Диссертация (1100522), страница 6
Текст из файла (страница 6)
Точно он попал клочком одежды вколесо машины, и его начало в нее втачивать» (с. 58. Курсив наш. — М. В.).Ведь силой не естественной, а механической и, каку машины, бездушной в 19веке традиционно именовали врага рода человеческого.Человекобожеская идея Раскольникова уподобиться людям, способнымбез всяких сомнений переступать, как Магомет, Наполеон, через тысячичеловеческих жизней или нарушить, как Ликург, Солон, ради своего “новогослова”, прежние общепринятые законы нравственности, вне сомнения,послужила одним из мотивов совершенного этим героем преступления.Доказательством тому служат многократные упреки Раскольникова самомусебе за то, что он после совершенного убийства, в отличие от наполеонов,ликургов, не перестает испытывать душевные страдания и побуждения кдобровольному признанию и покаянию.
В минуты этих упреков герой романасамого себя аттестует вошью и “тварью дрожащей”, «Да, я действительно27вошь\”, — говорит он себе, например, после встречи на улице с мещанином,сказавшим ему “Ты убивец”, — <...> и уж по одному тому, что, во-первых,теперь рассуждаю про то, что я вошь... <...> Потому, потому я окончательнаявошь, — прибавил он, скрежеща зубами, — потому что, <...> и заранеепредчувствовал, что скажу себе это уже после того, как убью!» (с.
211, 209).Как явствует из эпилога романа антихристов, идеал Человекобога все ещедолго будет иметь всласть над сознанием Раскольникова: «... Теперь, уже востроге <...>, он вновь судал и обдумал все причины свои поступки и совсем ненашел их такими глупыми и безобразными, как казались они ему в то роковоевремя прежде. <...> Вот в чем одном он признавал свое преступление: только втом, что не вынес его и сделал явку с повинною» (с. 417).Ивсеже...ПривсейвластиидеиЧеловекабоганадрассудочно-сознательной и интеллектуально-логической стороной личностиРаскольникова другая ее половина, сосредоточившая в себе глубинныйдуховно-душевный и сердечный потенциал этого героя и его способностьвоспринимать жизнь непосредственно, и целостно, эту идею не примет впротивостоянии со стороной первой в конце концов одержит верх.А потенциал этот, действительно, реален и далеко не мал.
«Писатель, —говорит о Раскольникове В. В. Кожинов, — наделил его прекраснымичеловеческими чертами. В его поступках, переживаниях, высказыванияхвыражается истинное благородство, даже рыцарственность духа, глубочайшеебескорыстие, высокое чувство достоинства...»32.«Да как вы, вы такой... могли на это решиться?..» (с. 317) — поражена,услышав признание Родиона Романовича, Соня Мармеладова.
«В еепонимании, — отмечает В. А. Недзвецкий, — “такой” значит естественносострадательный, любящий людей, как уже говорилось, каритативнойлюбовью. А именно в этом, и в самом деле, органичном Раскольникову чувствеи узнала его и сроднилась с ним самоотверженная Соня»33.32Кожинов В. В. «Преступление и наказание» Достоевского // Три шедевра русскойклассики. 2-е изд. М., 1971.
С. 137-138.33Недзвецкий В. А. Статьи о русской литературе ⅩⅨ и ⅩⅩ веков. Нальчик., 2011. С.28Человеку с такой психофизической организацией заглушить голос своейсовести и было заведомо невозможно. И Раскольников в полную мерупринимает страшную самоказнь за содеянное, преследующую его то вкошмарных снах, то упорным видением или поминанием о крови. Уже наследующий после преступления день он переживает «мрачное ощущениемучительного, бесконечного уединения и отчуждения от всех людей». «С ним,— говорит романист, — совершалось что-то совершенно незнакомое и никогданебывалое. Не то, чтоб он понимал, но он ясно ощущал всею силою ощущения,что <...> с чем бы то ни было уже нельзя более обращаться к <...> людям, ибудь это все его родные братья и сестры <...>, то и тогда ему совершеннонезачем свою бы обращаться к ним и даже ни в каком случае жизни; онникогда еще до сей минуты не испытывал подобного странного и ужасногоощущения.
И что всего мучительнее — это было более ощущения, чемсознание,чемпонятие;непосредственноеощущение,мучительнейшееощущение из всех до сих пор пережитых им…» (с. 82. Курсив наш. — М. В.).В другом месте, касаясь этого же ощущения героя, Достоевский скажет:«Ему показалось, что он как будто ножницами отрезал себя ото всех и всего вэту минуту» (с. 90). Данное состояние герой всей душой и телом переживётпри встрече с матерью и сестрой Дуней, когда в ответ на их восторженныйкрик и бросок к нему останется стоять, «как мертвый», «да и руки его неподнялись обнять их: не могли» (с.
156).Раскольникову стали мучительны все проявления любви и нежности кнему со стороны матери и сестры: он чувствует, что ему нет места и в томблагородном плане будущей совместной жизни, который был предложенДмитрием Разумихиным и поддержан Пульхерией Александровной и Дуней. Ион, невольно пугая и заставляя их страдать страхом за него, вынужден проситьих: «Оставьте меня! Оставьте меня одного! <...> Что бы со мной ни было,погибну я или нет, я хочу быть один. Забудьте меня совсем!» (с. 239).366-367.29Есть и еще одна очень веская причина, по которой герой “Преступления инаказания” не станет, несмотря на указанные ранее упреки себя, на делепоследователем идеи о чьем-то праве, встать над христианским убеждением всакральной ценности любого человека как творения Божия, созданного по Егообразу и подобию.Эта причина была зафиксирована таким блестящим исследователем Ф.Достоевского, как М.
М. Бахтин. Имеем в виду его принципиально важноеположение о некорыстности таких центральных героев Достоевского, какинженер Кириллов из «Бесы» и Иван Карамазов из «Братьев Карамазовых». Атакже — и “убивший старуху-процентщицу” Родион Раскольников, которыйтем не менее «абсолютно бескорыстен»34.Это бескорыстие героя “Преступления и наказания” вслед за внешнейцелью его преступления, еще больше отличает внутреннюю моральною. Ибоцель эта не совпадает с испытанием героем самого себя на соответствие илинесоответствие его Человекобогу. Ведь испытание “Тварь ли я дрожащая илиправо имею?” имеет для Раскольникова как раз интерес личный и тем самымкорыстный.
Из этого следует, что при всей значимости указанного испытаниядля решимости Раскольникова на его предприятие главному мотиву этогопредприятия оно далеко не тождественно. Ибо подлинный его мотив имеет вглазах Раскольникова вообще масштаб не личны..., а всечеловеческий. Какбудет специально подчеркнуто героем “Преступления и наказания”, он «целыймесяц всеблагое провидение беспокоил, призывавая в свидетели, что не длясвоей, дескать, плоти и похоти предпринимаю, а имею в виду великолепную иприятную цель» (с. 211. Курсив наш. — М. В.).На сверхличные смысл и назначение его замысла указывает и важнейшееусловие, которым Раскольников оговаривает право необыкновенных личностейперешагнуть через кровь «одного или многих людей — смотря <...> по идее иразмерам ее» (с.
200). Условие это — спасительный результат данной идеи«для всего человечества» (с. 199).34Бахтин М. М. Проблемы поэтики Ф. М. Достоевского. М., 1972. С. 146.30Именно такой идеей считал свой замысел “по совести” убитьстаруху-процентщицу и герой “Преступления и наказания”. Тут он вновьподобен своей сестре Авдотье Романовне с ее огромной душевнойпотребностью “спасти” «образумить и воскресить» (с. 365) ближнего, путь этотближний будет даже таким закоренелым аморалистом, как развратник иубийца Свидригайлов.Но если замысел Раскольникова не равнозначен корыстной самопроверкегероя; какой он человек, обыкновенный или необыкновенный, то какова же егодругая, уже главная цель, необходимая, как он полагает, не для всех людей.Сам автор “Преступления и наказания”, впервые касаясь замысла егогероя, называет его «ужасным, диким и фантастическим вопросом» (с.
39).Словами “он фантастичен”, т.е. «может сделать с собой такое, чего не одинчеловек никогда и не подумает сделать...» характеризует своего сына его матьПульхерия Александровна (с. 166. Курсив наш. — М. В.).Уже эти определения намекают читателям романа о том, что цель,поставленная перед собой Раскольниковым, действительно необычайная. В ееконкретизации мы опираемся на мнение В. А. Недзвецкого, аргументированноев его статье «Ф. М. Достоевский как художник-мессия. Роман как “крестныйпуть”современногочеловека».Согласноэтомуисследователю,«Раскольникову в последнем счете необходимо испытать проверить самуючеловеческую природу, выяснив, органична ли она заветам христианской,морали или нет.
Вопрос о морально-нравственной сущности человеческойприроды и есть та бескорыстная всечеловеческая проблема, ведь “ужас”которой герой “Преступления и наказания” “решился взять на себя”.Закавыченные нами слова Раскольников произносит в подготовительныхматериалах Достоевского к этому роману (см. Т.
7. С. 195). Однако еще болееакцентированное указание на непомерную моральную тяжесть вопроса,возложенного Раскольниковым на свою душу, есть и в окончательном текстепроизведения. Это тот страшный сон о надорвавшемся лошаденке, которуюРаскольников видит в канун своего преступления. «Маленькая, тощая, саврасая31крестьянская клячонка, одна из тех, которые он — часто это видел —надрываются иной раз с высоким каким-нибудь возом дров или сена»,впряжена в совершенно непосильную ей огромную телегу, на которуюусаживаются до десятка взрослых мужиков и баб, и ударам нескольких кнутов,а затем очабли, наконец, и железного лома побуждается везти этот груз“вскачь”. Сначала лошадёнка, не вынесши «ущащенных ударов», и в бессилииначала “лягаться”, но вскоре «она падает на землю, точно ей подсекли всечетыре ноги разом», «тяжело вздыхает и умирает» (с.
46-49).Намного большее, чем у загубленной лошаденки, «страшное бремя» (с. 50),взятое на себя Раскольниковым, побуждает его под впечатлением увиденногосна воскликнуть: «Господи! Ведь я все же не решусь! Я ведь не вытерплю, невытерплю!» (с.











