и лодке маскируется под бывальщину-меморат,но остается на самом деле загадкой.
И эта загадка на уровне логики являетсяслучайной вставкой в рассказ о встрече с волком/собакой, в мире жепроизведения может быть скрытой причиной этой встречи. Закольцованностьфрагмента («И тут волка я усмотрел за сувоями» - «И когда усмотрел засуметами серую шкуру») подчеркивает его целостность и обращает вниманиена внутреннюю связанность. В ассоциативный ряд включается и фамилияперевозчика – Погибель, который соотносится в романе с Хароном.
А вовремясхваткиИльиПетрикеичасволком/собакойнадействиенакладывается эпизод борьбы Мцыри с барсом.В этом фрагменте читатель сталкивается с неким существом, котороепо законам онирического пространства нужно узнать, понять, кто оно насамом деле, изначально оно семиотически не определено. Заглавие «Междусобакой и волком» описывает причину конфликта Ильи Петрикеича сегерями. Конфликт происходит из-за невозможности различить волка исобаку. Илья Петрикеич встречает на льду существо, принимаемое им заволка. Он борется с волком, как Мцыри с барсом.
Но егеря считают, что ИльяПетрикеич извел гончую и мстят ему, крадут костыли. Позже сам ИльяПетрикеичтоже объясняет убийство собаки/собак местью, местью за56костыли: « Я ж единственно пару выжловок в отмщенье из берданы успелпорешить, но и те бестолковые» [Соколов: 217].
Как видно из этого примера,вмиреЗаитильщинымогутсосуществоватьнескольковерсийпроизошедшего, там действует не рациональная логика причин и следствий,а иррациональная логика онейросферы, а также законы жанра и созвучий.Но заголовок романа не только описывает основной конфликт романа,но и раскрывает тему неопределенности вещей и их внутренней взаимосвязи.Он отсылает читателя к латинской идиоме «inter canem et lupum»,обозначающей время сумерек. В этом сумеречном пространстве предметытеряют свои очертания, события сливаются с друг другом. Стираются имена.Егерь, повесившийся на спор, оказывается одновременно и Петром, иФедором, и Егором:«Тут похоронен ПетрПо прозвищу Багор,Его все звали Федор,А он себя – Егор» [Соколов2008: 200] .К роману дано два эпиграфа.
Эпиграф из Пушкина закрепляетвременное и максимально широкое понимание заглавия:«Люблю я дружеские вракиИ дружеский бокал винаПорою той, что названаПора меж волка и собаки» [Соколов: 5].Эпиграф из Пастернака переносит идиому на уровень сюжета:«Молодой человек был охотник» [Соколов: 5].57Механизм наложения текстов и взаимодействия их с друг другомособенно ярко выражается в функционировании евангельских мотивов вромане. Илья Петрикеич пересказывает мысли из книги, виденной им уЗапойного Охотника: «Куда полезней там иной урок. Нечего, учит,приставлять целые заплаты к тряпью рваному - неказисто.
А потом – целоето к чему раздирать. Вот это – про нас, это мы понимаем. Но, признаться, ионо ни к чему как-то фактически, ведь имеем ли новое среди хламотынашенской» [Соколов: 99]. Илья Петрикеич воспринимает притчу какпрактический совет по починке одежды.
Также он отвергает за ненадобностьпритчу о новом вине и старых мехах, потому что в Заитильщине никогда небывает вина на целую бочку. Кажется, Илья Петрикеич рассматривает толькобытовой план притч, но его размышления по поводу притчи о сеятелепереносят все его рассуждения в другой контекст и проявляют в них ещеодин смысл. Притчу о сеятеле Илья Петрикеич рассказывает так: «1.И ещеодин случай произошел. Сеял, якобы, сеятель. Неясно, где - на Рунихах, наЛазаревом ли Поле, у Бабкина ли Креста.
2.Тоже было: сошлась однабогаделка с Зимарь – Человеком в лесах – и Кондратий её с испугу хватил.Постепенно находят. Очи у нее ворон выклевал, грибки в туеске червячокпоел, а бор как стоял – так и стоит вокруг, пока не сгорит. И вкопали на тойполяне на память крест. 1,3Сеятель же одно зерно при дороге бросил, другоена камни какие-то уронил, третье в чертополох, и лишь четвертое болееменее удачно поместить ему удалось.
Итого, одно зерно кречет усвоил,второе - коршун, иное – перепела. А вы как думали? Им продовольствоватьсяхочешь не хочешь, а тоже крутись. Зато четвертое взошло с грехом пополами выдало ни с того ни с сего урожай непомерный – сто зерен. Почитал я тукнигу охотникову и осознал: перемелется <деление на части мое>» [Соколов:99]. Первая часть притчи дается как бывальщина – фабулат, потом по ужеразобранной нами схеме присоединяется вторая часть, выглядящая кактопонимическое предание, третья часть продолжает первую. ИнтерпретацияевангельскоготекстаИльейПетрикеичем,58гдетрипервыхзернасклевываются тремя видами птиц, тяготеет к фольклорной симметрии, ноимеет и рациональной объяснение – птицы с трудом добывают пищу исклевывают любое зерно.
Однако самое важное – это вывод, который делаетИлья Петрикеич. Это не бытовой вывод о том, как надо сеять, подобныйвыводам Ильи Петрикеича из первых двух притч, а заключение онеизбежном преодолении трудностей и печалей, мысль о том, чтообязательно будет взошедшее зерно. И хотя среди «хламоты» Заитильщинынет ничего нового, нет и не откуда взяться вину, разрывающему ветхие мехи,но по обещанию переосмысленной евангельской притчи зерно не может невзойти. Эти воспоминания Ильи Петрикеича о книге Запойного Охотникапрерывают его рассказ о созвездьях.
«Что есть счастье, и что есть несчастье,милый вы мой?» - спрашивает Илья Петрикеич [Соколов: 97]. И отвечает,что «счастие – это, когда оно есть» [Соколов: 97], но оно «перемелется»вместе с жизнью. И рисует Илья Петрикеич последнее отплытие на лодкеперевозчика Погибель и посмертное странствие, плаванье среди созвездий,похожих на тех, с кем он вместе прожил жизнь. Пересказ советов из книгиЗапойногоохотникапрерываетэтоповествованиестилистическимснижением, но, по сути, является его самой высокой точкой. Утверждением отом, что как перемелется жизнь, так перемелется и смерть.Таким образом, мы видим, чтоПетрикеичавпограничноесостояниепомещение рассказчика Ильисознания,тоестьсозданиеонирического актанта – это основной прием структурирования текста, спомощью которого разрушаются привычные временные и причинноследственные связи, и начинает действовать логика жанра и языка.
Однакоуничтожение рационального единства времени и места сопровождаетсясозданием новой модели мира, действующей по другим законам. На уровнетекста повествование, построенное по рассмотренной нами схеме (часть 1 –тема 1, часть 2, присоединенная последовательным развитием, - тема 2,нарочито не связанная с темой 1, но имеющая скрытое отношение к ней,59часть 3 – развитие темы 1, обогащенное возможностями темы 2), не может несостоять из постоянных повторений. Эти повторения – часть цикличности,наблюдаемой на всех уровнях произведения.Время в мире Заитильщины циклично. Орина рассказывает ИльеПетрикеичу о своем романе с кустарем, к которому бабушка отправила её сошкуркой лиса, о конфликте кустаря с матросами и исчезновении из её жизнии матросов, и кустаря.