Диссертация (1101035), страница 2
Текст из файла (страница 2)
–С. 253-257. http://elibrary.ru/item.asp?id=22015089Лю Сяо. Метафора и корпус // Гуманитарные, социально-экономические иобщественные науки. – 2015. – № 2.http://elibrary.ru/item.asp?id=23101822Лю Сяо. Метафорика стихий в «Беовульфе» // Филологические науки:Вопросы теории и практики. – 2015. – № 1-2 (43). – С. 133-135.http://elibrary.ru/item.asp?id=22662439Лю Сяо. Английские метафоры с компонентом «природа» в светеконцепции У-Син = Liu Xiao (PRC) English metaphors with thecomponent “Nature” in the light of Wŭ Xíng // Язык, сознание,коммуникация.
Вып. 51. – М.: МАКС Пресс, 2015. – С. 15-40.http://elibrary.ru/item.asp?id=23826606Работа состоит из Введения, трех глав, Заключения, спискаисточников фактического материала, а также Библиографии.8ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ ИССЛЕДОВАНИЯ МЕТАФОРЫОпределение сущности метафоры вызывало дискуссии на протяжениивсей истории языкознания, а также истории философии, психологии,литературоведения. Интерес к метафоре не прекращается и по сей день:достаточно отметить, что поиск «метафора» на ресурсе e-library.ru/ даетболее 6 тысяч ссылок на посвященные данной проблематике статьи,монографии, диссертации и т.д.1.1.
МЕТАФОРА В ПОЭТИКЕ И КОГНИТОЛОГИИСам термин восходит к греческому µετα-φορά, ή ‘переносное значениеслова’ [Вейсманъ 1899: 806] и впервые появляется в «Поэтике» Аристотеля,ср.: «Метафора – перенесение слова с измененным значением из рода в вид,или из вида в род, или из вида в вид, или по аналогии» [Аристотель 1998:1097]. Говоря о достоинстве поэтической речи («слог поэта должен бытьясным и не низким»), Аристотель считает, что «…метафоры, украшения идругие виды слов <…> сделают слог благородным и возвышенным, аобщеупотребительные выражения придадут ему ясность» [Аристотель1998: 1108-1109]. Весьма важным и, пожалуй, наиболее употребительнымтропом метафора становится в риторике, поскольку имеет безграничныйспектр«сопоставленийиобразовпредметов»,такчто«областьметафоризации безгранична» [Волков 2001: 220].Важно отметить при этом, что в последней четверти минувшегостолетия «центр тяжести в изучении метафоры переместился из филологии(риторики, стилистики, литературной критики), в которой превалировалианализ и оценка поэтической метафоры, в область изучения практическойречи и в те сферы, которые обращены к мышлению, познанию и сознанию,к концептуальным системам и, наконец, к моделированию искусственногоинтеллекта» [Арутюнова 1990: 5-6].
В наше время метафоры можновстретить в текстах, относящихся к самым разным отраслям научного9знания, при этом речь отнюдь не идет только о таких традиционногуманитарных дисциплинах, как литературоведение и литературнаякритика, риторика, теория изящных искусств, философия, логика,психология, психоанализ, герменевтика, семиотика и подобные им.Во многом именно интерес к метафоре породил целое направление всовременном научном поиске – когнитивные исследования, в основукоторых положено «предположение о том, что человеческие когнитивныеструктуры (восприятие, язык, мышление, память, действие) неразрывносвязаны между собой в рамках одной общей задачи –осуществленияпроцессов усвоения, переработки и трансформации знания, которые,собственно, и определяют сущность человеческого разума» [Петров 1988:41].В отличие от прочих рассматриваемых в литературоведческихисследованиях поэтических тропов и фигур, метафоры чрезвычайноуниверсальна.
По мнению Р. Хоффмана, метафора «может быть примененавкачествеорудияописанияиобъяснениявлюбойсфере:впсихотерапевтических беседах и в разговорах между пилотами авиалиний,в ритуальных танцах и в языке программирования, в художественномвоспитании и в квантовой механике» [Hoffman 1985: 327]. В целомсоглашаясь с высказанным, добавим, однако, что в качестве естественныхограничителейможетвыступатьнесовместимостьметафорсособенностями инструктивными, прескриптивными и комиссивнымижанрами, результате чего, в частности, метафорам не место в техническихили медицинских инструкциях, в правилах поведения, в служебныхинструкциях, в судебных и прочих юридических документах, в присягах,ультиматумах, договорах и экспертных заключениях, в патентах, в анкетахи т.
п. Там же, где требования к «букве» не столь строги, где центрвнимания переносится от рационального к эмоциональному, метафоравполне уместна. В эмоциональном воздействии на адресата может быть10заинтересован не только литератор, но и адвокат в зале суда. Поэтомуэмоциональное играет огромную роль в нашем практическом мышлении,которое определяет и наше поведение, и нашу повседневную речь, а этосоздаетпредпосылкидляактивногофункционированияметафор.Благодаря метафорам мы можем сопоставлять несопоставимое, именно сметафорического переноса возникают новые значения и их оттенки, новыетермины и новые понятия.
Так, по выражению Н.Д. Арутюновой,«создавая образ и апеллируя к воображению, метафора порождает смысл,воспринимаемый разумом» [Арутюнова 1990: 10].В отличие от философов-рационалистов, которые требовали отговорящего логической четкости и строгости и которые видели всклонностичеловеческоголюдейкметафорическомунесовершенства(ср.[Гоббсвыражению1936:62]),проявлениефилософыромантического склада, рассматривали метафору как единственный способвыражения не только мысли, но и самого мышления. Так, по мнениюФ. Ницше, «мы думаем, что знаем кое-что о самих вещах, когда говорим одеревьях, красках, снеге и цветах; на самом же деле мы обладаем лишьметафорамивещей,которыесовершеннонесоответствуютихпервоначальным сущностям» [Ницше 2015]. Итак, в то время какрационализм отвергал метафору как неадекватную форму выраженияистины, философский иррационализм метафору абсолютизирует.
Болеетого, варианты и разновидности такого подхода к роли метафоры впознании встречаются во всех философских концепциях, связанных спринципами антропоцентричности, интуитивизма, мифо-поэтическогомышления и национальных картин мира.Как убежден Х. Ортега-и-Гассет, «метафора – необходимое орудиемышления, форма научной мысли» [Отрега-и-Гассет 1990: 68]. Философописывает процесс появления нового понятия просто, однако более чемубедительно: «Когда ученый открывает дотоле неизвестное явление, то11есть когда он создает новое понятие, он должен его назвать.
Посколькусовершенно новое слово ничего не говорило бы носителям языка, онвынужден пользоваться существующим лексиконом, в котором за каждымсловом уже закреплено значение. Чтобы быть понятым, ученый выбирает,такое слово, значение которого способно навести на новое понятие.Термин приобретает новое значение через посредство и при помощистарого,котороезанимсохраняется.Этоиестьметафора».[Отрега-и-Гассет 1990: 69]. Однако метафора нужна нам не только для того,чтобы обозначить некий результат деятельности нашего мышления, но идля мышления как такового. Как восприятие, так и мышление лучшеусваивают то, что изменяется. Китайская письменность, в отличие отбуквенногописьма,непосредственнообозначаетпонятия,поэтомупо-китайски писать или читать значить думать. Когда после несколькихтысячелетий монархического строя понадобилось обозначить новое длясуществующего тогда китайского языка понятия «республика», былопринято решение обозначить его сочетанием иероглифов «общий»,«согласие», «государство».
Тем самым понятие «республика» в китайскомязыке представляет собой представление о государстве, управляемом всоответствии с согласием всех граждан. Как считает Х. Ортега-и-Гассет,«метафора представляет собой нечто вроде такого рода сочетанийидеограмм, позволяющих нам обособить труднодоступные для мыслиабстрактные объекты и придать им самостоятельность» [Отрега-и-Гассет1990: 75]. Наше познавание мира идет от простого к более сложному, отпредельно конкретного к менее конкретному, а затем и к абстрактному, такчто «все огромное здание Вселенной, преисполненное жизни, покоится накрохотном и воздушном тельце метафоры» [Отрега-и-Гассет 1990: 77].Главой«Силаметафоры»заключаетсвоюпосвященнуюсимволическим формам в человеческой культуре книгу «Язык и миф»Э Кассирер, см.
[Cassirer 1925]. По мнению философа, как бы ни12различались язык и миф содержательно, и тому, и другому свойственнаодна и та же концептуальная форма, которую можно кратко обозначитькак метафорическое мышление. В отличие от логического мышления, в и вязыковом, и в мифологическом мышлении специфические отличия могутнивелироваться: «Каждая часть эквивалентна целому, каждый экземпляр –виду или роду как таковому.
Каждая часть не только репрезентирует целое,а индивид или вид – род, но они ими и являются; они представляют нетолько их опосредованное отражение, но и непосредственно вбирают всебя силу целого, его значение и действенность» [Кассирер 1990: 38].Занимаясь проблемами дологического мышления, как оно отложилось вмифологии, в религии, в искусстве и, наконец, в языке, Кассирерпостулирует целостность человеческого созанния, которое объединяетсамые разные виды ментальной деятельности.
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
