Автореферат (1100637), страница 6
Текст из файла (страница 6)
Разбивка наразделы объясняется не внутренним движением книги, художественной необходимостью, носкорее спонтанной импровизацией, стихотворения в этих книгах можно перемещать израздела в раздел, что не влияет на качество «частей» и качество «целого». Таким образом,сборники, которые в глазах читателей и критиков представали двойниками «Громокипящегокубка», на самом деле, не являлись таковыми или являлись лишь отчасти. Можно утверждатьсхожесть этих книг не с «Громокипящим кубком», а с брошюрами поэта, со всем«брошюрным» периодом его творчества.Основной корпус текстов лирических книг 1914-1915 гг.
составлен из стихотворений брошюр, раннихстихотворений, не вошедших в брошюры, и лишь отчасти дополнен новыми стихами.3419Упомянутая В. Ходасевичем в одной из рецензий рецептивная «несуществующаякнига» 35 И. Северянина (более семидесяти стихотворений 1913-1915 гг.) убеждает нас в том,что существенных изменений в творческой манере и творческом мышлении поэта в этотпериод не происходит. Однако сборник «Тост безответный», составленный из стихотворений1915 г., обнаруживает определенную тенденцию северянинского книготворчества.
В книгеснижен градус стилистической яркости стихотворений, экстравагантности образов, которыеприобретают безыскусные жизненные очертания и нарочито бледнеют перед характерносеверянинскими феерическими зарисовками. Бесхитростная поэтическая констатациясиюминутных жизненных переживаний («Поэза счастья», «Поклонница» и мн. др.) зачастуюпреобладает над истинно художественными поэтическими образцами. На фоне общейбледностистихотворенийвглазаначинаютбросатьсястилистическиесбои,«неуравновешенность» северянинской лирики (хотя именно Северянину удается превратитьчасто встречающиеся в его стихах стилистические сбои в поэтику стилистического сбоя):«Все хорошо в тебе! И если ты инкубишь / Невинные уста, инкубность тут нужна… / Люблютебя за то, что ты меня не любишь, / За то, что ты в своей жестокости нежна!..» («Все хорошов тебе…»); «И ты, как рыцарица духа, / Благодаря кому разруха / Дотебной жизни – где-тотам, / Прижмешь свои к моим устам…» («Избегнувшие Петрограда») и мн.
др. Ритмическоеи мелодическое многообразие, гибкость северянинского стиха в «Тосте безответном»сменяется нейтрально традиционным, «разговорным» звучанием («Ах, все мне кажется…»,«Поэза “невтерпеж”» и мн. др.).Можно предположить, что появление таких аморфных по структуре, тематическибледных и стилистически невыверенных книг знаменует в поэтической биографии И.Северянина этапы художественного распутья, когда одна творческая фаза очевиднозавершена, исчерпана, а стимулы и возможности для новых литературных преображений ещене найдены. Сборник «Тост безответный» неожиданно созвучен последней северянинскойрукописной книге «Очаровательные разочарования». Можно утверждать, что поэтики этихсборников идентичны.
Обе книги создавались после ярких творческих периодов в жизнипоэта, всплесков лирических и книготворческих – создание «Громокипящего кубка» и«Классических роз» –и оба говорят о кризисных моментах в творческом движенииСеверянина.См.: «Но все же и позднейших стихов набралось бы из них в общей сложности на целую книгу. И, конечно,только об этой не существующей в виде отдельного издания второй книге Северянина стоит говорить…»(Ходасевич В. Обманутые надежды (1915) // Игорь Северянин. Царственный паяц. С. 509.).3520Пятаяглава«PatrioticaИгоряСеверянина:лирическоепространствопослереволюционных сборников» посвящена гражданской лирике поэта 1915–1923 гг.
36 Вэтотпериодмузу Северянина оживила беспощадная,кровоточащаяисторическаядействительность – военные и революционные катаклизмы, вынужденная эмиграция, чтоознаменовалосьеговозвращениемкпафосу«неравнодушной»,действеннойгражданственности, а также послужило началом своеобразного восхождения поэта к «своей»теме, выстраданной, продуманной, прочувствованной, – теме России. Как известно,симпатизировавший Северянину А. Блок упрекал автора «Громокипящего кубка» именно вотсутствии темы: «Это настоящий, свежий детский талант.
Куда пойдет он, еще нельзясказать; что с ним стрясется: у него нет темы. Храни его Бог»37.Злободневным «роковым минутам» истории И. Северянин отводит целые разделысвоих лирических книг. Это «Монументальные моменты», «Стихи в ненастный день» изсборника «Victoria Regia» (1915), в которых поэт откликается на события Первой мировойвойны, «Пчелы и стрекозы», «Шорохи интуиции» (сб. «Вервэна», 1920, ст. 1918-1919 гг.),«Револьверы революции» (сб. «Миррэлия», 1922, ст.
1916-1917 гг.), «Зачатие Христа» (сб.«Фея Eiole», 1922, ст. 1920-1921 гг.), осмысляющие не только мировую, но и гражданскуювойну в России, две революции, феномен новой свободы и образы новых людей.Несмотря на очевидное присутствие в «военных» стихотворениях Северянина 19141915 гг. эго-мотивов, большинство из них исполнено искреннего гневного пафоса, являетсяживым откликом на кровавые события. Многие стихотворения служат призывом прекратитьбесчеловечную, «кощунственную» войну («Я не сочувствую войне, / Как проявленью грубойсилы. / Страшны досрочные могилы…», «Кощунственно играть в Наполеона» и т.
д.),раскрывают дикость, нелепость и «неуместность» войны. Поэт обращается с «поэзамивозмущения» к самому Вильгельму, ко всей Европе.Правда, зачастую живая увлеченность поэта происходящим оборачивается излишнесмелыми или чересчур «клишированными» ура-патриотическими призывами, которыепридают некоторым «военным» стихотворениям Северянина оттенок одновременно гневной,эмоциональной, но и сухой, «внехудожественной» публицистичности.Вплетение в реалистичные, «публицистические» стихи типично северянинскихобразно-стилистических элементов объясняет неоднозначность трактовок гражданскойлирики поэта.
Излишняя театральность, «салонность», стилистическая выспренность ивызывающий «нарциссизм», пусть даже нарочито эпатажный, нередко превращаютОбразная, эмоциональная и стилистическая «тональность» любовной, «светской», сатирической поэзии И.Северянина в послереволюционные годы не претерпевает особых изменений по сравнению с дореволюционнойлирикой поэта.37Блок А.А. Из дневников и записных книжек // Игорь Северянин глазами современников. С. 49.3621искреннююгражданственностьпоэтагражданскийвазарт,патриотизмв–патриотический театр: «Благословенны ваши домы! / Любовь и мир несу в страну / Я,выгромлявший в небе громы, / Зажегший молнией луну!» («Стихи в ненастный день») и др.Образ России в военных стихотворениях тоже навеян ура-патриотизмом, которыйчасто превращает «живой» образ в образ-ярлык: «Мою страну зовут Россией.
/ Я в нейрожден, ее люблю» («Стихи в ненастный день»), «Карпаты – дело плевое, – / Нам взять их нехитро, / Когда у нас здоровое / Рассейское нутро…» («Переход через Карпаты»).В разделах более поздних сборников, освещающих события Октябрьской революциии Гражданской войны, усиливается ощущение безысходности, потерянности, абсурднойнелепости происходящего. В стихотворениях 1917-1923 гг. начинают преобладать«человеческие»,трагическиеноты,занавес«патриотическоготеатра» закрывается,бравадный «нарциссизм» уходит на второй план. Революционное время, в которое поэтуприходится жить, ассоциируется у него с «бедламом», «Грядущим Хамом» 38, который«окончил свой дальний путь», всеобщим «произволом» («И в выкрашенных кровью лентах /На трон уселся Произвол»), «новью горестной и зыбкой», когда «воскресли Содом иГоморра, / Покаранные в старину».
В такие «глухие», беспощадные к человеку годы поэтхочет быть «вне политики»39, желает «тихого мира», но поневоле оказывается вовлеченнымв водоворот истории.Однако, несмотря на видимое бессилие известного поэта, в мгновенье ставшего«маленьким человеком» (С. Исаков) 40 (в «маленького человека» перевоплощается илирический герой северянинской поэзии), он не теряет веру в действенность своих слов.Наряду с осознанием «ненужности» художников «в трезвый, рабочий, сухой, в искусство неверящий век», Северянин старается «в свою ходить атаку», чувствует в себе силы боротьсяпоэтическим словом с «кощунственной» эпохой.Знаниеиобыгрываниепоэтоммножестваполитическихподробностей,злободневность, «реактивность», иногда публицистический оттенок северянинской лиры вэто время свидетельствуют о том, что, несмотря на «географическую» удаленность,Северянин представлял себя включенным в исторический контекст, осознавал своюпричастность к судьбе родины и, таким образом, отрицал свое изгнанничество.В стихотворении «Газэлла IX» Северянин прямо обращается к создателю образа «Грядущего Хама» Д.Мережковскому.39См., например, стихотворения «По справедливости», «Крашеные» («Вервэна»), «Долой политику!», («ФеяEiole»).40Исаков С.
Игорь Северянин 1918 – 1921 гг. Жизнь и мировосприятие. Литературная позиция. Изменения втворческой манере // Исаков С. Русские в Эстонии (1918 - 1940). Историко-культурные очерки. Тарту: Компу,1996. С. 191.3822Patriotica И. Северянина включает в себя и обращение к русскому культурномунаследию. В эмигрантские годы внимание поэта вновь привлекает образ Пушкина,пушкинский «код» русской литературы, который бывший эго-футурист по-иному начинаетрасшифровывать в своем творчестве. В этом поэтическая судьба «эстонского жителя»,казалось бы, отторгнутого от зарубежной среды, не нашедшего ни человеческих, нилитературных точек соприкосновения с остальной русской диаспорой, перекликается ссудьбами многих его соотечественников, свято чтивших заветы утерянного, но не забытогокультурного прошлого России.Подробно рассмотренный в пятой главе сборник «Соловей» (1923, ст.
1918 г.), где«практически» осваивается пушкинская поэтика, занимает особое место в творческомнаследии Северянина.Сборник может быть оценен как «гибрид» поэмы («Поэмы жизни», представляющейфрагментированный, урегулированный 4-6-ти катренными четырехстопными «ямбами»поток воспоминаний, жизненных эпизодов, впервые в книготворческой биографии поэта неподеленный на «главы»-разделы), «романа в стихах» в духе «Евгения Онегина» илирической книги.
Пушкинские «веяния» отражаются в сознательном обращенииСеверянинакформенеобременительнойроманной«болтовни»,металитературнойакцентированности лирического повествования («В тебя, о тема роковая, / Душа поэтавлюблена: / Уже глава сороковая / Любовно мной закруглена…»), заимствованиюлирической тональности пушкинских дружеских посланий («Евгению Пуни», «Б. Н.Тенишеву»), романтических морских пейзажей («У моря», «К морю»), прямому обращениюк Пушкину и его романному творению («Пушкин», «После “Онегина”»), наконец, впровозглашении «мудрой», «очаровательной бестенциозности» своих стихов: «Я – соловей,и, кроме песен, / Нет пользы от меня иной…» («пушкинское направление» в русскойлитературе).Из-за незапланированной задержки публикации «Соловей» случайно занимает особоеместо на «прямой» творческой и книготворческой эволюции поэта, а именно предвосхищает«Классические розы», самый «классический» северянинский сборник.Шестая глава «”Классические розы” (1931) – книга-«кульминация» и лирическоезавещание поэта» посвящена самой совершенной книге в эмигрантском творчестве И.Северянина, «кульминационной» вехе всей его поэтической биографии – сборнику«Классические розы» (ст.
1922-1930 гг.).Тема России, истинной родины, отчизны (раздел «Чаемый праздник»), и тема второйродины, приютившей поэта Эстонии (раздел «У моря и озер»), являются ключевыми,23опорными темами сборника, освещение которых не исчерпывается противопоставлением:Россия – родина, Эстония – чужбина.Россия представляетcя «царством балагана», страной хаоса, безбожия и одновременносакральным пространством, ассоциируемым с храмом, священной землей, «божьейблагодатью», рисуется «гулящей девицей» и в духе блоковской традиции «впавшей в сонкняжной», которая рано или поздно «очи раскроет свои голубые».